–Мы делаем это не просто так. Это всё во имя мира, ради юбилея, которого все так ждут. В последнее время ситуация слегка обострилась, так что… Акассея должна быть достроена. Ты должен сделать всё, что угодно, чтобы она была готова к грядущему двадцатипятилетию. Но нас беспокоит некоторое оживление, возникшее за недавние годы в техзоне. К сожалению, закон запрещает нам вмешиваться, так что тебе придётся выполнять кое-какие наши поручения время от времени.
–Это незаконно?– спросил я вдруг. Вопрос слегка озадачил моего собеседника: фарфоровые глазки забегали в стороны, а маленькие ручки вытащили и вновь принялись комкать платок.
–Законы принадлежат тем, кто их устанавливает и создаются для того, чтобы поддерживать порядок и мир. Мы нарушаем их с той же целью.
Ага. Незаконно, значит. Муха на потолке оторвалась от потолка, прокружилась вокруг своего места и села на лампочку.
* * *
Я остановил мопед и поставил ногу на землю.
–Приехали.
Майя сняла шлем и слезла.
–Тут всё совсем так же.
Она забежала внутрь, а я затормозил, ставя мопед на место.
Возле дороги стоял старый заброшенный магазинчик, на котором большими буквами было вывешено: "минимаркет "Придорожный"". Краска облупилась и кусками болталась на стенах.
Внутри совсем ничего не изменилось. Стеллажи, на которых уже давно сгребли все вкусное, стояли вдоль стен. Над кассой висела огромная штука, забитая всяческими сигаретами. За стеклянной витриной лежали пачки жвачки, которая быстро рассыпалась во рту на маленькие кусочки. Я подумал и взял самую обнадеживающую. Майя нашла под ножкой одного из стеллажей ключ и открыла дверь в подсобку.
–Не думаю, что они ещё там,– сказал я, перелезая через прилавок. В ответ сестра молча достала оттуда спортивный зеленый рюкзак.
Ещё когда мы тайком от родителей ездили сюда в 12-14 лет, оставили здесь два рюкзака со всякой всячиной, которой нельзя было найти в магазине.
Прохладный ветер трепал волосы – самое лучшее, что может быть в жаркую августовскую погоду. Я остановился и развел руки в стороны. Мой весёлый крик раздался по всему пейзажу. Майя тоже не стеснялась: мимо меня с горки пронеслось смеющееся в голос существо.
"Вот что значит счастье"– подумал я,– "когда кидаешь все свои взрослые причуды и возвращаешься в детство".
Мы устроились на верхушке соседнего холма, достали еду. Перед нами раскинулась роскошная панорама заросшего зеленью города. Мы не раз облазили окраинные улочки, исследовав всё самое интересное и безопасное на вид. Вот перед нами, далеко внизу, живой когда-то, когда-то великий и знаменитый своими инновациями город. Теперь от него остались только единственно надежные, но все равно не вечные памятники архитектуры. Все густо заросло растениями: могучая природа, вознагражденная за долгие годы терпеливого ожидания, теперь радостно торжествовала.
Город был совсем пустой. Заброшенный. Нам нельзя было туда ходить, потому что после войны он был радиоактивен. Маленькими мы не знали еще, что это значит, и просто думали, что если мама не узнает, то ничего страшного не случится. Солнце садилось, окрашивая в оранжевый контуры крыш, пики и купола.
–Можно я скажу кое-что?– спросила Майя, дожевывая бутерброд,– насчет послезавтра.
Я напрягся, глядя на чай, болтавшийся в крышке термоса.
–Да?
–Я, конечно, уже никогда не смогу узнать наверняка, но, когда я уйду, если разревешься – то братом мне больше не будешь.
–Я и так больше им не буду,– ответил я, наблюдая, как в круже пролетают, освещенные последними лучами солнца, оранжевые облака. Ветер стал немного холоднее.
Ты всегда знала, что я сентиментальнее тебя.
* * *
«Привет, дорогая Майя. Лёжа сегодня перед сном на новом матраце, я долго не мог понять, где в «Войне и мире» были гномы. В голову почему-то постоянно лез один Наполеон. В конце концов про себя я решил звать Юсифа Денисовым, как низкого и полного человека по внешности. Знаешь, я продолжаю изучать особняк; вчера залез на чердак, думаю перетащить туда все ненужные вещи вроде детской кроватки, телефона, компьютера и спутниковой тарелки. Вот не зря говорят, что если кухня – сердце дома, то чердак – это его душа. Столько хлама из прошлого, копаться в котором просто безумное удовольствие. Представляешь, там есть самоучитель на гитаре, рояле и пианино! А ещё энциклопедии истории культуры народов довоенного времени и… внимание…. Все три тома «Войны и мира»! Помимо кучи мешков, набитых старой и не совсем старой одеждой для разных возрастов и полов, детскими игрушками и коробками книг я нашёл искусственную елку ростом с меня и залежи гирлянд и елочных шариков. Плюнув на всё, я обложился своими находками, обвешался ёлочными игрушками и уселся под ёлку читать Толстого и ностальгировать о наших старых семейных праздниках. Просидел так, пока не проснулся от того, что сильно замёрз. Ты, наверное, сейчас закатываешь глаза, потому что я опять вдался в эти же сопли. Когда ходишь по дому и понимаешь, что у него своя жизнь, возникает такое странное чувство….
*Пауза*
Люблю тебя»
* * *
Шёл жуткий ливень, они очень зачастили в последнее время. Беспощадный ледяной ветер – чертово штормовое предупреждение – залезал под плащ и трепал его со всей сверхъестественной ветряной дурью. Ботинки увязали в грязи: с каждым шагом она жадно впивалась своими кариесными зубами в ноги, и слышался громкий плотоядный чавк. Деревья качались из стороны в сторону, невидимые за серой стеной непрерывно льющейся с неба воды, со стороны слышался скрип чего-то огромного и, видимо, не такого уж несокрушимого. Вода стекала с капюшона на придерживающую его руку, на нос и подбородок.
Я подбежал к калитке и постучал в мокрую шершавую поверхность, сбитую из неровных досок.
–Эй! – вода заливалась в рот.– Открывай!
Ответа не последовало. Естественно, в такой-то шторм. Я забарабанил яростнее.
–Просыпаемся! Начальство привалило!
Я ещё раза два пнул деревяшки, когда с другой стороны послышалось ответное грязевое чавканье. Щеколда отодвинулась, обиженная калитка, скрипя, отпрянула, и я увидел низкого человека в синем полиэтиленовом плаще. По складкам ручьями тек дождь, превращаясь в водопады и озера. Из-под капюшона плаща выглядывал широкий картофелевидный нос, с которого, как из крана, капала вода. Его обладатель оглядел меня.
–Ты кто?– последовал вопрос из-под носа.
–Я проектировщик. Так и будешь меня здесь держать?– заорал я сквозь шум дождя. В отличии от меня, мой собеседник говорил, не утруждаясь, но его слова отчетливо звучали в моих ушах. Майя как-то говорила, что у меня слишком невыделяющийся голос, который очень быстро теряется, и от этого люди не всегда воспринимают несомую им информацию. Её слушали всегда, как бы громко или тихо она ни говорила.
–Ну и что, что ты проектировщик?– из-под плаща высунулась рука и стерла рукой с носа огромные капли. Честно сказать, движение это было совершенно бесполезное.– Я, может быть, парикмахер.
–Разберемся. Всех парикмахеров со стройки удалим. Пустишь меня или нет?
Мужчина-нос меня пустил. Продолжая кутаться в куртку, я последовал за ним. Насколько было видно сквозь ливень , приостановленная стройка заступорилась на самой важной части – верхнем этаже. Досадно.
Внутри, однако, Акассея оказалась лучше, чем я ожидал. Не настолько хорошо, как следовало бы, но работа по реставрации была произведена колоссальная. Главный холл простирался по полумраку, расплываясь на дальнем конце. Арки, колонны, плитка и прочая роскошь жизни резко контрастировали с обогревателем, подключенным в уголке к торчащему неизвестно откуда тройнику и с таким чудом техники, как кипятильник. Масляная лампа тихо и мирно горела себе на полу рядом с группой мужчин, греющих руки и поедающими что-то быстрого приготовления. Маленький островок обыденности, клочок картинки, вырезанный из цветной газеты и приклеенный на страницу архитектурного журнала. Я расстегнул плащ и, надеюсь, впечатляюще откинул капюшон. Начальству все-таки, надо выглядеть подобающе.
–Ну,– я ещё раз окинул широким взглядом помещение,– в чем проблемы?
Один из мужчин поставил на пол коробочку с едой, вытер руки о свою куртку и встал рядом с моим провожатым.
–Ты кто?
Да, не так я ожидал душераздирающую встречу с начальством. Хотя, чего ещё стоило ждать от тех, кто даже в живую меня толком не видел? Я вздохнул, залез в сумку и достал удостоверение:
–Алекс Бэй, ведущий проектировщик данного здания. Мне сказали, что у вас проблемы. Итак?
Мужчина вытер усы, шмыгнул носом и вновь осмотрел меня пристальным взглядом. Я чувствовал, как по спине течёт Ниагара.
–И они не нашли никого старше, чтобы решить наши проблемы?
Он усмехнулся, я нахмурился. Почему все так яро не воспринимают меня всерьёз?! Я открыл было рот что-то сказать, но сидящий у обогревателя человек махнул мне рукой.
–Ааа какой сурьёзный маладой челавек! Иди садись суда.
Мужчина с усами протянул мне большую волосатую руку:
–Петр.
Я кивнул и пожал руку.
Вопреки всем моим опасениям, ожиданиям и сопротивлениям, меня посадили на деревянный ящик с гремящим содержимым и выдали старую железную кружку с чем-то тёплым, но подозрительным внутри. Я сел аккуратно, стараясь не порвать джинсы о торчащие гвозди. Я кое-как выжал волосы. Мужчина, позвавший меня, коротко сказал что-то на другом языке, похожим на армянский, и все разом захохотали. Смеялись явно надо мной. Да что они меня, за шута, что ли, держат? Я хотел было встать, но на плечо мне опустилась тяжелая рука.
–Не торопись, малыш. Ливень. Успеешь ещё.
–Что вы имеете ввиду? Извините, но мне надо скоро идти. Я пришёл, чтобы исправить проблему.
Кто-то снова хихикнул, а Петр ничего не сказал. Голоса запрягали по холлу, вскоре потонув в пространстве. Я встал.
–Показывайте мне, что у вас случилось.
Тишина. Все смотрели в сторону. Не в одну, а в разные. Смотрели и молчали. Меня это сильно разозлило. Словно поминки мне какие устраивают, честное слово.
–Кто-нибудь отведет меня показать, в чем проблема?
Безошибочно приняв усатого Петра за старшего, я смотрел на него. Тот кашлянул в руку, почесал усы и посмотрел куда-то мне за спину.
–Ванька, отведи начальство, куда оно просит.
Я обернулся. Из угла, что был за моей спиной, вышел мальчишка лет двенадцати в большой для него черной куртке с отсвечивающими наклейками на рукавах. Он подшлепал ко мне в своих кроссовках на высокой подошве и потянул меня за рукав.
–Пойдем.
Я помедлил, подозрительно оглядел присутствующих, затем поставил кружку на ящик и последовал за парнем.
Мальчишка вел, как не странно, вверх, к самой крыше. Мы поднимались по лестнице, а я почему-то смотрел на эти отсвечивающие полосы на рукавах его куртки. Она выглядела на удивление новой и катастрофически большой для хозяина. А вообще, откуда на стройке Акассеи мальчишка? Неужели он один из работников?
Почему-то мне стало стыдно. Так стыдно, будто я виноват в проблемах всех сирот мира. Мальчишка держал в руке большой карманный фонарь, работающий на дешевых батарейках. Я шел сзади. В конце концов я решился завести разговор:
–Тебя как зовут?
Мальчишка обернулся, посмотрел на меня и сказал:
–Ванька.
Я готов был закрыться капюшоном. Точно, блин, говорили же. Стыдно стало ещё больше.
–Расскажи мне о вашей проблеме. Что случилось?
Мальчишка посмотрел на меня своими большими, светящимися в темноте глазами.
–Нельзя достроить верх.
–Почему?
–Мы думали, нам объяснит начальство. А, начальник?
Дальше с расспросами я решил повременить. Почему-то этот дерзкий мальчишка вызывал у меня ощущение жуткой неловкости, словно я был первоклашкой, случайно заблудившийся среди выпускников. Он же, напротив, не выказывал ни намека на стеснение, насмешливо подковыривая меня каждой фразой и светя при обращении прямо в лицо. К несчастью у меня начала болеть голова, совершенно некстати. Мы продолжали подниматься по кирпичной крутой лестнице, пока вверху над нами не выросла деревянная загородка из строительных досок. Ванька остановился и надел на голову капюшон.
-Не соизволите ли надеть ваш плащ, гражданин начальник – на улице слегка ветрено!
Подождав меня полминуты, он передал мне фонарь и двумя руками вытолкнул перегородку наверх.
Бушующий ветер чуть не снес мой капюшон. Непогода пробралась на верхний этаж Акассеи через мотающуюся из стороны в сторону пленку, закрывающую дыру в крыше. Луч фонаря прорезал сырой и холодный сумрак, вырывая из него куски барельефов, строительные приспособления и голые куски каркаса, протекающие небо. Мальчишка направился куда-то в сторону, к несущей стене здания. Я поторопился за мигающими в темноте отражающими полосками. Ветер трепал плащ, пришлось придерживать капюшон рукой.
Проблема была.. Я не понял, в чем заключалась проблема, смотря за тем, как мальчишка берёт в руки кусок железного стержня.
-Посвятите сюда!
Не успел я опомниться, как малец замахнулся и со всего размаху вдарил стержнем по куску стены. Раздался громкий, отчетливый металлический кланг, прорезавший завывание бушующего ветра, шум ливня и истерику мечущейся пленки. От стены откололся и, раскрошившись, просыпался толстый кусок штукатурки. Под ней оказался железный лист. Дырка была огромной, видно было, что данный эксперимент проводили далеко не один раз. Но факт стал ребром: по не понятной никому причине сердцевина несущей стены была сделана из железа. Голова загудела сильнее, из-за простуды ли или проблем, а, может, из-за всего сразу.
-Что это значит?– зачем-то спросил я, не переставая лазить лучом фонарика по стене. Мальчишка пожал плечами.
-Тебе лучше знать.
Я поежился от жуткого ветра и сырости. Что делать с железной стеной посередине реставрируемого здания? Я хотел пронизать её укрепленными стержнями. Я хотел провести через неё кабель связи. Я хотел… А к черту теперь все, что я хотел.
-Вы пробовали вскрыть её?
Чтобы получше рассмотреть, я присел перед дыркой на корточки. Прикасаться к ледяной поверхности хотелось в последнюю очередь, но я забрал у мальчишки шест и аккуратно постучал. Звук был сомнительным. Бросив опасливый взгляд на мальчишку, я рискнул и переключил зрение.
Внутри стены снизу вверх шел толстый кабель. Я поднял голову. Он тянулся к самой крыше, заканчиваясь у края обвалившейся части. И на самом его конце мигал подозрительный огонёк. Я вскочил на ноги и без объяснений направился обратно. Кабель тянулся ниже и ниже, вдоль осевой спиральной лестницы, по которой я несся, от любопытства перескакивая через две-три ступеньки. Сзади слышался шум спешащего за мной мальчишки. У самой последней ступеньки кабель уходил в пол. Я видел его продолжение подо мной своим левым глазом. Я сел на корточки и огляделся в поисках пути вниз. Ориентироваться в здании, которое сам проектируешь, без чертежей было гораздо сложнее. Скрипя кроссовками, ко мне подбежал Ванька.
-Как спуститься вниз?– спросил я.
В подвале произошла та же история: казалось, кабель шёл сквозь планету, словно леска в бусине. Я стал перед его корнем, зачем-то светя себе под ноги. Мальчишка стоял в стороне, едва ли понимая, зачем я пялюсь в голую стену. Я, конечно, был сильным тормозом, но даже я знал, что ниже подвала в здании ничего не было. Вздохнув, я принялся расхаживать по периметру, просматривая пол своим волновым зрением. Материал плохо пропускал сигнал. С грустью я подумал о том, что придется ещё пробираться до дома.
Минута седьмая поисков увенчалась успехом: в углу возле стены в полу оказалось отверстие, прикрытое сверху мелкой сеткой. Издав полурадостный возглас, я принялся отковыривать её, но вскоре понял, что это не так-то просто. Я содрал себе почти все пальцы, чтобы сделать небольшую дырку. С грустью оглядев свою работу, я вздохнул и обратился к мальчишке: