Кот подошел к двери и повесил табличку «Учет».
– Разговор наш долгий будет? – спросил он.
– А это как пойдет, – нехорошо усмехнулся Муравьев, – все это от тебя зависит, Александр Гаврилович.
– Думаю, ты, Игорь Сергеевич, ко мне не просто так пришел. ОББ по мелочи не бегает.
– Правильно понимаешь.
– Слушаю.
– Шепни мне, Александр Гаврилович, о Греке.
Котов прищурился, затянулся глубоко, выпустил тугую струю дыма.
Тикали на стенах часы, словно торопились куда-то. Внезапно они, словно сговорясь, на разные голоса пробили два удара.
– Так будет у нас разговор? – Муравьев ткнул папиросу в консервную банку, служащую пепельницей.
– А если не будет? – спросил Кот.
– Дело больно дерьмовое, Котов, – сказал холодно Игорь. – Дело такое, что можно у тебя и темный ствол найти.
– Пугаешь?
– Нет, предупреждаю.
– Несолидно действуешь.
– Мне результат нужен.
– Результат – это хорошо, конечно, Игорь Сергеевич. Но у нас один закон есть, у вас – другой… Иногда они пересекаются, и никто – ни мы, ни вы – не должен его нарушать. Иначе добра не будет.
– Ты, Кот, мне про ваши законы не заливай. Некогда мне. Или говори, или я обыск начинаю.
– Не так себя ведешь, Муравьев. Я тебе могу кое-что шепнуть…
– Ты, Кот, телись скорее. На Греке четыре трупа в Москве и один в области.
– Совсем оборзел поганец. Выпить хочешь?
– Давай.
Игорь понял, что отказываться нельзя.
Кот достал из шкафчика початую поллитровку, чистые стаканы и моченое яблоко.
Они выпили, пожевали яблоко.
– Давай, Александр Гаврилович. Давай.
– Был он у меня. Искал Прокопа.
– Так тот же в Ташкенте.
– Прибыл в столицу по чужой ксиве.
– А зачем ему? Он же чистый был.
– Того не знаю.
– Чего Грек хотел?
– Прокоп шаечку собрал, начали они разгоны лепить. А на одном Грека потревожили. Тот все вещи с прошлогодних налетов какому-то честному фраеру скинул на сохранение. А его разгонщики пощипали. Вот Грек-то и разошелся. Как он про Прокопа узнал, не знаю, но сказал: «Всех кровью умою».
– А что за фраер?
– Без понятия. Но не наш.
– Ты ему адрес Прокопа дал?
– Нет. Только сказал, что он на Петровском рынке в фотографии работает.
– А где Грек залег?
– Не знаю. Он же темнила, ты сам знаешь, близких не имеет. Тем более сейчас. Правда, слышал я, что он с каким-то врачом корешит.
– Ну и что?
– Думай сам.
– Так… Так… Ну спасибо тебе. Вот это подсказал.
– С людьми по-хорошему надо. Ты, Игорь Сергеевич, у Данилова учись.
– Я тебе за это, Александр Гаврилович, тоже на ушко шепну. Не ходи сегодня к Милке в картишки баловаться.
– Понял. Спасибо. Если что – заходи. А слово твое во мне умрет.
Данилов
Ему позвонила Наташа и поинтересовалась, собирается ли он ночевать дома.
Данилов искренне соврал, что, вполне возможно, придет домой, но договорить с женой так и не успел. В трубке что-то щелкнуло и появился какой-то странный фон.
Данилов положил трубку, и телефон сразу же зазвонил требовательно и длинно.
Он поднял трубку и снова услышал гул, похожий на шум моря. Потом раздался резкий удар, и кто-то спросил:
– Данилов?
– Да.
– С вами говорят из аппарата Власика.
– Слушаю вас.
– Вам необходимо в шестнадцать часов быть у Спасской башни. Пропуск получите в приемной комендатуры Кремля. Знаете где?
– Так точно.
– У меня все.
Связь прервалась.
Данилов поднял трубку «черного ворона». Начальник ответил сразу же.
– Я в курсе, Иван, поедешь на моей машине.
– У меня своя.
– Лучше на моей, солиднее. Давай приводи себя в порядок.
Данилов достал из шкафа китель, проверил подворотничок. Снял штатский костюм и переоделся в форму.
– Собираешься? – вошел в его кабинет Серебровский.
– Как видишь.
– Знаешь, зачем вызывают?
– Догадываюсь.
– Ваня, Власик – начальник личной охраны Сталина.
– Знаю, Сережа.
– Что-то у меня на душе муторно.
– У меня тоже. Если что, Сергей, проведи за меня городскую операцию.
– Сам проведешь.
– Я на это надеюсь. Но…
– Это ты прав. Не хочу тебя огорчать, Иван, да и врать тебе тоже не могу. Из кабинета Власика можно вполне отправиться в подвал на Лубянку.
– Сережа, я тебе ключи от сейфа оставлю. Если что – там у меня записи оперативные, их себе заберешь. Я лично кое на кого из блатняков свои дела вел. Деньги и талоны на жратву отдай Наташе. «Вальтер», «маузер» и «наган» – ребятам. Ну а «ТТ» – как положено.
– Я все сделаю, Ваня.
Данилов был благодарен другу за то, что он не говорит ему пустых слов утешения. Слишком долго работали они в карательных органах, слишком много знали о том, что происходит в стране. Слишком много друзей, отличных, смелых, преданных делу, навсегда исчезали в здании госбезопасности.
Данилов посмотрел на часы:
– Пора.
– Я тебя провожу, – сказал Серебровский.
Они вышли из кабинета, прошли знакомым коридором, спустились на первый этаж.
Привычно козырнул вахтер-милиционер.
У подъезда стояла машина.
– Ну, – сказал Данилов, – я поехал, Сережа.
– С богом.
Данилов хотел ему ответить, но просто махнул рукой и полез в машину.
* * *
В бюро пропусков, а в просторечии в кремлевской будке, Данилов бывал уже два раза. Первый раз в сороковом, когда его награждали медалью «За трудовое отличие», а потом через год. Михаил Иванович Калинин вручал ему орден Боевого Красного Знамени.
Но тогда он приходил сюда с другим настроением.
Младший лейтенант госбезопасности неохотно выписал ему пропуск.
– Оружие? – спросил он, возвращая удостоверение.
– Нет.
– Идите.
«Даже «товарищ подполковник» не добавил. Вот же сволочь». Данилов, как многие работники милиции, не жаловал соседей. Он сам начинал свою службу в бандотделе МЧК, потом работал немного в ГПУ, а потом был переведен в МУР. Тогда в здании на Лубянке у него оставалось много друзей. Но яростные волны чисток смыли даже память о них.
В госбезопасность пришли новые люди. А впрочем, за что винить сотрудников? Другие руководители стали во главе страшной службы. Все эти кобуловы, меркуловы, деканозовы. Да и сам лубянский маршал Берия принес в госбезопасность клубок восточных интриг и коварства.
У Спасских ворот Данилова ожидал высокий, тощий капитан.
– Данилов? – спросил он.
– Подполковник Данилов.
Но капитан, казалось, даже не услышал его.
– Пошли.
Офицеры-контролеры в форме НКГБ внимательно проверяли документы и пропуск. Опять спросили:
– Оружие?
– Нет.
– Проходите.
А дальше началось. Проверка документов в подъезде, при входе на этаж, на каждом углу коридора. И везде один и тот же вопрос об оружии.
Наконец капитан распахнул дверь, и они вошли в небольшую приемную.
За столом сидел полковник. Капитан что-то шепнул ему.
Полковник поднял трубку:
– Товарищ комиссар, Данилов… Есть.
Полковник бережно, словно стеклянную, опустил трубку на рычаг.
– Проходите, подполковник.
Капитан распахнул дверь, и Данилов вошел в огромный кабинет.
В глубине его за большим столом сидел человек с погонами комиссара госбезопасности второго ранга.
– Товарищ комиссар государственной безопасности, по вашему приказанию начальник отдела по борьбе с бандитизмом Московского уголовного розыска подполковник Данилов прибыл.
Власик помолчал, словно оценивая доклад, достал из пачки длинную папиросу, закурил.
– Ты знаешь, кто я? – спросил он, выпустив струю дыма.
– Так точно.
– Тогда слушай. Партия доверила мне охрану безопасности товарища Сталина и его семьи. – Власик назидательно поднял указательный палец. – Спокойствие вождя и его близких – главная цель моей жизни и службы, – продолжал он.
Данилов вдруг почувствовал, как между лопатками побежал ручеек пота.
– Ко мне обратился генерал-майор Василий Иосифович Сталин.
Власик сделал многозначительную паузу.
– Ты понял? – продолжал он.
– Так точно.
– Знаешь, что тревожит сына вождя? То-то, не знаешь. Его тревожит убийство Игоря Гаранина. Отец убитого – ближайший друг сына вождя. Понял?
– Так точно.
– Что скажешь?
– Игорь Гаранин, товарищ комиссар, убит бежавшим в прошлом году с этапа налетчиком Грековым Леонидом Викторовичем, 1910 года рождения. Кличка Ленька Грек.
– Уже установил? – удивился Власик.
– Более того, вчера мною был застрелен один из членов его банды.
– Молодцом, – Власик похлопал ладонью по столу, – когда возьмешь убийцу?
– На днях.
– Ишь ты, на днях, – передразнил Власик. – А что мне Василию Иосифовичу сказать? А? Молчишь. Ну так слушай. Генерал Сталин мне сказал так: «Найдут убийцу – орден». Ты анекдоты любишь?
– Смотря какие, товарищ комиссар.
– Веселые.
– Люблю.
– Так слушай. Приходит подполковник домой и говорит жене: ты, мол, возьми мой китель и еще одну дырку на погонах проколи. Жена обрадовалась. Говорит, никак тебе, Ваня, полковника присвоили, а он ей в ответ со слезами: дура, в майора разжаловали. Понял, Данилов?
– Так точно, товарищ комиссар.
– Срок – неделя. Тебе дадут телефон, позвонишь по нему в любое время, хочешь днем, хочешь ночью. Доложишь, что взял этого, как его…
– Грека, товарищ комиссар.
– Точно. Грека. Уложишься в срок – орден, не уложишься – звезду долой. У меня все.
Власик махнул рукой.
Данилов четко повернулся через левое плечо и вышел. В приемной его ожидал все тот же тощий капитан, он молча протянул ему бумажку с телефоном и сказал:
– Прошу.
И снова мимо постов, сквозь строй подозрительных глаз. Поворот – офицер. Потом брусчатка кремлевской мостовой, потом пост у ворот.
* * *
Данилов вышел на Красную площадь и расстегнул китель. Нижняя рубашка была мокрая, хоть выжимай.
Он стоял рядом с храмом Василия Блаженного и обмахивался полами кителя.
Мимо, удивленно поглядев на него, прошла серьезная женщина в очках. Оглянулась, покачала головой неодобрительно и двинулась дальше.
Данилов застегнул пуговицы, а крючки на воротнике трогать не стал. Закурил и почувствовал внезапно смертельную усталость. Она была свинцово ощутима, словно кто-то навешал на плечи мешки с песком.
«Что же это такое? Почему? Как мог, пусть даже всесильный, главный охранник так разговаривать со мной? С прислугой в хороших домах разговаривают вежливее. Двадцать шесть лет я ловлю бандитов. Пришел в МЧК в восемнадцатом, когда Власик этот не знал, как в сортир сходить. И что?»
Данилов оглянулся. Кремлевская стена словно придавила его. Он впервые почувствовал свою полную незащищенность.
«От таких, как Власик и его ребята, не спасут ни погоны, ни ордена, ни заслуги. Для них этого не существует. Для них вообще ничего не существует. Они хозяева. Они награждают и милуют. И власть им дал не Берия и Меркулов, а человек, которого все восторженно, с придыханием называют Вождем».
Данилов никогда не видел его. Слышал от друзей-чекистов, что он маленького роста, сухорук, рябоват и властен. Данилов никогда не задумывался, как он относится к Сталину. Существовала официальная форма, принятая на партсобраниях. Он много лет свято придерживался ее и только сегодня понял, что боится этого человека.
Папироса догорела до мундштука, и во рту появился кисловатый привкус жженой бумаги.
Данилов бросил окурок в урну и пошел к Историческому музею.
* * *
И вдруг на углу Никольской он увидел Володю Муштакова, начальника отдела по борьбе с мошенничеством.
– Володя, ты что здесь делаешь? – обрадовался Данилов.
– Ваня, я нашу машину увидел и решил подождать тебя.
– А где машина?
– Я ее отпустил.
– Значит, ты меня ждал?
– Ждал, Ваня. Когда-то я так же брата ждал, но не дождался.
– Но ведь он на свободе.
– Да, ему вернули генеральское звание, ордена, отправили на фронт. А меня после ранения под Ельней вернули обратно в МУР.
Данилов хорошо знал Сергея, брата Володи. Его арестовали в тридцать восьмом. Володю тогда выгнали из МУРа и перевели во вневедомственную охрану.
В сорок первом Володя Муштаков добровольно ушел на фронт. А после ранения его опять взяли в МУР, даже начальником отдела сделали.
Но тридцатые словно печать поставили невидимую, и ходил Володя в капитанах, хотя трижды уже подавали бумаги на присвоение ему очередного звания.
– Тебя, как видишь, дождался. – Муштаков достал трубку, раскурил.
– Спасибо, Володя.
– Знаешь, Ваня, тебе, судя по твоему лицу, чуть расслабиться надо. Давай по стакану.
– Где?
– Пошли.
Они прошли мимо музея, перешли на другую сторону, миновали парикмахерскую и подошли к входу в «Гранд-отель».
– Пошли, – сказал Муштаков.
– У меня денег нет с собой, – растерялся Данилов.
– Я угощаю, Ваня.
По истертому ковру они поднялись на второй этаж.
У дверей ресторана сидел швейцар. Увидев Муштакова, он вскочил, сдернул с головы фуражку, обшитую галуном:
– Здравия желаю, Владимир Сергеевич.
– Привет, Петрович. – Муштаков пожал швейцару руку. – Марина работает?
– У себя, у себя.
Они прошли белый, отделанный зеркалами и золотом зал и вошли в бар.
Давно здесь не был Данилов. Перед войной они с Сергеем Серебровским любили заглянуть сюда. Закусить, выпить, музыку послушать. Да что греха таить, отрывался он от семейной жизни. Отрывался. Были всякие милые дамы. Так что памятен ему стал этот лучший московский ресторан.
За стойкой прелестная брюнетка с гладкой прической.
– Здравствуйте, милый Владимир Сергеевич. – Голос низкий, волнующий.
– Привет, Мариночка, все хорошеете.
– Да уж прямо. А я ваш рассказ в журнале «Знамя» прочитала. Очень мне понравился, я прямо обревелась.
Муштаков писал уже давно. Нечасто, но в выходящих во время войны журналах появлялись его рассказы. Он даже Данилову подарил книжку. Тоненькую, в бумажной обложке, но все равно книжку.
Данилов прочел ее за один присест и позавидовал Володе. Здорово, когда человек может передать словами то, что чувствует.
– Вам надо все бросить и писать, – продолжала Марина.
– А вот война закончится, – Муштаков достал трубку, – я из милиции уйду и стану писателем.
– И уходите, Владимир Сергеевич, уходите. А я вам пачку табака «Капитанский» оставила.
– Спасибо, золотко.
– Чем угостить-то вас?
– Налей нам по фужеру водки и занюхать что-нибудь.
– По конфетке? И кофе.
– Вот и славно.
Они сели за столик у окна. Столики здесь были милые. Двухместные, словно специально изобретенные для влюбленных.
Марина принесла водку, кофе, бутылку ситро. Поставила все это на стол и посмотрела на Муштакова преданно и нежно.
– Отдыхайте. – Она отошла.
– Поехали, Ваня. – Муштаков поднял бокал.
Данилов залпом выпил водку, отхлебнул кофе и прислушался. Он внезапно почувствовал, что будто внутри него что-то сломалось. И сразу же стало легко и просто.
– Трудно было? – спросил Муштаков.
– Никогда, Володя, я не был в таком дерьме. – Данилов достал портсигар.
– Это еще не самое страшное. Тебя только к воротам ада подвели. Мне вот пришлось заглянуть туда. Но пока бог миловал.
– После разговора с Власиком я никак не могу понять: кто же я такой?
– Помни, Ваня, мы для них пыль.
– Круто, Володя.
– Нет, Ваня. Пыль мы, а вернее, стройматериал, которым они мостят дорогу в светлое будущее.
– А для кого оно?
– Вот это, пожалуй, они сами не знают.
Белов
Сергей писал справку по делу Стукалина. Работу эту, как и каждый оперативник, он терпеть не мог. Тем более что справка писалась для начальства, а ему нужны были интересные факты.
В комнату вошел Никитин, сел за свой стол, подмигнул Белову:
– На днях, Серега, ожидается крупная пьянка. Ты мне талоны на водку не одолжишь?
– А повод?
– Повод, брат Белов, грандиозный.
– Короче.
– Я москвичом стал.
– Это как же понимать?
Никитин достал из кармана куртки зеленоватую бумажку:
– Смотри, Серега, ордер на комнату.
– Ух ты, – обрадовался Сергей.
– Жить буду в Столешниковом. Комната шестнадцать метров, окно прямо на комиссионку выходит.
– А соседей много?
– Двое. Старушка одинокая, и врач с семьей две комнаты занимает.
– Ну это, считай, как в отдельной квартире живешь.
– Вот и хочу новоселье устроить. Харчишками я разжился, а с водкой пока слабо.
– Коля, у меня дома две пол-литровые банки медицинского спирта стоят, я тебе их дарю на новоселье.
– Сережа! – Никитин вскочил. – Это же два литра водки. Живем!
– Но талоны я тебе тоже могу дать.