Кай Шрайбер
Честная ложь: почему мы так охотно всему верим
Kai Schreiber
Wahre Lugen. Warum wir nicht glauben, was wir sehen Rowohlt
© 2019 by Rowohlt Berlin Verlag GmbH, Berlin, Germany
© Клюшина М. Б., перевод на русский язык, 2020
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
* * *
Введение
Запудривание мозгов
Доминирование лживой информации – трагедия науки – право на ошибку – дарвинизм кооперации – убедительность хороших и плохих аргументов
«Характерная особенность современной культуры – повсеместное запудривание мозгов». Вдохновляющее заявление американского философа Гарри Гордона Франкфурта в начале книги «On Bullshit» (1) выражает простую истину и затрагивает важный аспект человеческого взаимодействия. «Запудриванием мозгов» Франкфурт называет любое послание, которое пытается в чем бы то ни было убедить получателя, независимо от того, правдиво оно или ложно. Согласно его наблюдениям, далекая от истины болтология – это не исключение, а скорее правило, противоречащее принятым формам реализации общественного дискурса и дебатов. Причем в конфронтации идей всегда выигрывает та, чья аргументация и доказательства представлены лучше и убедительнее. Прения между людьми как разумными существами, таким образом, служат поиску истины, и ее обнаружение – высшее достижение общества.
Любая истина, установленная коллективно, с большой долей вероятности ложна или, во всяком случае, ошибочна. Законы дебатов и ведения споров только в исключительных случаях, скажем так, рациональны. Зачастую совсем другие факторы играют решающую роль в установлении истины. Иной раз сбивает с толку обстоятельство: как можно было приводить в качестве аргумента, казалось бы, неоспоримый факт, который, тем не менее, явно неправомерен. Утомительные приватные и общественные споры лишь верхушка огромного айсберга.
Ведь и восприятие участников дебатов субъективно и следует собственным скрытым законам. Они далеки от идеала, согласно которому достаточно воззвать к несведущему с призывом открыть глаза и тут же узреть истину. Представление о восприятии как об инструменте непосредственного выделения истины из беспорядочного мирского хаоса ошибочно. Собирая неизвестный пазл, наивно полагать, что его детали сложатся правильно (2). Нет, обманчивая картина, которую нам рисует мозг о сути человеческого восприятия, неверна в корне. Наш мозг пытается убедить нас в чем-то, что не опирается на фактическую, объективную истину. Иными словами, это и есть «запудривание».
Указывая на вездесущность лжи, Франкфурт попал в самое яблочко. Наконец-то кто-то высказал вслух то, о чем все подспудно догадывались. Наконец недуг облекли в слова. Впервые эссе Франкфурта было опубликовано в одном литературном журнале, а затем напечатано издательством Принстонского университета в виде тоненькой брошюрки. Так началось его триумфальное шествие по миру. Книга о том, что современный мир и наши дискуссии пронизаны пропагандистской ложью так же, как льды Антарктики испещрены трещинами, превратилась в международный бестселлер.
Красивое и убедительное повествование, но и оно не что иное, как запудривание мозгов. Ведь между его первой публикацией в 1986 году и временем, когда оно приобрело статус бестселлера, прошло 20 лет.
Любая истина, установленная коллективно, с большой долей вероятности ложна или, во всяком случае, ошибочна.
Можно вообразить, что американское общество 1986 года еще не созрело для идей Франкфурта, чтобы оно смогло оценить их правомерность. Ему понадобились скандал с участием Клинтона, когда пропагандистская машина встала на промышленные рельсы, и лживые речи как повод к третьему вторжению в Ирак. Вероятно, тогда, в последние секунды до начала завоевания мира интернетом – этим лживым спрутом (3) – в общем-то еще недостаточно правдоподобно звучащая ересь пробудила в широких массах потребность проанализировать то, что им пытаются втюхать.
При первом прочтении может показаться, что такое объяснение очевидно, поскольку обладает определенной внутренней логикой и указывает на причинно-следственные связи. На такие, про которые, как нам кажется, мы сами знаем. Это самый лучший прием. Мы обожаем идти на поводу у такой вот логики и рассказов о причине и следствии. В данной книге мы подробнее рассмотрим вопрос, почему так происходит и даже почему так и должно быть.
Разумные аргументы или запудривание мозгов: со стороны и то и другое равносильно пусканию дыма в глаза
Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что каузальные повествования вообще и предложенное выше объяснение того, почему сочинение Франкфурта стало бестселлером лишь спустя 20 лет, в частности имеют интересное слабое место: они сами по себе лживы. Они ничем не подтверждены. Ничем, что ученые сухо и официально называют «данными» (4).
Мне нравится, как об этом с сарказмом написал Марк Твен: «Никогда не давайте правде помешать интересной истории». А может, эта цитата еще лучше оттого, что не принадлежит Марку Твену, но она постоянно попадается на глаза в интернете, и поэтому вы мне поверили. Авторами многих популярных цитат вовсе не являются те, кому они приписываются.
Отрезвляюще? Разочарованы?
Английский зоолог Томас Генри Хаксли вошел в историю как ярый защитник эволюционной теории и получил прозвище «Бульдог Дарвина». Он стал прародителем целого клана видных ученых и писателей. Среди его внуков Олдос Хаксли, автор книги «О дивный новый мир», Джулиан Хаксли, первый генеральный директор ЮНЕСКО, психолог Эндрю Хаксли, продемонстрировавший на огромном, искусно расчлененном кальмаре механизм проведения сигналов в нервных клетках и получивший за это Нобелевскую премию совместно со своими коллегами Джоном Эклсом и Аланом Ходжкином. По меньшей мере три потомка интеллектуальных тяжеловесов. Томас Генри в своем докладе перед Британской научной ассоциацией назвал «смертельный удар безобразными фактами по прекрасной теории <…> большой трагедией для науки». Верно подмечено: в том, что опровержение ложной теории является для нас не триумфом знания, не прогрессом, не лучом света во мраке, а трагедией, даже убийством красоты, которым заложена катастрофа еще более высокого порядка с далеко идущими последствиями, а именно, трагедия восприятия.
То, что истинное не всегда кажется нам привлекательным, правильным и даже правдивым, но устоявшимся, обоснованным авторитетными людьми и убедительным, говорит о следующем. Когда идея отстаивается громко и с энтузиазмом, это проявление предрассудков и лженаук. То, что механизмы восприятия имеют смысл, что поддаться им и приобретенным в ходе эволюции инстинктам кажется обоснованным и захватывающим, придает сил. Но фальшивые истины, которые так приятны душе, часто ведут к губительным последствиям, а подчас к катастрофам – вот в чем суть трагедии восприятия. Это должно бы служить нам уроком. Но на деле все не так.
Как утверждает в своей книге «Being Wrong» (5) (пер. с англ. – «Будучи неправым». – Прим. пер.) американская журналистка Катрин Шульц, наличие правды и ее полное отсутствие, к несчастью, воспринимаются одинаково. С чистой совестью и твердой убежденностью мы верим чепухе, а потом удивляемся, когда опыт показывает обратное и возвращает нас с небес на землю. «Неужели нам лгали? А ведь казалось сущей правдой!» – пораженно восклицаем мы, в то время как из надувного шарика наших заблуждений с жалобным свистом выходит пшик и факты тяжелым грузом ложатся на плечи.
Как заметил американский астрофизик и писатель Нил Деграсс Тайсон, в науке хорошо то, что ее данные истинны, неважно, верите вы в них или нет (6). Поскольку он писал это в Twitter, то ему пришлось несколько упрощать мысль. Разумеется, научные теории не являются автоматически истинными. Это зависит от прочих вещей, которые мы считаем таковыми. Ест электрон траву или нет, конечно же, зависит от того, считаем ли мы его заряженной элементарной частицей или жвачным парнокопытным. Но как только мы решили, что Электрон – имя коровы, возникает вопрос: что они едят на пастбище? Точно так же мы можем вообразить (как, впрочем, и сами Электроны), что они грызут печенье, но объективная реальность проявит себя: «Постойте-ка, это же трава. Мы все это время жевали траву»[1] (Гари Ларсон).
Приверженность к суждениям, построенным на объективных измеримых данных, отличает науку от религии, суеверий, новомодной эзотерики и всего прочего из набора «Как запудрить мозги». Для человека, заинтересованного в том, чтобы благополучно справляться с жизнью, это принципиальное отличие.
Когда идея отстаивается громко и с энтузиазмом, это проявление предрассудков и лженаук.
Вопреки приятным и успокоительным чувствам, которыми наполняют нас инстинкты, рождая в головах заблуждения, все эти ошибочные представления приводят к крайне неприятным последствиям. Но как только чувства перестают доставлять удовольствие и умиротворение и порождают злобу, раздражение и страх, человек скатывается в еще более глубокую яму.
Вроде бы безобидные ошибки восприятия могут нести вред различных масштабов: от пробивания лбом дверей до бездумного выхода из экономического союза или победы на выборах поджаренного в солярии, расфуфыренного безумца (самореклама). Самыми извращенными ошибками восприятия являются, конечно же, те, чьи скверные последствия проявляют себя не сразу, а в отдаленном будущем. Это худший случай, потому что тогда мы не извлекаем уроков из своих ошибок, подобно собаке, которую наказывают гораздо позже, чем она изодрала ботинок.
Чтобы увернуться от угрожающих неприятностей, нам нужно понимать, когда наше собственное восприятие услужливо протягивает нам руку и, радостно насвистывая, направляет нас прямиком на ложный путь. Необходимо разработать инструменты, которые уберегали бы нас от блуждания в потемках, созданных эволюцией и собственно природой познания. Мы должны научиться не доверять своим чувствам. Без сомнения, это трудная задача, ведь в нужные моменты нам как раз следует доверяться инстинктам. Однако у нас довольно смутное представление о том, что такое чувства и для чего они нужны, поэтому бездумное подчинение им точно не лучшая идея.
Негатив от любой ошибки восприятия усугубляется еще и тем, что находятся люди, которые целенаправленно, в собственных интересах запудривают нам мозги. Мы знаем об этом и, тем не менее, очень восприимчивы к их лжи.
Восприимчивость к манипуляции – темная сторона столь восхитительного эволюционного прогресса. Одним из его достижений, которое делает из нас жертв мошенников и популистов, является кооперация. Она играет ключевую роль в реализации нашего социального инстинкта и моральных норм. Человечество страстно и упорно стремится к ней, ведь сотрудничество отличает нас от животных, от всех существ, способных к восприятию и мышлению (далее я покажу, что это не так). Однако то, что кооперация возникла в ходе эволюции, обнаруживают уже сами многочисленные интерпретации естественного отбора, согласно которым он – не что иное, как безжалостная борьба за выживание, беспощадный конфликт всех со всеми. Как и почему чужаки становятся друзьями в этом конфликте?
Здесь закралась фундаментальная ошибка определения эволюционных сил, которая находит свое отражение в обманчивом понятии «социал-дарвинизма»[2]. Английский биолог Ричард Докинз приводит в своей книге «Эгоистичный ген» (7) остроумный довод: не индивидуум является субъектом эволюционной борьбы за большее количество потомства, самую продолжительную жизнь и красивейшую яхту, а отдельные гены, порой даже воюющие между собой в пределах одного живого организма. На эти гены, к всеобщему удивлению, распространяются совсем иные законы, нежели те, о которых нам рассказывали в школе, традиционно придерживающейся дарвинистских взглядов.
Гены, отвечающие за кооперацию, носителями которых является человек, широко распространены в природе. Кооперируются не только люди, но и животные, растения, бактерии и миксомицеты[3]. Последние, например, группируются с амебами для дальнейшего распространения и формируют, таким образом, улитковидное образование. Эти псевдоулитки имеют строение, отличное от настоящих улиток, представляющих собой единый организм, состоящий из клеток. По структуре они напоминают небольшой городок с десятком тысяч самостоятельных организмов. Этот ползучий городишко образует плодовое тело, из которого в мир выпускаются отпрыски отдельных организмов – маленькие, полные надежд амебы (эквивалентом такого плодового тела в человеческом городке определенно являются школы и курсы). Такой процесс существует не только у миксомицет. Если навести микроскоп на вирусы, то можно увидеть, как они протягивают друг другу свои малюсенькие вирусные ручки и строят совместное вирусное будущее. Это особенно впечатляет потому, что малышей-вирусов в принципе отказываются рассматривать как форму жизни.
Но без сомнения, человек достиг вершины в искусстве кооперации. Наши успехи в этом деле затмевают миксомицетов и вирусы (8) по двум аспектам. Первый – поистине уникальные, сложные и гибкие коммуникативные способности человека. Их возможности простираются от умения получить информацию от собак, кошек, мышей и, прежде всего, других людей – особенно интересный для многих предмет обсуждения – до совместного формирования абстрактных идей, игр разума и создания целых теорий. Если вырвать мыслительный эксперимент из научного или философского контекста, он превратится в простой рассказ. Так мы обнаруживаем в истории успеха человечества параллельное существование науки и литературы. Или в истории провала человечества? Все зависит от того, чем закончатся вымирание видов, смена климата и распространение эпидемий. Будет интересно, не переключайтесь.
Идея уникальности человека с точки зрения лингвистики принадлежит блестящему ученому и мыслителю Ноаму Хомскому[4], который в 50-е годы сформулировал тезис о том, что умение людей говорить является результатом особых когнитивных способностей. Поскольку широко распространенное желание выделить человека из общего ряда биологических существ, кажется, так же сильно, как и желание резиновой дубинкой приравнять его к прочим животным, в 60-е годы предпринимались попытки оспорить тезис Хомского. С этой целью в одной нью-йоркской семье как ребенка вырастили шимпанзе. Животное одевали в человеческую одежду. Оно должно было соблюдать принятый в семье распорядок дня и прочее. Однако это не помогло научить его, Нима Чимпского (как в шутку прозвали шимпанзе), языку жестов, грамматика которого несравнимо проще человеческого языка.
История имела трагический конец. Хоть шимпанзе и не научился говорить, он воспринимал себя как члена семьи. Когда Ним Чимпский вырос, он обратился в поверженного героя. Животное обладало невероятной силой и поэтому стало представлять опасность для окружающих. Представьте себе разгневанного, чрезвычайно крепкого подростка… Ну, вы догадываетесь, чем закончился эксперимент. Из роскошной комнаты на Манхэттене его отправили в обезьянью клетку в приюте для животных, где он сошел с ума (9).