Эви живет в доме «Парсонс» четыре года. Может, ей плевать, оглохнет она или нет.
Моя ночь здесь сегодня будет седьмой по счету. В этих стенах мир словно ускользает и меняет форму. Я смотрела, как умирает мать. И несмотря на то, что я видела, как ее гроб опускают в землю, я все еще жду, что она войдет в дверь и скажет: «Рейчел, собирай вещи, мы уезжаем. И почему ты до сих пор не сдала все экзамены?»
Переворачиваю страницу учебника по математике. «Клэйборн Преп», куда я собираюсь на следующий год, не примет табель успеваемости с кучей долгов. Я пропустила все итоговые экзамены в ту неделю, когда умерла мама. Мне позволили сдать их в течение летней сессии. И теперь мне не отделаться от домашки, и этой комнаты, и кружащейся головы. Пытаюсь еще раз разобраться с уравнением на странице. А затем слышу автомобильный гудок за окном.
Бросив карандаш, выбегаю из комнаты. Ступеньки лестницы покрыты коричневым ковролином, которому не удается скрыть грязь многих тысяч ног, прошедших здесь за несколько десятков лет.
Знакомая синяя развалюха припаркована у тротуара. Как только я выхожу, Хейз выбирается с водительского места. Я сажусь на грязном крыльце, а он садится рядом. Хейз обнимает своей татуированной рукой мои колени и опускает подбородок на бицепс.
– Добрый вечер, – говорит он.
– Привет.
– Ты не позвонила мне после. Я хотел услышать, как все прошло.
– Мой телефон перестал работать. – А если бы и нет, я все равно бы не знала, что сказать.
– Он тебе понравился? – глядит на меня искоса.
Я пожимаю плечами.
«Он мне всегда нравился».
– Было сложно. Мы оба были в ужасе.
– Чего ему бояться? Кроме меня.
– Хейз, – предупреждаю я. Мы дружим с тех пор, как во втором классе я врезала Адаму Льюису по заднице, чтобы тот оставил Хейза в покое. Хейз был моим верным другом все это время, хотя ему давно не нужна защита. Адамы Льюисы всего мира не захотят встревать в конфликт с девятнадцатилетней версией Хейза.
Теперь из нас я единственная, кто получает защиту. Когда мать госпитализировали, Хейз сидел рядом со мной. Пока с одной стороны я сжимала ее руку, с другой он сжимал мою. Вместе мы наблюдали, как ее тело проваливается все глубже в болезнь, с новыми трубками каждый день и шипящим вентилятором под конец. В течение трехнедельного испытания он возил меня в больницу и обратно домой. Когда я была слишком уставшей и слишком напуганной, чтобы оставаться одна, он ночевал на диване и пропускал школу.
Теперь Хейзу тоже приходится посещать летнюю школу, что, по сути, моя вина.
И в тот момент, когда конец настал, когда я сидела, как онемевшая, в его машине перед похоронами, он обнял меня и впервые поцеловал. Даже сейчас это странное чувство здесь, на этом грязном крыльце между нами, что-то непонятное, что-то изменилось. Хейз никогда не упускал случая обнять меня за плечи или подбадривающе похлопать по спине. Но теперь я ощущаю какой-то жар, исходящий от него, всегда, когда я рядом.
Прямо сейчас осознаю, что кончики его пальцев касаются моих голых коленей.
– Не понимаю, с чего папуля решил, что он может помочь, – говорит Хейз. – Этот человек опоздал лет на семнадцать.
«Я знаю!» – Злая Рейчел втайне соглашается. Конечно, я зла на Фредерика. Тем не менее Хейз не должен заставлять меня оправдываться за мое решение встретиться с ним.
Слежу, как пальцы Хейза нежно касаются моей коленной чашечки. В этом прикосновении проскальзывает любовь, которую я с трудом готова принять. Но еще в нем проскальзывает надежда. Я сжимаю его пальцы в своей руке, чтобы занять их чем-то. Затем меняю тему:
– Есть новости от Микки-Мауса? – Хейз ищет работу во всех тематических парках, надеясь приступить, когда мы наконец все сдадим.
– Пока нет. Мне интересно, как думаешь, какая там самая ужасная работа?
– Микки приучен к горшку? А Гуфи?
Усмешка появляется на его лице.
– Знаешь, у заключенных есть специальный код для подобной мерзости. «Код V» для блевотины. Они убираются «пыльцой фей», которая на самом деле опилки, перемешанные с углем.
– Гадость. Не стой под аттракционом «Космическая гора».
– Да уж. Рейчел, твой комендантский час через пару минут.
– Верно.
– Мы можем погулять завтра после школы.
Я качаю головой.
– Фредерик придет увидеться еще раз. – Его имя звучит забавно, когда я его произношу. Формально. Но я не могу называть его «своим отцом» вслух, когда, насколько я знаю, он никогда не называл меня своей дочерью.
У Хейза вытягивается лицо.
– Зачем, Рей? Тебе не нужна вся его чушь. Что бы сказала твоя мама?
Хейз и мать всегда удивительно хорошо ладили – даже после того, как Хейз перестал быть милым младшеклассником, набил татуировки и остался на второй год.
«Просто это Хейз. – Она вздыхала, узнавая последние новости обо всем, что он натворил. – Он через многое прошел».
Для меня Дженни Кресс была воинственным надзирателем, но Хейз был ее слабым местом. Это одна из вечных загадок моей жизни.
– Дженни сказала бы, что этот человек никто для тебя, – настаивает Хейз.
Я опускаю глаза на трещины бетонной дороги. Правда в том, что именно это мама постоянно и говорила. До той самой ночи, когда все изменилось.
– Это была ее идея, – говорю я медленно.
– Какая?
Мой желудок уже сводит. Я все еще не готова к тому, чтобы думать о последней неделе маминой жизни. Чтобы преодолеть каждый новый день, приходится забыть о тех безумных часах, когда врач всячески пытался продлить ее жизнь, а медсестры – коллеги мамы – приходили и уходили с обеспокоенными лицами.
– Той ночью, когда ты вышел купить молочные коктейли, потому что она сказала, что хочет перекусить. – Одно лишь воспоминание о ее больничной палате затягивает меня обратно на глубину того страха, в котором я барахталась. – Ни с того ни с сего она сказала: «Мы должны позвонить твоему отцу».
Тогда я пыталась отмахнуться от этой идеи. «Сейчас не время», – сказала я.
Но она ответила: «Мы уже упустили время». А затем она вздохнула, грустно, как никогда.
Это был тот самый момент, когда я осознала, как все на самом деле плохо. Каким-то образом я умудрялась оставаться позитивной до того дня, хотя никогда раньше не видела ее настолько больной. Несмотря на то, что она постоянно спала, а ее кожа была словно горячая бумага. Несмотря на то, что Ханна, соцработница, стала регулярно заглядывать к матери в гости.
До того момента я могла притворяться. А потом она выдала: «Мы должны позвонить твоему отцу». Это было самое страшное, что она когда-либо говорила.
– Мы не станем ему звонить, – снова возразила я, чувствуя, что меня вот-вот может стошнить.
– Звонить кому? – спросила Ханна, показавшаяся в дверях.
Так все и было.
– Ну, дерьмово, – произносит Хейз удивленным голосом. Он берет меня за запястье и нежно поднимает на ноги. – Но это не значит, что это хорошая идея. Что, эм, случилось между ними?
– Без понятия. Кроме очевидного. – Моя шея горит от намека на секс.
Однако Хейз лишь улыбается.
– Об этом я и так догадался. Думаешь, это была интрижка? Или они были парой?
Все, что я могу, – это покачать головой.
– Сколько бы я ни задавала вопросов, она говорила, что не знает его достаточно хорошо. Что он чужой человек.
Хотя я никогда до конца этому не верила. Мама, казалось, злилась на него так, как чужой человек не заслуживает. Или я принимала желаемое за действительное?
Мне ненавистна идея, что я – результат интрижки на одну ночь. Случайный ребенок.
Та ужасная ночь, когда мать сказала Ханне позвонить ему, возможно, была лазейкой – редким шансом задать вопросы. Но я этого не сделала. Боялась сорвать печать, что мой самый страшный кошмар станет явью.
Но он стал. Последними словами матери были: «Все хорошо, Рейчел».
Хейз поднимает руку, чтобы погладить меня по спине так, что меня это очень напрягает.
– Рей, ты не обязана встречаться с этим человеком снова, если не хочешь.
– Я знаю.
– Мы собирались заехать к тебе домой завтра, взять нужные вещи.
Есть кое-что еще, чего я боюсь.
– Это подождет.
– Хорошо, – шепчет он, его взгляд смягчается. Так что я знаю, чего ожидать. Он заключает мое лицо в свои руки, его дыхание замирает. Медленно Хейз склоняет подбородок ко мне, наши губы соприкасаются. Я чересчур ясно ощущаю его ладони на своих щеках, его дыхание на моем лице и его тихий поцелуй.
Я отстраняюсь как только могу быстро, чтобы только не показаться невежливой.
– Увидимся утром, – говорит он. Затем разворачивается и спешит к машине.
Глава 2
Первая минута дня всегда самая сложная.
Когда я открываю глаза, потрескавшаяся штукатурка на потолке обычно служит первой подсказкой. И если тут меня не ударяет током осознания, что все не было ночным кошмаром, то серый свет, проникающий сквозь мерзкие занавески, справляется с этим на ура. Или гнусавый голос сестры Мэри Рут, доносящийся из коридора.
Матери больше нет, и она никогда не вернется.
Все внутри снова переворачивается, и сдавившее живот нездоровое чувство не отпускает, даже если мне удается попасть в душ без очереди. Даже если Эви не распихивает всех в коридоре. Даже если никто не стаскивает мой тост до того, как он зажарился, боль по-прежнему здесь.
До того как начались мои мучения, я и не догадывалась, что подобное место существует. Даже летняя школа казалась чем-то выдуманным, потому что я не знала никого, кто бы ходил на уроки летом, кроме как на уроки вождения.
Словно адская, параллельная вселенная появилась в тот день, когда умерла мама, и я оказалась в ловушке. С неистово колотящимся сердцем я умываюсь и одеваюсь так быстро, как могу.
– Доброе утро, дорогая, – говорит дежурная монахиня, когда я протискиваюсь в кухню. Она протягивает мне крошечный стакан апельсинового сока, которым она одаривает всех, точно жидким золотом.
– Спасибо, – шепчу я, выпивая его одним глотком. Затем подхватываю свой рюкзак и бегу на улицу, где на обочине лениво примостился старый синий автомобиль.
Какое же сладкое облегчение – опуститься на пассажирское сиденье рядом с Хейзом. Он не тратит время на пустую болтовню. Он не говорит «доброе утро» и не спрашивает, как я спала. Лишь наклоняется, обнимая меня. Я опускаю подбородок на его плечо и медленно, устало выдыхаю.
– Ровно месяц, – шепчет он, намекая на мой скорый день рождения. Я шмыгаю носом, чтобы отогнать угрожающие выступить слезы. Месяц – это вечность. Пока я одолела лишь восемь дней. – Что случится, если ты просто не вернешься туда? – Он садится обратно, изучая меня своими темными глазами.
– Социальный работник придет меня искать. И в любом случае найдет в школе.
– Не дай бог ты пошлешь все к чертям, – говорит Хейз, заводя мотор.
Я не пытаюсь объяснить, потому что Хейз уже все знает. Мне нужны хорошие оценки, иначе я не смогу перевестись в Клэйборнскую подготовительную академию в сентябре. А перспектива обучения в частной школе – это единственное в моей жизни, что не развалилось в день, когда мать попала в больницу.
А еще Хейз. Спасибо богу за Хейза.
Он закрывает тему, включая радио. Голос Сэма Смита звучит из динамиков, наполняя машину мелодией чужой сердечной боли.
* * *
Позже тем же утром я занимаюсь в школьном медиацентре, когда необычное письмо приходит на мой имейл. Имя отправителя мне незнакомо. Однако в строке темы указано: «Добро пожаловать в Клэйборн».
«Дорогая Рейчел,
Привет. Могу поспорить, последнее, что тебе сейчас нужно, – это письмо от незнакомца, напоминающее, что занятия начинаются через семь недель. Однако тебя ждут еще три таких.
Прости. Просто следую указаниям.
Я Джейк, только что окончил предвыпускной класс в «Клэйборн Преп». Поздравляю с зачислением, и все такое. В Клэйборне классно, и я говорю это не потому, что ты уже внесла депозит. Это и правда замечательное место. Я поддался массовому помешательству, поэтому, видимо, именно меня попросили написать это письмо.
Каждый новый студент получает четыре письма от «контактного ровесника», и мне дали твое имя. Мой адрес – talknerdytome[1]@ClaibornePrep.edu, но тебе дадут нормальный с собственным именем вроде Rachel.Kress@ClaibornePrep.edu. Легко найти друзей на сервере, если ты заучка, как я, и подобные вещи тебя веселят.
Так что да. Веселье в частной школе! Знаю ли я, как развлекаться?:) Когда садился писать это письмо, подумывал передать задание, как крутой чувак. Четвертый абзац, и я уже заклеймил себя лузером.
Не важно.
Что мне о тебе рассказали: твое имя, домашний адрес, прежнюю школу и год обучения. Орландо во Флориде? Странно жить рядом с «Дисней Уорлдом»? Все еще туда ходишь или предпочла бы взорвать его к чертям? Бывал там пару раз с семьей, как и любой другой ребенок в Америке. И я был тем самым ребенком, которого тошнило после катания на аттракционе «Чайные чашки».
Правда, правда. В свою защиту могу сказать, была высокая влажность, потому что мы ездили в августе, чтобы сэкономить. Я виню во всем жару и сладкий лимонад. Семья вечно подшучивает по этому поводу. Прошло десять лет, а я до сих пор слышу: «Помните, как Джейка стошнило в «Дисней Уорлде»?»
Так что, если ты из Флориды, придется купить теплую одежду. И ботинки. Не забудь о них. Тут не всегда мягкий снег и радуги. Погода в Нью-Гэмпшире щедра на слякоть и лед. И весну приходится ждать вечно. В марте и апреле постоянная грязь и голые деревья, а парочка снежных сугробов отказывается таять.
Уже завлек тебя, не так ли? «Клэйборн Преп: мир фу-погоды и нереально длинных кроватей». За пятьдесят тысяч баксов в год это все станет твоим. Присоединяйся.
Пожалуйста, не стесняйся задавать мне любые вопросы относительно того, что взять с собой или как записаться на курсы. Совет: они не шутят о супердлинных простынях. Обычного размера вечно выскальзывают из уголков. Так что не помешает поискать их в каталоге. А если выберешь странный цвет или рисунок, то не спутаешь, если кто-то возьмет твои вещи из сушилки в прачечной. На моих снеговики. (Спасибо маме.)
Не стесняйся писать по любому поводу.
Джейк Уиллис».
Читая письмо Джейка, я словно окунаюсь в другую реальность на несколько минут. Я смеюсь вслух, когда дохожу до части о «Чайных чашках».
Тот факт, что осенью я оправляюсь в «Клэйборн», кажется абсолютно сюрреалистичным.
Я начала упрашивать маму отправить меня туда еще в средних классах. Глядя на их веб-сайт, я влюбилась в колокольную башню и покрытые плющом кирпичи. Все это выглядело как в фильме. Мне хотелось пинать горы настоящих осенних листьев (у нас таких во Флориде не бывает) и толкаться среди серьезных студентов, каких я представляла в частных школах.
Мать была непреклонна.
– Мы не можем себе это позволить, – сказала она первые десять раз, когда я упоминала о школе. – Там учатся снобы.
– А если я получу стипендию? – продолжала я. Именно так моя мама смогла себе позволить свой первый год там.
«Или ты попросишь денег у отца?»
Несмотря на то что я не озвучивала этот вопрос, он всегда повисал между нами в воздухе.
Мы спорили на эту тему миллион раз. Обе притворялись, что деньги – большое препятствие. Однако не только они. Когда мать была моего возраста, она тоже училась в «Клэйборн Преп». Она выросла в Клэйборне, в Нью-Гэмпшире.
И там она забеременела мной.
Мама никогда особо не рассказывала о времени, проведенном в Клэйборне. И точно не об отце. Но я знала, ей ненавистна идея, что ее маленькая дочурка поедет так далеко. Она не хотела, чтобы мои подростковые годы закончились, как ее. Со слишком большой свободой, а затем с ребенком.
Однако я не сдавалась. Продолжала упрашивать. Год в подготовительной школе будет огромным преимуществом для поступления в колледж, и маме это было очень важно.