– Меня, короче, Димон зовут, если ты не в курсе, – начал он, вальяжно откинувшись на спинку стула и глядя на девушку с добродушным покровительством. – А про тебя я все уже узнал. И когда узнал, вот, что решил. Из гадюшника этого я тебя, короче, забираю. Пристрою пока в «Шмаровский Купец», мне это легко, я, вообще, куда угодно могу пристроить. Покантуешься до лета там. Ты клевая девка, понравилась мне, а те, кто мне нравятся, под пьяных дальнобоев не ложатся. Летом я в Москву сваливаю, со мной поедешь, короче.
– У меня смена закончилась, – произнесла Настя официальным голосом. – Оплатите счет, пожалуйста.
– Ты чего, подруга? – Манцур, похоже, искренне удивился. – Ты не догоняешь что ли? Тебе чего, каждый день такие расклады выдают? Давай-ка, короче, сворачивай тут свои делишки, – он положил на стол деньги, даже не взглянув на сумму счета, – и чтобы через пять минут была готова. Сейчас поедем с тобой в одно уютное гнездышко, не в такой клоповник, как у вас наверху, – у приятеля хата есть, как раз для таких случаев, освободил для меня на ночь. Так что, давай мигом.
Как только Манцур оплатил счет, Настя с облегченным вздохом сгребла деньги со стола, убрала в карман передника и последнюю фразу клиента дослушивала уже стоя.
– Вот что я тебе скажу… Димон, – устало произнесла она. – Ни в какое гнездышко я с тобой не поеду – это раз. Я про тебя тоже кое-чего узнать успела – это два. Ты, конечно, можешь подойти к Славику и попробовать договориться насчет меня, но тут тоже облом – у меня сейчас красные дни календаря. Это три. В нерабочее время прошу меня не доставать – это четыре. Сдачу сейчас принесу – это пять.
…В течение следующих двух месяцев Насте пришлось изрядно понервничать, выдерживая активную и довольно плотную осаду. Манцур появлялся в «Пит-Стопе» почти в каждую ее смену и, если не заваливался в зал – один или с приятелями, – то ждал на улице в машине. Машины были всегда разные, – Димон, не имея ни собственной «тачки», ни прав, частенько рассекал по городу на автомобилях друзей, которые ему охотно одалживали. Каждый раз, находясь в различных стадиях опьянения, за то короткое время, которое оставляла ему Настя, торопливо добегающая до корпоративной «блядовозки» или автобусной остановки, он доносил до нее в разных вариантах один и тот же набор мыслей: «Все равно будешь моей, никуда не денешься. Не было еще в городе такой телки, чтобы мне отказала. Задницей навиляешься – сама потом приползешь».
Все это продолжалось до того вечера, когда Настя, всегда встречавшая призывы и реплики Димона холодным молчанием, не сумела сдержаться и, уставшая и задерганная после тяжелого дня, ответила опостылевшему поклоннику так, что уже через пять минут, испытывала нешуточный страх и проклинала свою несдержанность.
Закончив дневную смену, она спешила к автобусной остановке, когда внезапно вынырнувший откуда-то сбоку Манцур придержал ее, ухватив за рукав куртки.
– Куда торопишься, подруга? – с пьяной ухмылкой поинтересовался он. – Небось, братцу своему, дебилу, жопу подтереть не терпится?
Настя притормозила, резко обернулась, глядя на Димона расширенными от злости глазами. В голове крутились десятки ответов – одни оскорбительнее другого. Она лихорадочно подбирала слова, чтобы унизить Манцура, растоптать его самоуверенную наглость, короткой фразой отшить его навсегда, слова, в которых выразится все – и отупляющая усталость после рабочего дня, и глухое раздражение от навязчивых домогательств, и чувство тоски от беспросветной монотонности ее только начавшейся жизни. Она хватала ртом воздух, никак не находя подходящего ответа и еще больше злясь от этого.
– Молчишь? – промолвил он тихо, став вдруг сосредоточенным и серьезным. – Тогда я тебе скажу. Ты меня перед пацанами лошарой выставила: типа, Димону шлюха из «Пит-Стопа» не дает. Я такое не прощаю. Один раз предупреждаю: не одумаешься – я тебя просто пацанам отдам, они тебя сперва по кругу пустят, ну а уж потом и я попользую от души. Так что, не обижайся, если что.
Настя сама не поняла, как это случилось. Только что она стояла, злобно глядя на Манцура и пытаясь освободить рукав от его хватки, и вдруг, услышав нешуточную угрозу, выглядевшую вполне реальной, почувствовала, что ее разбирает дикий, истеричный смех. Он не был вызван эмоциями или мыслями, но, зародившись где-то внутри, настойчиво просился наружу, подкатывая к горлу тугой волной, и Настя, которой стало совсем не смешно, поняла, что не сможет противиться этому припадку веселья. Секунду она еще пыталась сдержаться, а потом расхохоталась прямо в лицо опешившего от неожиданности Димона.
– Слушай, ты, пользователь недоделанный, а ты уроки выучил? – выговаривала она сквозь смех, который хотела, но была не в состоянии остановить. – Беги скорее домой, а то папка заругает, ремня всыплет. Делать уроки, писать и спать. Да, и пипку свою мелкую перед сном не сильно дергай, а то мозоли на ладошках появятся.
Вырвавшись из ослабевшей хватки, она развернулась и бросилась к автобусу, двери которого уже начали закрываться. Отъезжая от остановки, она наблюдала в окно, как ошалевший от ее слов Димон, пришел, наконец, в себя, дернулся, как от удара током, начал размахивать руками и что-то злобно орать вслед удаляющемуся автобусу.
К усталости от работы, к постоянным хлопотам по приготовлению еды и уборке квартиры, к перманентным скандалам, которыми она пыталась бороться с пьянством матери, добавился еще и страх. Теперь каждый раз выходя из дома, Настя невольно оглядывала улицу, боясь увидеть высокую, чуть сутулую фигуру Димона, припаркованный у дома неизвестный автомобиль или курящую в напряженном ожидании группу подростков. В такие минуты она иногда начинала жалеть о своей слишком непримиримой позиции: «Тоже мне, целка-невидимка нашлась. Небось, не убыло бы от тебя. Теперь вот так и живи – короткими перебежками».
Но проходили дни и недели, а Манцур никак не давал о себе знать. Он больше не заявлялся в «Пит-Стоп», и, кажется, даже его дружки-прилипалы вдруг забыли сюда дорогу. Он не звонил и не маячил у дома Насти, ни слал эсэмески с приглашениями на «зачетную тусовку», не встречал после работы с предложением подвести до дома.
Время неумолимо брало свое, и напряжение постепенно спадало. И вот он явился вновь.
Настя взяла с подоконника пачку сигарет, вышла во двор, уселась на скамейку Демидова, грустно посмотрела на опрокинутый Манцуром чурбак, не торопясь закурила. С момента последнего, столь памятного разговора с Димоном прошло почти полгода. За это время она дважды нарывалась на неадекватно-агрессивных клиентов, после чего приходилось брать «больничный» на дополнительную подработку; однажды попался застенчивый персонаж, который, только оказавшись с ней наедине, со шкодливым видом озвучил столь экзотические пожелания, что Настя, быстро одевшись, пригрозила вызвать охрану; несколько раз ее пытались посадить в машину на выходе из кафе хорошо «отдохнувшие» любители бесплатных удовольствий; в прошлом месяце по итогам ночной смены в кассе случилась крупная недостача, которую Сазонова, не долго думая, раскидала на всех работавших в зале и за стойкой.
На этом фоне тесное знакомство с Манцуром уже не казалось чем-то ужасным, но и сегодня, едва увидев его в окно и, конечно, понимая цель визита, она уже точно знала, что откажет ему вновь. Потому что, и после месяцев работы в «Пит-стопе», и после десятков клиентов, с которыми приходилось подниматься наверх, где-то в глубине сознания все еще сохранялась странная, иррациональная, возможно, глупая и смешная уверенность: пока она держит эту линию обороны, у нее остаются основания для того, чтобы уважать себя. Все, что происходило в номерах мотеля, было просто работой, дающей возможность кормить себя и семью, а лечь под Манцура вопреки своему нежеланию, лечь не как проститутка, а как любовница, означало перейти ту неуловимо тонкую черту, за которой уже не останется возможности для самообмана.
Устало разглядывая двор – застывшую, сонную картинку, привычную с детства и не меняющуюся годами даже в мелочах, – Настя в который раз лихорадочно искала способ вырваться отсюда, достать билет в один конец, чтобы увидеть другую жизнь, и пусть она даже будет не намного лучше сегодняшней, главное – избавиться от отупляющей, беспросветной монотонности. Можно было уехать в областной центр – крупный промышленный город, – этот вариант всегда приходил в голову первым. Там не будет проблемой найти работу официанткой, там есть большие магазины, куда могут взять продавщицей, там есть вечерние и заочные курсы, где можно получить хоть какую-то специальность. Настя привычно прокручивала в голове различные варианты своего счастливого устройства в большом городе, старательно отгоняя мысли о том, почему этот путь для нее сегодня закрыт.
Она ткнула окурок в установленную Демидовым жестяную банку, вытащила новую сигарету.
Со скрипом открылась дверь третьей квартиры, и на крыльцо медленно выбрался ее единственный обитатель – дед Митяй. Опираясь на палку, приволакивая наполовину отнявшуюся после инсульта правую ногу, он двинулся по дорожке, проложенной вдоль дома и ведущей к деревянной будке общего на всех туалета.
– Здрасьте, дядь Мить, – весело поприветствовала старика Настя.
Поравнявшись с ней, он остановился, посмотрел хмуро, исподлобья.
– Все блядуешь, девка? – прокуренным голосом просипел он.
– Не без этого, дядь Мить. А ты, может, тоже интересуешься? – участливо спросила она. – Так не стесняйся – скажи, тебе, как соседу, скидочка будет.
– Вот курва, – мрачно резюмировал Митяй, обиженно пожевав губами. – Как Петька помер, так сразу обе бабы в разнос пошли.
Он возобновил свое неторопливое шествие, а Настя, зло прищурившись ему вслед, вдруг выкрикнула со смесью обиды и ярости:
– А Антоху кормить и лечить ты что ли будешь, хрыч старый?
Все мечты о бегстве из Шмарова тут же развеялись, оставив после себя в душе лишь тоскливую пустоту. У Антохи, как это часто бывает, синдром Дауна потянул за собой целый букет болячек, развившихся в раннем детстве, но последним оглушающим ударом стал обнаруженный в прошлом году сахарный диабет. Все больше денег уходило на лекарства, да и визиты к врачам (Настя почти каждый месяц возила брата в областную больницу) получались совсем не бесплатными. Даже если бы Настя решилась оставить брата с матерью, она вряд ли смогла бы их прокормить. Жить в большом городе, в котором нет близких друзей, нет собственного, хоть и маленького огорода, означало, что придется снимать жилье, обеспечивать всем себя и оставшихся в Шмарове родных. Без специальности и опыта все придет к тому же: съем клиентов во время, свободное от основной, но малооплачиваемой работы. Но даже этот вариант она готова была попробовать, не задумываясь, если бы на мать оставалась хоть какая-то надежда. Врачи заявляли, что при правильном уходе Антон сможет протянуть еще от пяти до семи лет, и Настя, холодея от собственного цинизма, уже вела отчет этим годами, пытаясь представить, в кого она превратится через семь лет такой жизни.
Демидов, сосед из шестой квартиры, соорудил лавочку прямо напротив своего крыльца, и Настя, разглядывая старую, давно некрашеную дверь, невольно вспомнила, как баба Валя из первой квартиры, излишне говорливая, но, в общем, безвредная и простодушная старушка, собрав у своего крыльца сплоченную группу традиционных слушательниц – таких же «божьих одуванчиков» из соседних домов, – убежденно высказывала свои впечатления от нового жильца:
– Ну, поддает он, конечно, сильно – каждый день, почитай. Нас-то этим не удивишь – поди, найди сейчас непьющего-то, а так вроде бы и мужик как мужик, тихий такой, вежливый, да только вот что я, вам, бабоньки, скажу. Непрост он, тихоня, ох, непрост. Не зря говорят, что в тихом омуте бывает, – баба Валя победно оглядела подружек, у которых от предвкушения захватывающих подробностей, казалось, даже удлинились шеи. – Я, бабоньки, как в глаза-то ему поглядела – я завсегда человеку в глаза смотрю, в глазах ничего не спрячешь, – меня аж мурашки пробрали, чуть в коленках не ослабла. Точно вам говорю: дурное у этого мужичка прошлое. Может, прости Господи, и убивец какой, – бабульки заохали, мелко крестясь, а баба Валя, входя в раж от всеобщего внимания, понизив голос, зловеще добавила: – чует мое сердце, наплачемся мы еще с этим соседом, выпадет нам с ним морока.
Да, Демидов был не прост. Настя не могла похвастаться въедливой проницательностью бабы Вали, однако и она интуитивно улавливала что-то фальшивое в образе тихо спивающегося работяги, который сосед создавал весьма убедительно. Но эта едва уловимая фальшь не вызывала у нее, загруженной собственными проблемами, приступов острого любопытства; она считала, что если человек не хочет что-то о себе рассказывать, то это его выбор и его право. Настя вспомнила их последний разговор, когда она полушутя пригласила соседа вместе сходить на празднование дня города, и подумала, что идея, в общем-то, неплохая. Подружки из «Пит-Стопа» до тошноты надоели на работе, пацаны-сверстники после начала ее карьеры в мотеле стали почему-то вызывать лишь брезгливое отторжение, будто она неосознанно ставила их на место любого из своих клиентов со второго этажа, идти одной не хотелось, а сидеть дома, когда весь город гуляет, казалось просто глупым.
Затушив в банке второй бычок, она поднялась с лавки, бросила еще один короткий взгляд на дверь шестой квартиры и подумала, что вечером надо будет не пропустить момент возвращения соседа с работы, чтобы все-таки подвигнуть его на посещение праздника, на который сам он, конечно, пока не собирается.
Глава пятая
1.
– Погоди-погоди, Денис, я, кажется, что-то не так понял, – в голосе Демидова еще не звучали ни злость, ни обида – только безмерное удивление и легкая растерянность, – ты скажи толком, чего вы задумали.
– Ты все правильно услышал, – грустно произнес Денис, старательно пряча взгляд. – Городецкий, Хмурый, ну и… я тоже – мы решили забрать свои доли и выйти из бизнеса. Есть предложение завтра собраться, все посчитать, определиться с официальными процедурами.
– Да ты чего говоришь-то, Дениска? – вытаращил глаза Демидов. – Ваши доли – это девяносто процентов! Выйдете – я-то с чем останусь? Вы решили ликвидировать бизнес? Такой бизнес?! А как же проект с агрокомплексом? Это же прорыв настоящий, тот же Хмурый неделю назад ладошки потирал, обещал денег в это ввалить, потому что там маржа рисуется – будь здоров. Неделю назад! А теперь, значит, не только агрокомплекс, теперь вы вдруг все прикрыть решили? Но почему?
Денис по-прежнему старался не смотреть в глаза собеседнику, его явно не радовала роль, которую приходилось сегодня исполнять. Они были друзьями еще с курсантских времен, более того, именно он, Денис, пять лет назад убедил приятеля уволиться из армии и привел в бизнес. Поэтому желание компаньонов, чтобы Денис сам подготовил Демидова и озвучил их решение, выглядело вполне логичным, однако не делало его миссию более приятной.
Они сидели за угловым столиком, расположенным чуть в стороне от остальных, на открытой веранде небольшого уютного ресторанчика в самом центре Краснодара. Легкий ветерок слегка трепал края натянутого над верандой тента, живая изгородь, тянущаяся по периметру внутреннего дворика ресторана, была искусно подсвечена вмонтированными в плитку пола разноцветными фонариками. Изящный фарфоровый чайник и большая чашка капучино на фоне богатых сервировок некоторых соседних столиков смотрелись весьма скромно, – Денис позвонил час назад, сказал, что есть срочный нетелефонный разговор, они договорились пересечься в давно облюбованном месте и, не рассчитывая на долгую беседу, ограничились символическим заказом.