Скважину давно засыпали, так что смертельной угрозы она не представляла, но все равно пуштун, довольный своей находкой, целых два дня заливал колодец цементом.
– Шайтан у себя в аду обойдется сегодня без ужина! – приговаривал он.
И вот, наконец, настал великий день нашего представления. В кухне поставили ряд стульев. Хафиз Джан расчесал бороду, подрезал волоски в носу. Реквизит и реактивы были сложены в ящик – своеобразную лабораторию иллюзиониста. Мои родители и сестры, а также садовник, экономка и секретарь расселись по местам. Зрители терпеливо ждали начала представления.
Стоило Хафизу Джану хлопнуть огромными, будто кимвалы, ладонями, как у меня в голове раздался набатный звон. По счастью, я успел подготовить весь реквизит в последнюю минуту. Во время представления пуштун собирался жечь загадочную шероховатую серую кору. Он сказал, что это кора индийского чайтан-дерева – чертова дерева, – и что на востоке заклинатели часто ее жгут, чтобы произвести на зрителей впечатление. Есть мнение, что именно галлюциногенному эффекту этой коры обязан своим существованием легендарный индийский фокус с веревкой.
Для начала Хафиз Джан показал несколько фокусов, основанных на ловкости рук – он доставал предметы прямо из воздуха. Из «зрительного зала» вызвали садовника. Когда пуштун пожал ему руку, у того исчезли часы, которые минутой позже были извлечены из кармана моей сестры. Я наблюдал за реакцией зрителей. Родители смотрели спокойно. Уже хорошо.
Следующим номером был горшок кипящего растительного масла – Хафиз Джан извлек его из печи и поставил передо мной. Не колеблясь ни секунды, я погрузил в горшок левую руку. Зрители затаили дыхание – купились на такую простую иллюзию. Перед тем, как ставить масло на огонь, в него добавляется лаймовый сок. Стоит его немного нагреть, он закипает, на поверхность поднимаются многочисленные пузыри, и создается впечатление, будто масло кипит.
Пока я оттирал руку от масла, Хафиз Джан достал из печи раскаленную кочергу и принялся ее облизывать. При соприкосновении металла с языком слышался характерный шипящий звук, сильно запахло паленой плотью. Перед тем, как показывать этот фокус Хафиз Джан прополоскал рот отваром ликвидамбра, который поглощает жар.
На родителей представление явно произвело сильное впечатление. Я гадал, насколько хватит их энтузиазма. Затем пришел черед «Кровавой битвы» и других безобидных иллюзий.
Следующий номер был по всем меркам испытанием суровым. Хафиз Джан извлек из воздуха самую обычную электрическую лампочку, обернул ее платком и раздавил правой ногой. Дал мне съесть банан, и сам тоже съел. Затем положил на язык осколок стекла и принялся жевать. Я тоже положил зазубренный кусок стекла в рот и стал чавкать.
Отец глазам своим не верил: сына научили с наслаждением есть стекло. Его изумление быстро переросло в гнев, но он вовремя взял себя в руки, боясь обидеть гостя. Мелкие осколки стекла благополучно застряли в банане и позднее с легкостью вышли из организма. Хафиз Джан учил меня брать только прозрачные лампочки – в матовых содержится ядовитый оксид ртути.
Представление шло своим чередом. И тут Хафиз Джан решил, что пора переходить к гвоздю программы. Решение было смелым. Пуштун зажег толстую восковую свечу и установил ее перед нашей импровизированной сценой так, чтобы фитиль приходился как раз на уровне глаз зрителей. Затем достал из-за пазухи горстку пыли, пробормотал заклинание и швырнул порошок в пламя свечи. Прикрывая глаза концом тюрбана, Хафиз Джан вздрогнул от удовольствия, когда золотистый огненный шар устремился в сторону моих родственников и домочадцев.
Однако иллюзионист не рассчитал силу возгорания. Он привык поджигать камфарный порошок на улице. Зрители ощупывали свои опаленные волосы, терли почерневшие лица, а я лихорадочно соображал, что сказать. Похоже, лучшим выходом было молчание.
На следующее утро Хафиз Джан поднялся с рассветом. Я слышал через дверь, как он беспокойно ходит на цыпочках. К семи утра он уже упаковал свои вещи в ящик. Отчасти опустошенные склянки он укутал в набитый конским волосом тюфяк. Они, будто прощаясь издавали булькающие звуки, пока ящик тащили вниз.
И снова створки входной двери открылись. Огромный пуштун поднял меня и невесело улыбнулся.
– Теперь, – проговорил он, – когда колодец – этот мерзкий туннель, ведущий в ад – надежно закрыт, мне пора. Я должен вернуться к мавзолею твоего предка, там мое место. Джан Фишан, – добавил он уже мягче, – будет ждать меня.
Пока Хафиз Джан, сын Мохаммеда ибн Макбула, собирался в обратный путь к маленькому городку на севере Индии, я дал себе клятву. Однажды – я еще не знал, когда именно, – я найду его и продолжу обучение чародейству.
2
Жонглеры змеями и липосакция
С того достопамятного дня, как неподражаемый Хафиз Джан метнул в моих близких огромный огненный шар, минуло уже почти двадцать лет. И хотя то наше с ним злополучное представление частенько виделось мне в кошмарных снах, интереса к фокусам оно у меня не отбило. Я повсюду готов был учуять ванильную нотку отвара ликвидамбра. Мысль о поедании стекла заставляла сердце биться чаще. В глубине души я все это время лелеял мечту стать иллюзионистом. Но для решительного шага мне не хватало лишь какого-то маленького импульса.
И вот однажды искра промелькнула. Произошло это как-то поздно вечером в полутемной прокуренной квартире в западной части Лондона. В комнате было полно людей, считавших себя друзьями. Они болтали о своих престижных машинах, престижных работах и престижных планах на престижное будущее. Они жили в мире занавесок с рюшами, обоев в цветочек, мусса из спаржи и рубашек с французскими манжетами.
Мне же это было как-то чуждо. Мне до дрожи хотелось вновь ощутить ту легкость и непосредственность, которую во мне когда-то с такой силой пробудил своим волшебством Хафиз Джан. Я жаждал приключений, открытий и чудес. Мысли о спокойном, четко распланированном будущем вовсе меня не радовали.
И тут мои озабоченные престижем друзья обратились ко мне. Их интересовало, куплю ли я себе престижный дом, повешу ли туда занавески с рюшами и оклею ли стены обоями в цветочек. Ведь я же не стану выбиваться из рядов, да? Почему бы мне как-нибудь не начать играть в гольф или не научиться готовить мусс из спаржи? Да и пора бы обзавестись нормальными рубашками с французскими манжетами, так?
Потягивая портвейн, они ожидали моего ответа. Я задумался. Зачем мне все это мещанство? Вся эта их мишура – всего лишь иллюзия. Кроваво-красный портвейн плескался в бокалах подобно любимым реактивам Хафиза Джана. Иллюзия… Хафиз Джан… мысли лихорадочно забегали. А что, если бросить все и сбежать? Если бросить все и отправиться навстречу великим приключениям?
– Ну и живите со своими престижными тачками, шмотками и аккуратными домиками, – бросил я им в ответ. – А я уезжаю в Индию учиться на волшебника!
* * * *
В вестибюлях всех гостиниц индийской столицы царила атмосфера нетерпеливого ожидания. В город стекались толпы приезжих, и все они пребывали в состоянии какого-то бурного ажиотажа. Они бесцельно слонялись, здоровались с давнишними знакомыми, смеялись, плакали, радостно обнимались. Интересно, что здесь вообще происходит? Зайдя в одну крупную гостиницу, я увидел внушительное бледно-желтое полотнище – оно висело между двумя люстрами подобно сохнущему белью. Надпись на полотнище гласила: «ВСЕИНДИЙСКИЙ СЪЕЗД АСТРОЛОГОВ».
Мероприятие собрало предсказателей из самых отдаленных уголков страны. Теперь понятно, почему ни в одной гостинице по всему Нью-Дели не было свободных мест. Хироманты и астрологи стояли бок о бок с нумерологами и гадателями на картах Таро. Предсказатели с хрустальными шарами, физиогномисты и толкователи снов съехались сюда обменяться опытом, потравить байки да и просто себя показать.
Пробравшись сквозь толпу предсказателей с хрустальными шарами, картами и схемами чтения по руке, я встал у дороги в ожидании свободного авторикши. Толпы медиумов все прибывали и прибывали. Многие из них несли с собой френологические пособия и новомодные аппараты для предсказаний.
Во всех известных мне гостиницах астрологи позанимали все места. Ну и где же мне теперь ночевать? Тут меня осенило. Когда подъехал авторикша, я велел водителю скорее отвезти меня в гостиницу с самой дурной репутацией, где постоянно случаются несчастья. Я рассудил, что суеверные астрологи предпочтут держаться от такого места подальше. Водитель не стал меня расспрашивать. Он потер руки и взял курс на север – в Старый город.
Драндулет на полной скорости мчался по закоулкам Старого Дели, петляя, чтобы не сбить ненароком какого-нибудь торговца благовониями или не врезаться в священную корову. Мы проехали мимо великолепной соборной мечети Джама-Масджид и величественного Красного форта. Позади остался Чандни-Чоук – легендарный Серебряный рынок Шах-Джахана. Резкий поворот налево, и мы попали на Дариба-Калан – улицу Несравненной Жемчужины. Здесь повсюду стояли жаровни, а на них – полные раскаленного масла чаны, где, подобно экзотическим омарам, плавали джалеби.1 Водитель что было сил вывернул руль вправо. Драндулет занесло, и мы резко остановились посреди базара Кинари.
Это был небольшой и довольно тихий рынок, где торгуют свадебными брошами, блестками и гирляндами из бумажных рупий. Вокруг прилавков царило праздничное оживление. На рынке было не протолкнуться от покупателей, и у всех у них лица буквально светились от счастья.
Я хлопнул водителя по плечу и спросил, неужели на такой праздничной улице стоит самая злополучная из гостиниц во всем Дели. Водитель плотнее завернулся в свой грубый плед и с серьезнейшим видом кивнул. Пригнувшись как можно ниже, он указал вверх.
С юга к рынку примыкала обшарпанная гостиница. На ржавой вывеске значилось неуместно оптимистичное название: отель «Блисс».2 Стены гостиницы покрывала мерзкая зеленая слизь, окна были разбиты, а металлическая гофрированная крыша проржавела до дыр. Над зданием грозовой тучей как будто висело какое-то роковое проклятье, ощущение несчастья было почти физическим. Наверное, во времена эпидемий чумы двери именно таких домов отмечали кровавыми крестами. Впрочем, здесь двери отсутствовали напрочь. При виде этого жалкого пристанища я ощутил, как по спине пробежали мурашки. Водителю явно не терпелось поскорее уехать. Он быстро выгрузил из своего драндулета мои вещи. Я расплатился, дав водителю щедрые чаевые – он потрудился на славу.
Внутри здание оказалось ничуть не краше, чем снаружи. На первом, вернее, полуподвальном, этаже воды было выше колена – видимо, у них где-то труба лопнула. Я вброд добрался до заблеванной лестницы и, собрав все свое мужество, вскарабкался на четвертый этаж, куда перенесли стойку администратора. Черные от копоти стены носили явные следы пожара. Гнилые доски скользили и пружинили под ногами, как влажная глина; разлагающиеся трупы погибших в воде крыс нестерпимо воняли.
Менеджер сидел, развалившись на плетеном стуле, и ковырялся в зубах веточкой мелии.3 У него были темно-каштановые волосы, а лукавый взгляд не предвещал ничего хорошего. Я назвал свое имя и сказал, что весьма наслышан о безупречной репутации его гостиницы. Менеджер вогнал свою зубочистку в щель между передними зубами. Он запросто мог бы уличить меня во лжи, ведь мы оба знали, что у гостиницы нет вообще никакой репутации.
– Скажите, много ли среди ваших постояльцев астрологов? – спросил я как можно дружелюбнее.
– Никого здесь нет, – последовал ответ.
– У вас найдется свободный номер на несколько дней?
– Отчего бы ему не найтись.
Атмосфера в отеле и без того была гнетущей, а тут еще и потоп – неудивительно, что хозяева появлялись здесь редко. Если бы вместо меня во втором номере ночевал сумасшедший, одержимый идеей самоистязания, он бы тут же излечился. Посреди ночи уцелевшие во время потопа крысы выбрались в сырой коридор – слышно было, как они с хрустом поедают тараканов прямо у меня под дверью. Полчища клопов, населявших убогие одеяла, устроили себе настоящий пир – пришли полакомиться кровью иностранца.
Слова менеджера о том, что гостиница пуста, оказались неправдой. Из комнатушки напротив доносились стоны и всхлипы какого-то любителя героина. Я на цыпочках прокрался мимо двери несчастного, размышляя, уж не в логово ли наркоманов и маньяков я попал.
Если бы не радостная атмосфера базара Кинари, я бы тут же съехал из отеля «Блисс». Лишь на улице можно было отвлечься от кошмарной реальности номера два. Прилавки пестрели яркими товарами: тут громоздились охапки вишнево-красных пластмассовых флажков, груды кокосовых орехов и корзины с лепестками роз; а там продавали розовые воздушные шары в форме Ганеши – бога с головой слона. В курильницах дымились сандаловые ароматические палочки, отгоняя прочь мух. Роскошная парча, стеклянные браслеты, пакетики с порошком хны – мехенди, ткани с блестками – все это сверкало и переливалось в лучах яркого декабрьского солнца.
Выйдя на задворки шумного рынка Чандни-Чоук, рядом с которым находится больница Джайн Берд, я присел за столик уличного кафе – выпить чаю и понаблюдать за жизнью улицы. Официант подал мне стаканчик чаи-и-сабс – зеленого чая с сахаром. Я медленно потягивал освежающий напиток и наблюдал за колоритной суетой Старого города. Велосипедисты и авторикши мчались в общем потоке подобно орлам в небе. А вон прошли несколько женщин с тяжелыми корзинами рыбы на головах. Слепой прокаженный с ребенком-поводырем просил милостыню. Приходили и уходили уличные торговцы, на все лады превознося свой товар: шариковые ручки, полосатые кухонные полотенца, праздничные колпаки из гофрированной бумаги и связки пажитника.
Я заказал еще стаканчик чаи-и-сабс. Тут к столикам подошла худосочная женщина-европейка средних лет с усталым, болезненным лицом. От зимней стужи ее защищала длинная лисья шуба, а поверх уложенных в сложную прическу обесцвеченных волос был повязан фирменный платок Gucci. Дама села за столик наискосок от меня. Интересно, что могло привести такую изысканную даму за столик дешевого уличного кафе из тех, куда люблю заходить я?
Не дожидаясь заказа, официант – он, по всей видимости, хорошо знал даму – поставил перед новой посетительницей стаканчик чая. Я сел прямо и постарался придать себе солидный вид. Не глядя на меня, дама заговорила:
– Я всегда прихожу сюда по пятницам, – у нее был сильный, незнакомый мне акцент. – Видите ли, мне очень нравится слушать мусульманский призыв к молитве. У нас в Москве такого нет. А мне очень нравится… слышите? Очень!
Она достала из сумочки пачку американских сигарет и закурила. Помахав рукой, чтобы разогнать дым, она рассказала мне, почему приехала в Индию.
У нее на родине, как я узнал, хирургов, да и частных клиник не хватает, так что приходится долго ждать очереди на пересадку печени. В Индии же, напротив, и хирургов хороших много, и клиники элитные есть, но главное – долго ждать не приходится.
– В России непросто найти качественную свежую пе-е-чень, – невесело проговорила она, растягивая слова.
– Правда?
– Нежная сочная пе-е-чень – это восхитительно, – продолжила она, облизываясь, будто голодная борзая.
В надежде закрыть неприятную тему я вынужденно с ней согласился, мол, печень достается нам от природы, и мы совсем ее не бережем. Но русской даме хотелось выговориться. Она зажгла еще одну сигарету, глубоко затянулась, набирая полные легкие густого дыма, и выдохнула.