Вечный - Беляева Н. Н. 4 стр.

– Сэм, если бы я рассказал тебе что-то действительно невероятное, ты бы мне поверила?

* * *

Я застыла в его объятиях, но не отводила взгляда от городских крыш, стараясь держать пульс ровным. Пейтон должен был знать, какие воспоминания пробудили во мне его слова. Воспоминания о другом дне, другой горе и другом разговоре, который мы вели, – и это изменило все. Хотя я не была уверена, что действительно хочу услышать то, что он хотел сказать, я кивнула:

– Зависит от того, что это. Просто скажи мне, а я отвечу, верю я тебе или нет.

Пейтон рассмеялся, и его теплое дыхание щекотало мою шею.

– Нет, так не пойдет, – ответил он точно так же, как тогда, и я тоже улыбнулась:

– Вопрос в том, почему после всех невероятных событий, которые мы пережили, ты об этом волнуешься? У тебя нет причин лгать мне, и я буду исходить из предположения, что ты говоришь правду. Доказательства были бы очень полезны, но поскольку я люблю тебя, то слепо доверяю тебе.

Пейтон сжал мои руки. Его тепло пронизывало меня, и мне хотелось, чтобы мир остановился. Если бы только мы могли остаться в этом моменте навечно. Без боли прошлого и неопределенности будущего.

– Я тоже люблю тебя, mo luaidh, но… я должен рассказать тебе кое-что.

В его голосе не осталось и следа былой легкости, и у меня появилось предчувствие, что происходящее в этот момент может изменить все.

Глава 4

Замок Гальтайр, наши дни

Спичка погасла, и над ней взвилась вверх тонкая ниточка серного дыма. Мерцающий свет двух свечей на каменном алтаре часовни замка делал выразительное лицо Аласдера Бьюкенена еще более впечатляющим. Решимость сквозила в его чертах, и по тому, как он опирался руками на алтарь, никто не догадался бы, что он пришел сюда тайком.

Когда он вернулся из Делавэра прошлой осенью вместе со своим бывшим предводителем Каталем Стюартом, он надеялся, что замок Гальтайр сможет облегчить его боль от смерти Натайры.

В отчаянии Аласдер вошел в круглую комнату башни и, вопреки здравому смыслу, отдался надежде встретить там Натайру. Однако то, что он увидел, привело его в неистовую ярость. Прежде так аккуратно сложенные книги и заметки Натайры сорвали с полок и разбросали по полу. Ящики были выдвинуты и перерыты, как и ее шкатулка с драгоценностями, содержимое которой высыпалось на умывальник и бордовый ковер. Даже картины на стенах висели криво, словно кто-то искал за ними тайники. Маклины в поисках способа разрушить проклятие Натайры, наложенное на Пейтона, обшарили здесь каждый уголок.

Аласдер осторожно пробрался через беспорядок, нагнулся за одной из книг в кожаном переплете и бережно положил ее на темную столешницу письменного стола. Его ладонь мягко скользнула по гладкому дереву.

В этой комнате они тайно встречались сотни лет назад, в первые недели своей влюбленности. В то время она смотрела на него с сияющей улыбкой на лице. Привязанность, которую Натайра испытывала к нему тогда, была искренней.

Вид того, как здесь все разгромили, нарушили личную жизнь Натайры и выбросили ее самые сокровенные мысли, разжег в нем желание мести.

Когда мужчина обводил взглядом разбросанные вокруг драгоценности, ему на глаза попался простой кожаный ремешок с серебряной подвеской. Словно в трансе, он взял его в руку, сжал в кулак и заставил себя не смотреть на него. Аласдер знал, как выглядело это украшение и как она его получила. Вот только он не ожидал после такого бесконечно долгого времени найти его в вещах Натайры.

Серебряный крест Святой Бригитты, символ праздника Имболк. День, когда они впервые встретились, когда родилась их любовь.

Аласдер проглотил горькое воспоминание. Запах ладана – запах христианского бога, а не его, – ударил ему в нос. В часовне было прохладно, но не так холодно, как в тот день, много лет назад, когда он подарил Натайре крест. Мужчина поднял руку к груди и нащупал кулон под рубашкой. Никто не видел печали в его взгляде, когда он прикоснулся к нему.

Натайра была так прекрасна в тот день.

С раскрасневшимися щеками она вышла за дверь: настоящая красавица, которая одной своей улыбкой могла бы растопить снег холодного февральского дня 1740 года. По крайней мере, в нем она разожгла огонь, который за все века ни разу не погас полностью. Он пытался забыть ее после того, как она призналась ему в убийстве своего ребенка, потому что не хотел снова совершить ту же ошибку, что и на своей родине.

Он был вне закона, потому что однажды предательство женщины разрушило его жизнь, и его меч оставил кровавый путь опустошения, когда мужчина хотел заглушить свою боль. Так он однажды оказался в Шотландии.

И именно поэтому он избегал Натайры во время проклятия. Просто Аласдер не мог забыть ее и, наверное, никогда по-настоящему не переставал ее любить. Душа девушки была такой же темной, как и его собственная. Как бы ни были велики страдания, которые навлекла на него Натайра, он все же не мог винить ее.

И теперь она была мертва, умерла за любовь проклятого Маклина и за дело своего слабохарактерного брата. И Каталь, человек, которому он хранил верность на протяжении веков, превратился в жалкую груду страданий. Аласдер испытывал лишь презрение к человеку, которому был обязан всей своей болью.

Ему никогда не хотелось признавать того, что Натайра стала причиной всех его страданий. Вместо этого он винил мужчин, которые окружали ее: Каталя – ради него она пожертвовала своей любовью, Блэра Маклина – человека, которого она избрала вместо него, но особенно он винил Пейтона, который в конечном счете был ответственен за ее смерть, потому что он поставил эту чертову девчонку выше благополучия всех остальных.

Все они должны были поплатиться за это, и каждый последующий день на протяжении столетий без всяких чувств подпитывал его жажду возмездия. Это было единственное лекарство, которое он знал и которое на протяжении всей его жизни помогало ему пережить горе.

Да, мужчина был вне закона, но разве не это, разве не его сила вызвали тогда интерес Натайры?

Аласдер осторожно вытащил из ножен длинный смертоносный клинок и, придерживая его двумя руками, положил на алтарь перед собой. Затем он вытащил из-под рубашки блестящий кулон, поцеловал теплое серебро и тоже положил его на жертвенник, прежде чем открыть маленький кожаный мешочек на поясе.

Руны. Сотни лет он не спрашивал камни, потому что знал свое предназначение. Но сейчас он находился в той точке своей жизни, где путь его был неясен и он нуждался в их совете.

Рука скользнула в мешочек и нащупала прохладные овальные камни. Гладкая поверхность камня с выгравированными символами показалась ему бархатистой, когда его пальцы сомкнулись вокруг руны, которая должна была показать его жизнь.

Воск капнул со свечи мимо креста Святой Бригитты, прямо на каменный алтарь, на котором распростерлась его судьба.

Эох, тис – руна, которая открыла ему глаза на его положение.

Одним вдохом мысли Аласдера слились с голосом руны. Так было всегда, когда он вопрошал оракула. Значение раздавалось в его голове, как слова матери.

Настало время перемен.

Второй камень уже был в его руке, и он положил его слева от первого.

Перт, игральная кость – совет, который давали ему руны.

Кто готов принимать решения, тот держит свою судьбу в своих руках.

С полным доверием он достал из мешочка последний камень и положил его на левую сторону.

Кеназ, факел – его предназначение, которому он должен следовать согласно совету оракула.

Просветление открывает новые пути.

Долго стоял Аласдер. Горячий воск тающих свечей окружал три символа его судьбы.

Он будет полагаться на оракула и следовать велению камней. Аласдер кивнул и сунул руны обратно в мешочек, затем поцеловал серебряный кулон и снова надел его себе на шею.

Имболк. Праздник воскрешения жизни и возвращения света. Натайра была его светом, но она не вернется, никогда не воскреснет. Рука мужчины скользнула к мечу, и взгляд его затерялся в пламени свечей.

Одинокий солнечный луч, падавший сквозь застекленные арочные окна, освещал каменные плиты до самой двери. Тишина среди пустых рядов скамей была ему приятна, и девиз клана Стюартов, расположенный над дверью, подтвердил его решение.

Amat Victoria Curam.

Победа любит подготовку.

Руны показали ему, что будет. Путь был ясен. Он последует ему без колебаний. Погруженный в раздумья, Аласдер засунул крест Святой Бригитты под рубашку и почувствовал на своей коже ласковое прикосновение Натайры. Не оглядываясь назад, он шел навстречу своему будущему.

Седовласая женщина держалась прямо, хоть и несла на своих хрупких плечах груз неисчислимых лет. Ее кожа была белой и морщинистой, подобно свиткам, о защите которых она заботилась. Она являлась вечной хранительницей древних тайн, которые обычно не требовали, чтобы она покидала место своего наследия.

Но на этот раз все было по-другому. Ей нужно было восстановить порядок и поплатиться за давно забытую несправедливость. На протяжении многих сотен лет она, затаив дыхание, ожидала, будет ли это необходимо. Однако видение прошедшей ночи подтвердило ее худшие опасения и заставило ее действовать.

Беата глубоко вдохнула незнакомый ей воздух нового времени, пытаясь понять, из чего он состоит. Его запах оказался так непохож на тот, что витал в ее влажном убежище, так чужд, что ей уже хотелось вернуться обратно. Но давным-давно совет мудрейших решил, что ее задача в случае необходимости – снова направить ход судьбы в нужное русло и сгладить волны последствий, которые вызвали своевольные действия Ваноры.

Сейчас пришло это время, и Беата была готова.

Дом пастора Авимора был прямо перед ней, и она жестом пригласила светловолосую девушку присоединиться к ней.

– Ты знаешь, что тебе нужно сделать? – спросила она девушку и с благоговением погладила сверток, который держала в руках.

Дитя кивнуло, и светлые пряди прикрыли ее умные глаза.

– Да. Я позабочусь о том, чтобы наше наследие заняло свое место в истории. Не беспокойся, Беата. Никто не усомнится. Но я все еще не уверена, не слишком ли мало этого?

Беата решительно помотала головой:

– Я не могу ей помочь. Она должна сама отыскать правду.

Когда девушка со свертком в руке исчезла в доме священника, Беата опустила веки, чтобы снова вызвать в памяти образы своего видения.

Безжизненное тело молодой девушки на ночном кладбище. Ворона, привлеченная блеском золотых сережек с жемчужинами. Кровь, вместе с которой тело покидала жизнь, которая пропитала землю и осталась на клинке викинга.

Беата открыла глаза и провела рукой по морщинистой щеке. Она была слишком стара, чтобы проливать слезы, но молилась силам природы, чтобы своими действиями сегодня все вернуть на круги своя и чтобы ее видение было не более чем дурным сном.

Девушка вышла из дома пастора. Ветер донес до Беаты радостные слова прощания.

Теперь хранителю больше ничего не оставалось делать, кроме как надеяться. Она приготовила путь, но ступит ли по нему когда-нибудь…

Глава 5

Калтон-Хилл, наши дни

Мягкий сентябрьский ветерок, веявший над крышами Эдинбурга в сторону Калтон-Хилл, ласкал мое разгоряченное от солнца лицо. Он нес с собой запах истории Шотландии. Старый камень, высокогорная трава и постепенно угасающий запах дождя, который уже прошел. Было тихо, но вокруг меня могла бушевать и буря, а я бы обратила на это внимание не больше, чем на легкий ветерок. Все мои чувства были сосредоточены на Пейтоне. На том, что он хотел мне сказать.

Черт, если честно, я не на шутку испугалась.

– Ну, говори уже! Или ты хочешь меня прикончить? – поторопила я его.

– Я не знаю, как начать. Это очень сложно, потому что то, что я хочу тебе сказать, невозможно объяснить.

Он с трудом подбирал слова, и я едва ли могла вытерпеть это.

– Черт возьми, выкладывай! Ведь нет еще одного проклятия, не так ли?

Пейтон рассмеялся и покачал головой:

– Надеюсь, что нет! Не волнуйся, такого невезения не может быть даже у меня!

– Хорошо, а то на мгновение я подумала… Неважно. В чем же тогда дело?

Смех Пейтона оборвался. Его взгляд снова стал серьезным, и настрой тут же изменился:

– Ну ладно. Хотя я понятия не имею, как тебе это объяснить, но хочу хотя бы попробовать. Моя жизнь… до того, как я встретил тебя… моя жизнь была унылой. Долгие годы проклятия были тяжелыми, но терпимыми. Не было ничего, что я пропустил бы. И после первых лет не имело значения, что я больше ничего не чувствовал. Там была только… пустота. Во мне, вокруг меня… годы, которые бежали только для меня. Потом наступил день, когда я проехал мимо тебя на мотоцикле, и – ну, ты помнишь – все стало по-другому. Ты спасла меня.

Он улыбнулся, но я видела, что он долго не может прийти в себя от того, что так угнетало его.

– Но потом, когда ты вернулась назад во времени, что-то изменилось. С тех пор я как будто заново переживаю прошлое в своих воспоминаниях. Не все. Но решающие изменения, вызванные тобой, ощущаются мной так, как будто я переживаю их только сейчас. Во время проклятия Натайры эти новые воспоминания сохранили мне жизнь, потому что в них присутствовала ты. Я проживаю свою жизнь как будто второй раз… по крайней мере, не напрямую, а как будто я смотрю фильм о своей жизни, если такое вообще возможно.

Должно быть, мое лицо выглядело слишком озадаченным, потому что он глубоко вдохнул и начал заново:

– Прошлое, которое я пережил, никогда не встречаясь с тобой, было жестоким, но оно прошло – до текущего времени. И тут начинается отклонение.

Он поднял руку и показал мне два пальца:

– В прошлом номер два, очевидно, есть некоторая параллель с настоящим, я встретил тебя и полюбил перед проклятием Ваноры… а затем потерял. Не знаю, суждено ли мне было встретиться с тобой в то время, но это определенно изменило меня. Из-за этого отличается и способ, которым я после этого расправился с проклятием.

Он покачал головой, как будто сам не мог понять, что хотел мне сказать.

– В моих воспоминаниях, в этом фильме, который я не могу остановить и в котором я совершенно беспомощен в тех событиях, которые переживаю, я теперь вижу, насколько действительно я был пустым внутри. Потому что сначала ты показала мне, что такое любовь. Проклятие затронуло меня во много раз сильнее. Я точно знал, что оно будет продолжаться больше двух столетий. Целая бесконечность без любви. В этот раз я знал, насколько долго мне придется так жить. Знать о тебе и не быть рядом… это разрушило то, что осталось от меня после проклятия. И в этом втором прошлом оно продолжает действовать.

Несмотря на яркое солнце, по моей спине пробежал холодок, и я бы с удовольствием прижалась к Пейтону, но боль в его глазах не дала мне сделать этого.

– Пейтон, я…

Он сжал губы, словно стараясь сдержать слова, которые вот-вот вырвутся.

– Нет, выслушай меня. Мое прошлое «я» разрушено, Сэм… Я вспоминаю все здесь и сейчас, и мне приходится беспомощно смотреть на это. – Пейтон пожал плечами и схватил мои руки. При этом на его лице был стыд. – Сэм, mo luaidh, я не знаю, как сказать это, но в этом втором прошлом… я теряю веру в нас.

Он молчал. Я ждала, что Пейтон продолжит говорить, но вместо этого юноша устремил свой взгляд в небо, словно пытаясь найти там ответы. Когда я хотела ответить ему, он проникновенно посмотрел на меня, но выражение его лица говорило о замкнутости. Как будто Пейтон специально отгородился от меня.