– Сказала.
– Так что же ты?
– Дурак ты, Мишка.
– Ну ладно, дурак. Давай, так и решим – дурак! Обними меня, пожалуйста.
Настя вздохнула и обняла.
Через час Михаил ушел, а Настя осталась грустить.
Мишка, конечно, нормальный парень. Настоящий казак – черноволосый, кудрявый, улыбчивый. Но, они познакомились три года назад, а женат он был к тому времени уже семь лет. И сыну было пять. Как он умудрился втереться к ней в доверие? Любовник он, конечно, неплохой, но не гениальный. Мишка особенно на жену не жаловался, предпочитал на эту тему вообще не распространяться. Бог его знает, какой на самом деле была его семейная жизнь? Настя решила, что раз он к ней приходит, то с женой ему не очень. Но время шло, Мишка все так же приходил и приходил, все так же о жене не рассказывал, и все так же не сообщал о своих планах на будущее. В конце концов, Настя стала на него обижаться. А полгода назад сказала:
– Ты меня уже замучил. Ты уж как-то разберись, чего хочешь? Или туда, или сюда.
– Настя, ты меня выгоняешь?
– А ты сам себя куда выгоняешь?
– Да я бы никуда себя не выгонял. Не могу я такие вещи решать.
– А кто должен решать? Иди и решай.
– Настя, я без тебя не смогу. Я себя мужчиной только с тобой и чувствую. Мне женщина нужна.
– Так тебе баба нужна? Баб много, иди и занимайся сексом с кем хочешь. Может найдешь другое лекарство от импотенции.
Ушел Мишка.
А сегодня Настя как будто вернулась на полгода назад. Опять та же досада, та же обида. Что дальше? Так может продолжаться и десять лет, и двадцать. Мужик вроде и есть, но его нет. Таким лекарством лечиться можно бесконечно и с тем же результатом. А как обрадовался. И ушел довольный как слон.
Ненавижу.
Настя легла на кровать, свернулась калачиком и подумала о том, что она одна во всей квартире. Хорошая, двухкомнатная квартира. По наследству досталась. И на кухне пусто. И в гостиной пусто. И в ванной. И в туалете. А в спальне она одна. На большой кровати. Слишком большой. Ей показалось, что кровать стала еще больше, что она стала размером с футбольное поле. Нет, размером с город. А в центре, на гигантской вишневой атласной поверхности, маленькая-маленькая Настя. Одна.
А следующий день начался на удивление жизнерадостно. Снова солнышко, у народа предновогоднее настроение. Начальник – Петр Константинович, тоже добродушен как никогда. Кроме того, в конторе появился приятный деловой джентльмен. Пообщался с Константиновичем и отправился к Насте.
Лет сорока пяти, длинный, худой, наверное – типичный англичанин. Они поговорили о делах, причем англичанин говорил по-русски очень прилично.
В конце концов, Настя сказала:
– Вы так хорошо говорите по-русски. Наверное, давно в России?
– Два года.
– О! Уже давно. Акцент, конечно, есть, но все понятно.
В порядке делового обмена Настя дала Ричарду свою визитную карточку. Он прочитал ее имя, и покачал головой:
– Вы сказали, Вас зовут Настя. Никак не могу привыкнуть, что у русских разное имя. И я не знаю, когда можно говорить отчество, а когда не нужно. Сколько у вас имени? Два, три?
– Не знаю. – пожала плечами Настя. – Смотря, кто называет. У каждого свои права. Для кого-то я Анастасия Андреевна. Для кого-то – просто Анастасия. Для близких друзей – Настя, Настюша, Настена, Настька, Настенька, Стася.
– О! И Стася?
– Ну да. Потом еще можно – Настуся, Стаська. Кто-нибудь еще что-нибудь придумает. Теперь могут Анастейшей назвать.
– Невероятно. Я только Ричард и Рич.
– Вам хуже, – улыбнулась Настя.
– О! Вы хорошо улыбаетесь.
– Спасибо.
– Скажите… а как мне лучше вас звать?
– Как я представилась – Настя.
– А. Еще вопрос. Скажите, если вас могут назвать иначе, как русские понимают, что говорят к ним?
– Не знаю. Мы привыкли. У нас все по-разному называют. Что угодно могут назвать как угодно.
– И все будут понимать?
– Да.
– Как? Как это можно?!
– Просто понимаем и все.
Ричард вздохнул.
– Я раньше думал – знаю русский язык. Приехал в Россию, понял, что не знаю. Ругаться научился, думаю – уже знаю. Теперь думаю – никогда не буду знать.
Но, после ухода Ричарда образовалась какая-то пустота. Все показалось ничтожным, чужим, неласковым. Настя вспомнила вчерашний вечер, вспомнила Мишку, и настроение упало ниже нижнего.
Когда подошел конец рабочего дня и сумерки преобразовались в непроглядную ночную тьму, она сняла трубку и позвонила Соне.
– Сонь, давай в кафе посидим.
– Когда?
– Сейчас.
– Сейчас не могу. Через час, хорошо? Придет Лешка, попрошу его с Ильей посидеть. Он тебя любит, он поймет. А в каком?
– Да, где всегда сидели.
Настя задержалась на полчаса и ушла с работы последней. В лифте было пусто и прижиматься к ней было просто некому.
Жизнерадостная Соня пришла через пять минут, чмокнула Настю в миллиметре от щеки и плюхнулась на стул напротив.
– Как дела?
– Я в деймосе.
– В чем?
– В деймосе.
– Это что? Не пугай меня, беременная, что ли?
– Нет. Деймос – это ужас по-гречески.
– Господи! А что случилось?
– Я опять с Мишкой встречалась.
– И что?
– Да ты что, не понимаешь? Я же с ним рассталась!
– И что?
– Я же точку поставила!
– Ну, поставила, переставила, чего страшного-то?
– Соня, я с ним совсем рассталась. Не так легко было, между прочим. А теперь сама позвонила.
– Ну, если сама позвонила, в чем ужас то?
Настя чуть ли не с отчаянием сказала:
– В том, что мне мужика захотелось, и я не смогла удержаться! Это что же, я теперь каждый раз буду ему звонить? Как на скорую помощь?
– Ну-у, если ты один раз ему позвонила… ты когда с ним встречалась последний раз?
– В мае.
– Ну вот, видишь, а сейчас декабрь. Ничего страшного.
– Ага, если я буду с ним трахаться раз в полгода, то это нормально. А если раз в три месяца, то это уже кошмар, да?
– Ну, не знаю я. А как ты хочешь?
– Я никак не хочу, никак, понимаешь ты!
Обе подруги замолчали и стали слышны звуки кафе – тихие разговоры, звяканье ложечки в чашке, шум с улицы. Наконец Соня сказала:
– Значит, тебе нужен другой мужик.
– Нужен, Сонечка, наверное, нужен.
– Так и в чем проблема, ты же сама жалуешься, что на тебя смотрят?
– Я их ненавижу.
– Ой, так ты их хочешь или ненавидишь?
– Хочу и ненавижу. Я своего хочу, понимаешь, своего, не чужого!
Они опять помолчали. Соня с сочувствием посмотрела на Настю.
– Знаешь, когда мы в школе учились, я думала, ты первая замуж выйдешь.
– Почему?
– Ты интересная. Одни глаза чего стоят.
– Ты мне уже говорила.
– Ну, ты же и сейчас интересная!
– И сколько лет я еще буду интересной? Два, три?
– Если ты будешь так думать, то ничего хорошего не будет.
– А как мне думать? Как? Соня, что во мне не так?
– Все так. Ну… может быть, тебя боятся.
– Чего меня бояться?
– Ну, что ты отошьешь.
– А я отшиваю?
– Ой, еще как! Знаешь, как я тебе завидовала. Всегда хотела научиться отшивать как ты.
Настя вздохнула.
– Вот я и отшила.
– Господи! Ну не отшивай!
– Так что, может мне лечь и ноги раздвинуть!?
– Настя! Ну, я-то в чем виновата? Ну, что я могу тебе сказать!? Ложись и сдвинь? Будь просто помягче с мужским полом. Как-то жалеть его надо, что ли.
Настя опять вздохнула:
– Соня. Весь мужской пол хочет одного. Быть помягче с ним можно только одним способом.
– А что, тем, которых не хотят, лучше?
Тут Настя задумалась.
– Наверное не лучше.
Посидели они так еще полчаса. Поговорили про Сонину жизнь, про ее сына Илюшку, и разошлись.
И опять к Насте в автобусе прижимались. Настя терпела, терпела, хотела быть помягче, но больше чем на три минуты ее не хватило. Она повернула голову и шепотом сказала:
– Молодой человек, видите, вон, впереди, бабушка.
– Вижу, – ответил ошарашенный молодой человек.
– Так вот, она точно хочет, чтобы вы к ней прижимались. А я – нет.
Вечером Настя собралась ложиться спать, но вместо этого выключила свет и села в кресло возле окна. А за окном пейзаж не Бог весть какой. Девятый этаж, видна далекая улица и окна, окна, окна, а над окнами оранжево-фиолетовое городское небо. Настя сидела долго. И, кажется, мыслей не было вовсе. Просто сидела и все. Потом она встала, включила свет и увидела лежащий на столе альбом Кандинского. Настя взяла альбом в руки, залезла в постель, и начала рассматривать иллюстрации. Цветные пятна, линии, абстракционизм какой-то. Зачем все это нужно?
Она перевернула очередную страницу и увидела заголовок: «Точка, пятно и линия на плоскости». Ну и что это значит? Она попыталась читать, но, заснула.
И ей приснился самый страшный сон в ее жизни. В полной темноте она вдруг увидела белую тонкую линию. Линия медленно выползла откуда-то справа и так же медленно пересекла все зрительное поле, пока ее конец не скрылся с левой стороны. Потом с линией стало что-то происходить, и Настя проснулась от ужаса.
Она бросила книгу на пол и выключила свет.
На следующий день Настя попыталась работать, но потом не выдержала и пошла к Дашке, которая работала в конторе в должности дизайнера. Или художника, кто ее разберет?
В комнате у Дашки был настоящий дизайнерский беспорядок. На трех столах валялась куча бумаг и папок, а также стояли два компьютера, принтеры, сканеры и прочая дребедень. Стены тоже не были пустыми. Многочисленные картиночки довершала репродукция знаменитого «Черного квадрата» в натуральную величину. Начальство пробовало бороться с Дашкой за порядок, но войну безнадежно проиграло и махнуло на нее рукой.
– Дарья! – заявила Настя с порога. – Мне из-за твоего Кандинского кошмар приснился.
– Из-за Кандинского? – удивилась Дашка.
– Да!
– И что тебе приснилось?
– Мне приснилась белая линия!
– А какая? Прямая или извилистая?
– Прямая.
– Вертикальная или горизонтальная?
– Горизонтальная.
– Ух ты! Какой концептуальный сон! А мне такие сны не снятся! Ну почему так, а? А что в нем страшного-то?
– Было страшно.
– Ой, завидую я тебе. Нужно будет внимательно посмотреть Кандинского или Малевича. Или Мондриана. Может и мне концептуальный сон приснится.
– Подруга! – сказала Настя, глядя на черный квадрат. – Раз уж ты вспомнила про Малевича. Скажи, с какой стати это произведение стоит больших денег? Что, никто больше не может черный квадрат нарисовать?
Дашка картинно подняла глаза к небу.
– Господи! Сто лет прошло, а народ все никак не может понять, что «Черный квадрат» это не картина! Вот скажи – письмо Наполеона или Екатерины II дорого стоит?
– Да.
– А почему?
– Ну, это исторический документ.
– И это исторический документ, понимаешь!? Малевич своим черным квадратом хотел поставить последнюю точку на всем изобразительном искусстве. Закрыть его, понимаешь? И для этого нарисовал самую неизобразительную фигуру, которую нашел. Квадрат. Черный. Ноль изображения, ноль ассоциаций. Это не картина, а манифест. Другие манифесты словами пишут, а Малевич черным квадратом.
– А зачем?
– Чтобы заново заняться композицией на основе простых геометрических форм.
– А зачем?
– Чтобы сбросить груз исторических стилей, без которых жить не могли архитекторы! Он, можно сказать, взорвал старую архитектуру и стал одним из отцов современной архитектуры и дизайна. Вот, посмотри, какие вещи, благодаря таким как Малевич, архитектор Яков Чернихов рисовал уже в двадцатые годы.
Настя взяла у Дашки очередной альбом и полистала его.
– Когда он это рисовал?
– Сто лет назад!
– Ничего себе. То есть, получается, это из-за Малевича все такое угловатое?
– И из-за него тоже.
– То есть, если я нарисую черный квадрат, то он не будет стоить ничего?
– Абсолютно ничего.
– А если красками?
– Да хоть дерьмом!
– А оно же не черное.
– Ай! Вот почитай Кандинского, может быть поймешь… Нужно будет тебе еще Малевича подарить.
– Ой, не надо! – сказала Настя и пошла к себе.
Снова день. Все собрались в комнате переговоров и пытаются устроить что-то вроде мозгового штурма. Но, начальника нет, и никому не хочется проявлять рвение. Так, разговоры пустопорожние. Максим сидит подальше от Насти и старается на нее не смотреть. Дуется.
В это время открылась дверь, и на горизонте появился хорошо забытый персонаж. Костя – знакомый коммивояжер, продавец бижутерии, пользуясь старыми связями, снова проник в контору, чтобы толкнуть свой товар.
– Добрый день всем присутствующим! У меня для вас хорошие новости! Добрый день Анастасия Андреевна! Добрый день Александр Викторович, Людмила Сергеевна! Приветствую всех, с кем не имею чести быть знакомым!
– Уже утомил. – сказал Кривицкий. – Скажи коротко – что новенького и мы продолжим.
– О-о! У меня необыкновенные вещи. Посмотрите! Дамам понравится вот это, мужчинам могу предложить этот вариант. Видите? Классная вещь, да? Я сам, когда увидел, обалдел. Между прочим, цены сейчас низкие, как никогда! Начальная цена фантастическая, за две – скидка в двадцать процентов, за три – сорок! Сорок!
Народ начал рассматривать изделия, а Костя придвинулся к Насте и напал на нее со всей силой неутоленной страсти к деньгам и женщинам:
– Вот это, Анастасия Андреевна, вам подойдет. Посмотрите, посмотрите. Вы – красивая женщина, а красивые женщины должны подчеркивать свои достоинства. Вот, посмотрите. Вот зеркало. Видите? А? Вот так то! Я специально для вас подбирал! Знал, что вам подойдет. Думаю – нужно помочь красавице решить свои проблемы. Тот, кто вас не замечал – вас заметит! Я то, давно вас заметил. Вы оглянуться не успеете, как замуж выскочите.
Насте кровь в голову ударила. Нет, ну надо же – какая скотина! Использует, сволочь, ее ситуацию, для того, чтобы впихнуть побрякушки! Да еще так примитивно!
Настя старательно изобразила на лице благодарность и сказала:
– Костя, я вам очень признательна! – а потом потише. – А я действительно вам нравлюсь?
Костя даже глаза закатил.
– Еще бы!
– Костя, вы такой симпатичный мужчина. Скажите, я могу вас попросить об одном одолжении?
– Да конечно, Анастасия Андреевна! Если у вас трудности с финансами, берите на здоровье! Я загляну к вам на следующей неделе. Без разговоров!
– Да, не-ет, Костя. Я о другом. Понимаете, я знаю, что мне давно пора. Я долго выбирала, и решила, что вы – самый лучший вариант, чтобы стать отцом моего ребенка.
По законам жанра, после этих слов, в комнате должна была установиться абсолютная тишина, но, как это ни удивительно, фраза пролетела мимо ушей присутствующих, и получить удовольствие удалось только сидевшему рядом Кривицкому.
Костя остолбенел. По инерции он пытался улыбнуться, но у него никак не получалось, поэтому лицо его несколько раз дернулось и застыло. Наконец он выдавил:
– Вы шутите?
– Нет! – жестко сказала Настя.
– А-а-а я подумаю. Да. Очень неожиданно! Ой. Сейчас.
И Костя взялся рукой за голову. Далее он буквально за три минуты оформил маленькую сделку, быстренько собрал свои сокровища, бросил на Настю душераздирающий взгляд, расшаркался и скрылся. После этого собрание пошло своим чередом и закончилось без всякого видимого результата.