Едва только мы познакомились, Хаким тайком шепнул мне, что вообще-то родился девочкой, но ведьма с гор превратила его в мальчика.
– Когда же это случилось? – спросил я.
Хаким вытащил из кармана водопроводный кран и почесал им макушку.
– Давно, – ответил он.
– Ну а все же?
– Да вас тогда и на свете-то не было.
И вот, пока мы были одни, я решил спросить Хакима о писанине на дверях дома.
Хаким заказал еще кофе: Абдул Латиф увечной рукой поставил на столик чашечку.
Прищурившись так, что глаза превратились в щелочки, он сказал:
– Похоже на проделки джинна.
– Не может быть! – возразил я. – Да, в нашем доме водились джинны, но мы приглашали заклинателей, резали козла. Каждая комната буквально пропиталась кровью и молоком. Заклинатели дали слово, что теперь все чисто.
– А когда совершался обряд?
– Полгода назад.
Хаким снова прищурился.
– Придется повторить, – сказал он.
Я вспомнил, во что тогда превратилось наше жилище. Заклинатели прошлись по всему дому – ни дать ни взять «Охотники за привидениями» на марокканский манер, – чиня погром и повергая нас в ужас. Мы долго потом не могли привести дом в порядок; Рашана до сих пор нет-нет, да и припомнит мне.
– Никаких заклинателей, только не это! – запаниковал я.
Хаким уставил палец вверх:
– Но есть и другой способ, – провозгласил он. – Правда, необычный, зато действенный. Слово даю.
– И что нужно делать?
– Поезжайте за город, в район Бускура, раздобудьте там горшок лесного меда и измажьте им все двери в доме: снаружи и внутри.
Прибежавшая из школы Ариана похвастала: она теперь знает про Робина Гуда. Она нарисовала его в Шервудском лесу, вокруг порхали бабочки. Ариана спросила: а он настоящий?
– Что значит «настоящий»?
– Ну, были у Робина Гуда мама и папа?
– Наверняка, – ответил я.
– А как их звали?
– Ариана, ну какая тебе разница? Ты пойми: в сказках все не так, как в жизни, тут неважно, было ли это на самом деле или нет. Важно, какие чувства они вызывают.
– Баба, так значит ты можешь говорить неправду?
– Тут другое, я бы назвал это вольным изложением фактов.
Откинув волосы назад, Ариана уставилась на меня с подозрением:
– Тогда можно я назову их Генри и Исабель?
– Кого?
– Папу и маму Робина Гуда.
– Конечно, можно.
– И как будто они жили здесь, в Касабланке?
– Ну, пусть так.
– Баба?
– Что, дочка?
– А когда я вырасту, можно мне выйти за Робина Гуда замуж?
На следующей неделе я сел за руль своего старенького «джипа» корейской сборки и отправился за город. Я много чего слышал про лес, примыкавший к южной окраине Касабланки. Огромное покрывало зелени простиралось от шоссе на восток. Зохра утверждала: место заколдовано, деревья в лесу когда-то были воинами на службе у злокозненного правителя – его земли находились к югу от Сахары. Опасаясь, что полчища воинов вот-вот завоюют Марокко, добрый джинн превратил их в деревья. Я рассказал Зохре о меде, и она подтвердила: да, мед действительно чудодейственный, особенно против злых духов. Сторожа также одобрили совет Хакима. Ввиду возможного нашествия джиннов они заметно оживились. Думаю, их радовала перспектива безнаказанно бездельничать под предлогом борьбы с силами тьмы.
Въехав в лес, я повел машину вдоль длинной дороги, обсаженной елями. В конце концов я приехал к питомнику служебного собаководства. Деревья тут росли часто – и впрямь похоже на армию. Чем дальше я углублялся в лес, тем правдоподобнее казались россказни Зохры, в которые сама она искренне верила.
Я надавил на газ и вскоре очутился в тупике – дорога кончилась. На выструганной из бревна скамейке сидел сухонький старичок в тонкой джеллабе светло-зеленого цвета. Казалось, ткань светится, и этот свет отражается на лице старика.
Я вылез из машины, поздоровался и спросил: не знает ли он, где здесь можно купить мед? Старик показал на хижину, едва видневшуюся за хвойными деревьями.
– Только берегитесь пчел! – предупредил он.
Тропинка была усеяна сосновыми шишками – ни дать ни взять, иллюстрация к «Красной Шапочке». По обе стороны группами по шесть стояли огромные белые ульи. Воздух буквально кишел их обитателями.
Я шел очень медленно – когда-то меня научили этому шу-ары, индейское племя с верховий Амазонки. Пчелы жалят только тогда, когда чувствуют опасность. Сами они носятся как молнии, так что если идти медленно, примут вас за дерево на ветру.
Я дошел до лачуги и постучал.
Дверь отворилась: на пороге стоял все тот же старик в светло-зеленой джеллабе. Обнажив зубы в улыбке, он пригласил меня войти. Я тем временем ломал голову над тем, как старик оказался здесь раньше меня.
Войдя, я увидел на столе разномастные пластиковые бутылки из-под минералки и пустые банки. Старик не моргая посмотрел на меня, словно обжигая взглядом.
– Вот только мед горьковат, – предупредил он.
Я выдержал его взгляд.
– Ничего, мне не для еды, – ответил я.
Мои слова прозвучали как пароль – старик понимающе кивнул. Он вполголоса назвал цену, и я взял со стола пять бутылок. Через четверть часа я уже несся на своем тарахтящем «джипе» по шоссе в сторону Касабланки.
Солнце зашло. На дороге было темно – фонари вдоль шоссе давно уже не зажигали. Я вглядывался в темноту, следя за дорогой, и вдруг мотор заглох. Как любой владелец корейского «джипа» я знаю: в самый неподходящий момент машинка может показать норов.
Свернув на обочину, я мысленно умолял железного коня сжалиться. Бесполезно. Я перепробовал все, что раньше помогало. Впустую. А ведь нет ничего опаснее, чем оказаться посреди ночи в заглохшей машине на дороге в Касабланку. Никогда еще я не чувствовал себя таким беспомощным и одиноким. Бросив «джип», я нагрузился бутылками с медом и стал голосовать. С огромным трудом мне удалось поймать попутку.
Ночью я видел сон. Темнота перед глазами сменилась желтым и красным – мы оказались на верблюжьем рынке около Гулимина, на самой границе Сахары. Отец собирался показать нам верблюдов. Он сказал: чтобы узнать пустыню, надо узнать этих животных, а чтобы узнать их, надо узнать тех, кто их растит. По его словам, верблюды, жители Сахары и песок неразрывно связаны друг с другом.
Но верблюды мне не слишком понравились – от них воняло, а песок раздражал – набивался в обувь, скрипел на зубах. Отец рассказал притчу о маленьком мальчике: тот сбежал в пустыню и мечтал превратиться в рыбу. История показалась мне занятной, с еще более занятным концом. Мы все тогда здорово смеялись.
– Ну что, Тахир-джан, понравилось?
– Да, баба.
– А ты уловил смысл?
– Наверно.
– Вот и не забывай. Пройдут годы, и история предстанет перед тобой в ином виде.
– Как это, баба?
– Ты глубже проникнешь в ее смысл. И тогда случится нечто прекрасное.
– Что, баба?
– Вызреет плод.
Утром я решил снять со счета все деньги и купить новенький «Лэнд-Крузер». До сих пор я ездил только на подержанных машинах – новый автомобиль всегда казался мне непозволительной роскошью. Но проторчав полночи на шоссе, я изменил свое мнение.
За завтраком Зохра заметила, что я в костюме, и спросила: куда я собрался?
– Покупать новую машину, – смущенно ответил я.
– Ай, ай, ай!.. – запричитала она. – Если пойдете в костюме, заплатите втридорога. Уж поверьте мне. Я знаю, что говорю.
Я вернулся в комнату и переоделся в побитый молью свитер и драные джинсы. Вышел из дома и направился к дороге. Ожидая такси – небольшую машину красного цвета, – я услышал свое имя. Обернулся и увидел Зохру. Размахивая решетом, она со всех ног мчалась ко мне, чуть не теряя домашние тапочки.
– Решето возьмите! – донесся до меня ее хрипловатый голос. – И сделайте так, как я учила!
Спрятав решето в сумку, я сел в такси и отправился в самый большой автосалон, продававший «Тойоты». Дома сторожа, до которых донесся слух о том, что я покупаю машину, настояли на «Тойоте». Все трое, как один, заявили: только люди недалекие ездят на «джипах», а вот «Тойота» – для смелых и решительных.
В автосалоне я вынул из сумки решето и начал им угрожающе поигрывать.
Освободившись, продавец подошел ко мне. Я тут же сунул ему под нос решето, заявив, что не имею ничего общего с туристами, а потому рассчитываю на существенную скидку.
– Месье, – ответил мне продавец, поправляя галстук, – туристы у нас и не покупают. Они берут напрокат.
Стараясь держаться как можно непринужденнее, я поинтересовался моделями «Лэнд-Крузеров».
– Месье, я так понимаю, вам укомплектовать по полной?
Взяв рекламный буклет, продавец нацарапал в уголке сумму.
– Нет-нет, – возразил я, – только базовая модель. Без всяких там наворотов.
Озадаченный продавец нахмурился.
– А кожаные кресла, стабилизатор скорости, турбонаддув, подушки безопасности, колесные диски из легкого сплава? Что, ничего из этого не нужно? – от удивления он едва не поперхнулся.
– Нет, никаких там глупостей. Лишь бы машина довезла меня куда надо. И не сломалась в дороге.
– Но, месье…
– Что такое?
– Месье, если вы возьмете базовую модель…
– …то что?
– …чем же все будут восхищаться?
Глава четвертая
Цари – правители людей, ученые – правители царей.
Абу-аль-Асвад 10
А в Дар-Калифа сторожа вовсю мазали двери медом. Уговорив меня купить новые кисти, они трудились с редкостным воодушевлением.
Рашаны дома не было – она встречалась с подругой. Когда же она вернулась, дом благоухал как луг летним днем. Заметив, как приятно пахнет, Рашана прошла наверх переодеться. Не прошло и минуты, как раздался пронзительный крик. Хамза с кистью в руке сломя голову ринулся вниз по лестнице. За ним по пятам гналась Рашана.
– Что же это творится, а? – призывала она его к ответу.
– Это от джиннов, – несмело ответил я.
Жена метнула в меня гневный взгляд.
– Господи, ты ведь уже приглашал заклинателей! Они забили ни в чем не повинных животных, а все ради проклятых джиннов! Ты разве забыл: дом буквально утопал в крови!
– Я хочу только одного: чтобы все были довольны, – сказал я. – Приходится считаться с местными обычаями.
Рашана в бешенстве закатила глаза.
– Ты что, веришь в эту чепуху? – возмутилась она.
– Стараюсь не поддаваться, – сказал я. – Но что-то плохо получается.
Может, туристы в Касабланку и не заглядывают, но решето сотворило чудеса. После долгих уговоров, когда я снова и снова повторял, что не собираюсь производить впечатление на кого бы то ни было, мне удалось сторговать значительную скидку. Продавец скрежетал зубами и ворчал: никто еще не спрашивал базовую модель. Придется заказывать аж из Японии.
Когда машину доставили, я приехал в автосалон, взял у продавца ключи и забрался в салон. Опробовав новенький серебристый «Лэнд-Крузер», я остался доволен. Но хорошее настроение в два счета улетучилось, стоило мне только въехать на узкие улочки городских трущоб.
Разъезжая на стареньком корейском «джипе», я был словно под покровом плаща-невидимки. Машина мясника, на которой я ездил еще раньше, тоже ничем не выделялась. Но сев за руль блестящего «Лэнд-Крузера», я тут же стал заметен. Свернув на дорогу, ведущую к Дому Калифа, я вынужден был вжаться в покрытое полиэтиленом сиденье: меня провожали сотни глаз. Я готов был сгореть со стыда – получалось, я выставлял напоказ свое благополучие.
Когда я загнал машину в гараж, сторожа выстроились в ряд, словно почетный караул, и принялись благодарить меня.
– Это еще за что? – буркнул я.
Они смутились.
– Ну, как же, теперь мы вами гордимся, – сказал Хамза.
Я настоятельно просил их не мыть машину: пусть станет обшарпанной, как и приличествует нашей округе. Однако сторожа не соглашались. Каждое утро, пока я еще спал, они заботливо чистили каждую колесную гайку, натирали кузов до блеска – машина напоминала сверкающую римскую колесницу. Объяснение такой привязанности прислуги к новой машине нашла Рашана:
– Машина повысила их статус в обществе.
Однажды утром я зашел к себе в кабинет и застал там Ариану: стоя на ведре, она изо всех сил тянулась за книгой на верхней полке. Но вместо того, чтобы перевернуть ведро и встать на дно, Ариана подложила что-то плоское, матово-серебристого цвета, сантиметра три толщиной. Мой ноутбук! Подскочив к дочери, я снял ее с ведра и достал книгу, за которой она тянулась.
– Если бы ты перевернула ведро, не пришлось бы становиться на дорогой ноутбук, – сказал я ей.
– Но, баба, он же твердый, с ним ничего не будет, – возразила Ариана. И выбежала с книжкой в сад.
Я взял ноутбук; мне все еще было не по себе от увиденного. Тут мне вспомнились слова отца.
Однажды жарким летним днем мы сидели в одних футболках на лужайке, под раскидистым тисом. Мне было тогда лет двенадцать. Отец сказал, что утром к нему приходил гость, который проделал долгий путь.
– Он приехал из Америки, баба?
– Нет, еще дальше.
– Из Канады?
– Нет. Да и какая разница, Тахир-джан, откуда он. Важно, что ему нужна была моя помощь, а я не смог помочь.
– Почему?
– Потому что он не был готов.
Отец лег на траву.
– Иногда западная цивилизация представляется мне младенцем с энциклопедией в ручонках, – признался он. – В этих ручонках сосредоточена невероятная мощь, опыт тысяч поколений. Но мудрость недоступна младенцу до тех пор, пока он не научится читать.
– А тот посетитель, он когда-нибудь будет готов?
– Надеюсь.
– Ты с ним говорил, баба?
– Недолго. Впрочем, и это оказалось непросто.
– Как же ты поступил?
– Рассказал ему притчу. И велел обдумывать ее снова и снова, до тех пор, пока думать будет не над чем.
– Баба?
– Да, сынок?
– А расскажи мне ту притчу?
Отец поднялся с травы и сел, скрестив ноги. Глянув на небо, он начал:
– Давным-давно жил в Персии один царь. И так любил поесть, что устраивал пиры один за другим. С годами он становился все тучнее и тучнее. В конце концов, до того растолстел, что уже не мог подняться с подушек. Никто не смел об этом заговорить, пока однажды утром царь не пожаловался на ноги: они совсем посинели от плохого кровообращения.
Ко двору приглашали одного врачевателя за другим. Но царь по-прежнему не ограничивал себя в еде. А чем больше он ел, тем толще становился.
Однажды в его страну приехал один очень мудрый врачеватель. Его немедленно повели во дворец и рассказали, какое несчастье постигло царя.
– Ваше величество, – сказал врач, – я берусь сделать так, чтобы вы похудели за сорок дней, а потом вылечу ваши ноги. Если же у меня ничего не выйдет, так и быть, казните меня.
– Скажи, какие снадобья тебе потребуются? – спросил царь.
Доктор выставил вперед ладонь, останавливая царя:
– Никакие, ваше величество. Ничего не нужно.
Царь решил, что врачеватель держит его за дурака. И спросил совета у главного визиря.
– Бросьте его в каменный мешок дней на сорок, – посоветовал визирь. – А потом отрубите ему голову.
Двое стражей схватили врачевателя и потащили в темницу. Но прежде царь спросил: не желает ли он что-нибудь сказать?
– Да, ваше величество.
– Так говори! – вскричал царь.
– Я должен признаться вам, ваше величество, что вижу ваше будущее. Вы упадете замертво ровно через сорок дней. И поверьте мне: помощи ждать неоткуда.
Врачевателя бросили в самую темную, самую сырую камеру. Дни шли за днями. Царю уже не лежалось на подушках, он беспокойно метался из угла в угол. Его волнение все нарастало, и под конец придворные перестали узнавать своего господина. Он потерял аппетит, перестал мыться, а постоянные тревоги лишили его сна.
На сороковой день утром царь распорядился привести врачевателя. Того привели и велели дать объяснения.
– Ваше величество, – спокойно заговорил врачеватель, – сорок дней назад вы запросто могли умереть от ожирения. Я видел ваше состояние, но понимал: увещеваниями тут не помочь. Поэтому я заставил вас поволноваться в течение сорока дней. И теперь, когда вы сильно похудели, я готов прописать вам снадобья, которые наладят кровообращение в ногах.