– У тебя ведь есть ключи?
Я достаю их, затем смотрю на маленький зеленый дом, который моя мама называла «чуть лучше, чем трейлер». Окна и двери наглухо заперты, словно могила. Рекламные листовки валяются на веранде, а почтовый ящик оклеен желтым скотчем.
У меня начинает саднить горло. Остатки моей жизни ждут внутри. На двух крючках в кухне по-прежнему висят наши любимые кружки. Я могу перейти улицу и зайти внутрь. Но я буду ждать знакомый голос, который раздастся из кухни: «Привет, детка».
А он не раздастся.
– Давай не пойдем плавать, – шепчу я, отворачиваясь от окна. – Я не хочу.
Взгляд Хейза смягчается. Он протягивает руку и кладет мне на плечо.
– Иди сюда.
Позволяю притянуть меня к себе. Утыкаюсь носом в его горячую шею, и он гладит меня по спине. Я приникаю к нему, его твердая осанка поддерживает меня, прячет меня от всего, что идет неправильно.
Хейз целует меня в висок.
– Хочешь, я зайду и возьму твой купальник?
– Хорошо, я не смогу это сделать.
Он берет ключи из моей руки.
– Где он?
Я сажусь прямо.
– Верхний ящик комода.
– Скоро буду.
* * *
Бассейн в «Шератоне» просто огромный, и я заскакиваю в один из туалетов, чтобы переодеться. Хейз притащил мне бикини. Конечно, что еще он мог выбрать.
– Номер 305. – Хейз машет ключом-карточкой перед скучающим парнем, который протягивает нам два полотенца.
– Так-то лучше, – говорит Хейз, бросая полотенца и карточку на лежак. Я кладу свои вещи под стоящий рядом стул и иду за ним к бассейну. Мы оба прыгаем, быстро выныриваем из воды, улыбаясь друг другу.
– Ладно, – соглашаюсь я. – Это была хорошая идея. – Рядом плавает футбольный мяч марки Nerf. Я беру его, а затем смотрю по сторонам в поисках владельца. Никто, кажется, его не ищет. – Хейз, играем.
На целый час я забываю обо всем, кроме игры в воде. В моем поле зрения лишь центр бассейна, где четыре бетонных льва плюются струями воды. Меня всегда интересовало это дизайнерское решение. Львы не плюются. Когда Хейз подбирается близко к одному из них, я подталкиваю его в плечо в самый подходящий момент. Он получает по полной.
– Ты! – смеется он, брызгая на меня.
– Просто лев плюнул.
Он отвечает тем, что ныряет под воду и хватает меня за пятки, так что я теряю равновесие.
Он выныривает, кружа меня в своих объятиях. Стряхивает воду с волос, точно пес, пока я не засмеюсь.
– На кого теперь плюет лев? Хм?
– Нет! – Я визжу, когда он заталкивает меня сначала под одного, потом под другого льва.
Затем он целует меня в губы, и это серьезный поцелуй. Он прижимает меня к своей груди, а его руки обхватывают меня сзади. Я чувствую себя пойманной, и мне это не нравится.
Потрясенная, я отстраняюсь осторожно, как только могу.
– Не хочу, чтобы на нас таращились, – говорю, оправдываясь.
Он выдыхает.
– Мне все равно.
Мы сидим на шезлонгах, обсыхаем, когда Хейз прочищает горло.
– Я хочу спросить кое-что.
– Хм? – Мое внимание по-прежнему приковано к учебнику по математике.
Хейз кладет руку мне на колено.
– Рейчел, посмотри на меня.
Я смотрю в его задумчивые глаза.
– Что?
Он многозначительно сжимает мою коленку.
– Когда тебе исполнится восемнадцать, я хочу, чтобы ты приехала и осталась у меня.
Моргаю.
– Осталась… где?
– Со мной. Пока не придет время ехать в школу.
Я пытаюсь это представить. Хейз живет в крошечном доме с пьющей матерью. Где они вообще меня разместят? На диване, на котором целыми днями сидит его мать?
Взгляд Хейза пронзительный, а его большой палец барабанит по моему колену.
Нет – в его планах вовсе не ночлег на диване.
– Хейз, не уверена, что готова к этому.
– Ты можешь делать что хочешь, – шепчет он.
Теперь эта мысль меня пугает.
– Всего пара недель до того, как ты уедешь в Нью-Гэмпшир. – Он перемещается со своего шезлонга на край моего. – Пожалуйста. – Берет мою руку и сжимает в своих.
Секунду мы просто смотрим друг на друга. Ничего в моей жизни не будет, как прежде. Однако Хейз все еще здесь, держит меня за руку.
– Я подумаю, – шепчу я. И честно это сделаю.
И на несколько ударов сердца я застреваю в свете внимания, которое он на мне сфокусировал. Вокруг его глаз собираются морщинки, будто он вот-вот улыбнется.
Но вместо этого он наклоняется и снова меня целует.
* * *
Когда я забираюсь в свою продавленную кровать в доме «Парсонс» субботним вечером, мне сложно уснуть. Мои мысли словно поезда на аттракционе «Астро Орбитер» в «Волшебном Королевстве» «Дисней Уорлда» – скачут слишком быстро, не позволяя мне расслабиться. Мама, Фредерик, Хейз и мой маленький зеленый дом ходят хороводом, заставляя размышлять о них.
А завтра экзамен по математике.
На другом конце комнаты Эви начинает храпеть, поэтому я вытаскиваю старые наушники из-под подушки и запихиваю в уши. Включая случайный выбор трека, включаю плей-лист.
Я всегда любила момент предвкушения перед тем, как песня начинает играть, – то мгновение тишины, полное ожиданий. Есть какая-то сверхинтимность в том, когда ты запускаешь песню прямо к себе в голову. Иногда я даже слышу, как вокалист набирает воздух перед первой нотой. Эффект, словно находишься с ним в одной комнате.
С закрытыми глазами я жду. И когда слышится первый аккорд через эти прекрасные беспроводные штуки прямо в моих ушах, я даже не удивлена, что это одна из песен Фредерика. Я заслушала эту песню до дыр еще в пятом классе. Вступление «Дикого города» для меня естественно как воздух.
Затем звучит его голос, грустный и низкий:
Музыка всегда была моей единственной связующей нитью с ним. И в этом он никогда меня не подводил. Я нажимаю Play – и отец появляется каждый раз.
А теперь? Не знаю, что будет. Лишь то, что, если Фредерик не приедет за мной завтра после школы, этот припев никогда не будет звучать по-прежнему.
Глава 6
В понедельник я успешно сдаю экзамен по математике. Облегчение от этого длится всего пятнадцать минут. Потом я выхожу на улицу, чтобы увидеть, правда ли приехал Фредерик, как обещал.
Думаю, я всегда буду задаваться этим вопросом – даже если Фредерик останется в моей жизни после того, как я уеду из Флориды. Маленькая часть меня всегда будет сидеть здесь, на лавочке возле школы, раздумывая, не сегодня ли тот день, когда он решил, что я не стою его внимания.
Три машины встречающих припаркованы у школы, и ни одна из них черный седан.
Хорошо. Карлос, вероятно, застрял в пробке.
Проверяю опять свой новый телефон. Сообщений нет. Писем тоже. Но я нахожу новость на сайте Google о Фредди Риксе. Когда открываю статью, заголовок меня потрясает: «Фредди Рикс отменяет девять концертов тура, в том числе с полностью распроданными билетами в Мэдисон-сквер-гарден».
Серьезно? Читаю статью:
Ссылаясь на воспаление сухожилий в трех пальцах правой руки, певец и автор песен возместит все затраты на купленные билеты. «После операции и лечения, – сказала журналист Ребекка Шоуэрс, – Фредди будет как новенький к октябрю».
Все, что написано.
Периферийным зрением вижу, как кто-то машет рукой.
Поднимая глаза, замечаю Карлоса, стоящего у тонированного джипа, который я еще не видела, и жестом нетерпеливо подзывающего меня к себе. Я поднимаюсь на ноги и бегу к машине.
Он снова приехал. Четвертый раз. Но я не стану привыкать к этому.
Когда открываю дверцу автомобиля, слышу голос Фредерика, он разговаривает по телефону.
– Генри, у меня было бы больше времени поболтать с тобой, но юрист, которого ты мне нанял, заставил меня ждать целый час в его офисе. Так что давай по-быстрому.
Пока я сажусь, Фредерик поднимает руку в приветствии, делая знак подождать минутку.
– Разве разорвать контракт будет стоить не столько же, как просто выплатить неустойку? Ага. Что ж, мы знали, что будут проблемы.
Я укладываю свой рюкзак в ноги, тем временем поглядывая на его правую руку. Наблюдаю, как он сжимает ее в кулак и ударяет им по лбу.
– Ну правда, Генри. Все, что меня сейчас заботит, – это привезут ли Тейлор сегодня. Нет, я не тычу тебя носом. Мне просто нужно знать. Скинешь Карлосу номер для отслеживания посылки? Спасибо. – Большим пальцем правой руки он завершает звонок, а затем с раздражением потирает экран телефона о брюки.
Рука в порядке.
Его усталые глаза находят меня. Мне всегда казалось, его жизнь – сплошные развлечения. Музыка и поклонники день и ночь.
Сегодня он не похож на развлекающегося человека.
– Прости за это, – говорит он. – Как прошли выходные?
– Нормально. Сдала математику. Постирала вещи.
Он устало ухмыляется.
– Веселье.
– Было незабываемо, похмелье чуть меня не убило. – Слежу за его реакцией. Откуда ему знать, может, у меня и было похмелье.
Он даже не моргает.
– Слушай, я придумал для тебя слово. Ничтожный.
– Что? – Он только что назвал меня ничтожной?
– Отрицательное без положительного. Нельзя быть чтожным, верно?
– О. – Я нервно смеюсь. – Точно.
Получаю утомленную улыбку в ответ, а потом опять звонит его телефон. Он смотрит на экран и убирает смартфон в карман.
* * *
– В самолете показывали последнего «Гарри Поттера», – говорит Фредерик, когда мы подходим к дорогому отелю. – Смотрела его?
– Конечно. Но книги лучше.
– Верно. «Хоббит», однако, был лучше в качестве фильма. Хотя создатели и не придерживались сюжета книги.
– Да? – Мне интересно, что он думает о песне, которую для «Хоббита» написал Эд Ширан, и впечатляет ли его то, что Ширан играет на всех инструментах в записи, кроме виолончели.
Но я не готова признаться, что помешана на музыке, человеку, который ничего не рассказывает мне о своей музыке.
– Как Новый Орлеан? – пытаюсь завязать разговор. На новом телефоне я уже изучила музыкальный фестиваль, где он играл на выходных. В его аккаунте в «Инстаграме» появились новые фотографии: одна, где он обнимает легендарного блюз-гитариста, другая – с сэндвичем «По-бой». Хештег: #ILoveNOLA.
– Было жарко, – ворчит он. – С комарами размером с твою голову.
«Так, значит, концерт был на улице?» – проглатываю я вопрос. Не хочу выглядеть как фанатка. Он никогда не говорит о работе. Или о своей жизни. Его молчание заставляет меня чувствовать себя так, будто он все еще пытается понять, достойна ли я оказаться в кругу его близких людей.
Телефон в его кармане опять начинает злобно жужжать, и он достает его, чтобы взглянуть на экран.
– О боже, – ругается он, потирая шею. – Прости, Рейчел. Мне нужно ответить. – Он прижимает телефон к уху. Следующее, что он говорит, заставляет все внутри у меня сжаться.
– Привет, пап.
Ого.
Во-первых, я никогда не говорила этих слов никому. И… это звонит мой дедушка? Мне приходило как-то в голову, что у меня могут быть живые бабушка и дедушка. Но так как Ричардс – распространенное имя, Google не особо помог в поисках.
– Ты видел заголовок, да? – Мой отец усмехается. – Пап, с моей рукой все в порядке. Если бы у меня намечалась операция, я бы сказал. – Он отходит с дороги к низкому кустарнику рядом.
Ему определенно нужно немного личного пространства, так что я отхожу. Но все равно могу его слышать.
– Пап, послушай. Со мной все в порядке. Это было просто оправдание, чтобы освободить график. Мне нужно уладить кое-какие дела, не могу сейчас обсуждать это. – Мой отец глядит через плечо и замечает, что я подслушиваю. – Скажи маме, со мной все хорошо. Скоро позвоню, – отходит еще немного. – Со мной все хорошо, клянусь. Можешь, пожалуйста, убедить маму? И я все вам расскажу, как только смогу.
Он завершает звонок и разворачивается, я не могу прочесть выражение его лица.
– У тебя есть бабушка с дедушкой, – говорит он тихо. – Они захотят с тобой познакомиться. Много… – Он смотрит на искусственное озеро, над которым летит цапля, ее длинные ноги висят в воздухе. – Много чего происходит сейчас. Но мы устроим встречу вскоре.
Мои колени слегла задрожали при одной мысли об этом. И я осознаю кое-что.
– Они не знают обо мне, – вырывается у меня. Его собственные родители не знают, что у него есть ребенок?
Фредерик зажимает переносицу двумя пальцами и медленно качает головой.
– Ого. – Мне не удается скрыть разочарование в голосе. Я его величайший, темный секрет. Секунду мы просто стоим, глядя друг на друга. Гольф-карт проезжает мимо нас, двое мужчин внутри смеются.
«Не плачь», – приказываю я себе, поворачиваясь. Не могу смотреть на него сейчас. Я всегда ощущала себя невидимой для него. Привыкла, что меня игнорируют. Но прятать меня от своих родителей – это куда серьезнее. Словно он стыдится. Меня.
Осторожно дыша через нос, я медленно иду обратно к отелю. Он нагоняет меня. Бабушка и дедушка. У меня их нет. Мамина мать умерла, когда мне было четыре, и я едва ее помню. Маминого отца не стало еще до того, как я родилась.
Раздумывая, как они могут выглядеть, я задаю вопрос. Это не главный вопрос у меня на сердце, но все же близко:
– Зачем ты соврал насчет руки?
– Потому что отмена концертов людей злит. Мне нужна была веская причина.
– А я не веская причина?
Он останавливается.
– Конечно, ты и есть причина. Но я только подал заявку на опеку. Если оба наших лица окажутся на сайте US Weekly, не думаю, что это поможет делу.
– Ох, – по-дурацки вздыхаю.
Остаток дороги до отеля мы идем в тишине. Когда заходим в лобби, Фредерик мрачно косится на гостиничный ресторан.
– Что, если мы закажем еду сегодня? Я отправил Карлоса на почту за посылкой.
– Конечно, спасибо.
Фредерик нажимает кнопку лифта. Я поднимаюсь с ним на четвертый этаж и иду следом по коридору. Мы идем в его номер? Слишком много совместного времяпрепровождения, если он до сих пор не в настроении.
Но когда он открывает дверь, я вижу, что номер по размерам похож на дворец. Большая гостиная, кухня, на которой, судя по виду, никто ни разу не готовил. Спальня через дверь напротив на другой стороне.
– Тут есть балкон, – бурчит Фредерик. – Если тебе нужна тишина для домашней работы.
Я сбегаю туда со своей домашней контрольной по английскому, оставляя дверь приоткрытой. Устраиваюсь в одном из плетеных кресел, пододвинутых к стеклянному столику.
Садясь и раздумывая над эссе по «Превращению» Кафки, слышу стук в дверь номера Фредерика.
– О! Ты нашел ее! Вот что мне необходимо сегодня вечером. Посмотрим, жива ли она. – Я оборачиваюсь и вижу, как он берет огромную коробку из рук Карлоса и несет к блестящему обеденному столу. Карлос протягивает ему карманный нож, и Фредерик скрывает скотч на коробке.
– Quieres burritos?[5] – спрашивает Карлос. – Нашел местечко неподалеку. Если пойду сейчас, успеем.
– Эй, Рейчел? – зовет Фредерик. – Как насчет буррито?
Я встаю и заглядываю в комнату.
– Si, yo quiero[6].
Карлос ухмыляется.
– Carne? Cerdo? Pollo?[7]
– Свинина, – выбираю я.
– Удиви меня, – говорит Фредерик. – Надеюсь только, что вкус будет не хуже, чем в Лос-Анджелесе.
– Не будем мечтать о чудесах. – Карлос разворачивается к двери.
– Карлос? – зовет его мой отец. – Напиши Генри, что гитара, которую он потерял, нашлась.
– Уже сделано, – говорит водитель, выходя.
Фредерик склоняется над посылкой.
– Каждый раз, когда мы отправляем гитару, я задумываюсь, а такая ли это хорошая идея. Сколько всего может пойти не так. – В коробке черный гитарный футляр, а в футляре очень много упаковочного материала. Убирая его, Фредерик вытаскивает красивый деревянный инструмент. Переворачивает в руках с улыбкой ребенка на Рождество.
Я слежу, как, пританцовывая, он садится на диван с гитарой на коленях. А затем говорит гитаре своим самым нежным голосом:
– Иди к папочке.
Его странный выбор слов заставляет меня вернуться на балкон, где шелестят страницы контрольной по английскому. Я приглаживаю их рукой. Изнутри доносится звук струн, одна за другой, когда к ним прикасаются.
Затем теплый тон гитарных аккордов проникает через дверь у меня за спиной. Этот звук заставляет мою шею покрываться мурашками. Я слышала, как он играет на гитаре – как на акустической, так и на электронной – на бесчисленных записях. Однако от вибрирующих так близко струн меня бросает в дрожь. Я задерживаю дыхание, пока звучат аккорды и музыка не становится более продуманной.
Звук резко обрывается, но после некоторых поправок появляется снова, захлестывая меня, как волна.