Те, кто хоть однажды видел, как бегает фазан, не удивятся столь длительному описанию его преследования. Ну, а для непосвященных будет интересно узнать, что бежит он быстро, бесшумно и не всегда прямо, а как бы делая так называемые, пользуясь морским термином, «противолодочные зигзаги» влево и вправо, тем самым пытаясь запутать преследователя. И не обязательно этим преследователем является охотничья собака – основным природным врагом фазана являются лисы. А уж они «охотники» великолепные, знающие его повадки не хуже самого просвещенного в своей профессии егеря. На крыло фазан становится в крайнем случае – когда он уже обнаружен преследователем, и деваться ему больше некуда. Несмотря на свою кажущуюся массивность (вес взрослого петуха частенько намного превышает килограмм), взлетает фазан стремительно, хотя и шумно, и летит достаточно быстро, но по прямой траектории, что делает его достаточно уязвимым для выстрела. Опытный охотник знает, что подняв на крыло петуха, если собака не преследовала его до того несколько сотен метров (такое часто случается – петух «уводит» преследователей от курицы), всегда можно вернуться к месту его первичного обнаружения собакой и попытаться найти где-то поблизости затаившуюся курицу-фазанку. Курица, в отличие от петуха, очень часто после недолгой пробежки пытается просто спрятаться – затаиться в густой траве или кустарнике и переждать опасность.
Судя по темпу, Руна преследовала петуха. Сегодня этому петуху ничего не угрожало. Я был без ружья, а стартовый пистолет, придающий после «работы» собаки по дичи, то есть ее подъему на крыло, своим холостым выстрелом хоть какой-то антураж настоящей охоты, был в руках у второго полевого судьи. Всеукраинские соревнования собак по фазану были в полном разгаре. С раннего утра на нескольких полях работало три судейские бригады. Дичи было много. Щелкинский фазаний заказник в том далеком году был буквально переполнен этими благородными птицами, завезенными в Крым еще в шестидесятые годы прошлого столетия и прекрасно акклиматизировавшимися здесь. Причем в совершенно разных природно-климатических условиях – начиная от Южного берега и заканчивая степными прибрежными районами Керченского полуострова, где бывают достаточно суровые зимы с морозами до тридцати градусов ниже нуля.
Сам поселок городского типа Щелкино – это уникальное, даже по современным меркам, поселение на берегу Казантипского залива неглубокого Азовского моря. Собственно, это небольшой городок, названный так именем трижды Героя соцтруда, атомщика-академика Кирилла Ивановича Щелкина – уроженца небольшого районного городка Белогорска (бывший Карасубазар), расположенного в сорока километрах от столицы Крыма – Симферополя (там он учился и окончил среднюю школу), состоящий из трех десятков пяти- и девятиэтажных зданий, построенных в конце 80-х годов для проживания в них будущих работников атомной электростанции, которую начали возводить поблизости, но так, слава Богу, и не закончили. Этому помешал целый ряд обстоятельств: во-первых, развал СССР и отсутствие дальнейшего финансирования стройки; во-вторых, крупные протестные акции крымской общественности против строительства этой АЭС в сейсмоопасной зоне (в этой местности исторически подтверждены землетрясения до десяти баллов по шкале Рихтера, а до сих пор «действующие» неподалеку грязевые вулканы лишь подчеркивает правоту экологов). Главной достопримечательностью городка являются, конечно, длинные песчаные пляжи, наличие рядом с ним круглообразного выступа массива мыса Казантип и отсутствие улиц. Вернее – улицы-то есть, и машины по ним ездят, но у них нет названий. Все «высотки» пронумерованы, и все жители и многочисленные отдыхающие, облюбовавшие в последние годы Щелкино для отдыха в летнее время, превратившееся в уютный курортный поселок, ориентируются именно по номерам домов.
Во время возведения города и блока атомной станции (он так и стоит заброшенный, одиноко возвышаясь над прибрежной степью, на берегу озера Акташ, воды которого предполагалось использовать для охлаждения реактора) вокруг Щелкино были в больших количествах высажены массивы, состоящие из сосново-лиственных деревьев. Поля разделили густыми, заросшими травой, многокилометровыми лесополосами. Еще стоит отметить, что в прибрежной зоне этой части Крыма множество мелких пресных озер, густо заросших камышом и осокой. Вот в это раздолье и были в свое время запущены первые фазаны, которые быстро акклиматизировались и успешно размножились в этих местах. Охота на них, хотя и ограничена жесткими лимитами отстрела, но все же разрешена. Единственное жесткое и непреложное правило – не стрелять куриц-фазанок. Это и не удивительно, ведь каждый петух может одновременно «обслуживать» до десятка самок на «своей» территории. А на них, собственно, и держится весь воспроизводственный цикл – от высидки яиц до сохранения потомства.
Итак, Руна преследовала петуха. Полевая судейская комиссия, которую возглавлял главный судья соревнований, шла следом и фиксировала все недочеты моей собаки. Эксперт был недоволен ею. А может быть, и не совсем ею, а вообще недоволен. Он только пообедал и почти бежать за собакой, которая преследовала дичь в быстром темпе, ему не очень хотелось. Но, с другой стороны, скорость преследования была неровной – то приходилось переходить на бег, чтобы успеть за собакой, то, когда она начинала «разбирать» хитросплетения фазаньего следа и метаться влево-вправо, низко к земле наклонив нос – стоять на месте и ждать, когда же, наконец, собака пойдет дальше. В такие минуты терпение судьи лопалось, и он нервно кричал мне:
– Ну, что она там топчется! Толкай ее вперед, толкай!
Я тоже сильно нервничал. И тому были причины. Дело не в том, что моя собака «не знала» дичь. Руна прекрасно работала по фазану в разных охотничьих условиях. Несмотря на ее молодость – ей было всего полтора года – она уже имела на своем «боевом» счету больше десятка сбитых мною фазанов. Причем, условия их поиска были гораздо хуже, чем условия, в которых проводились соревнования. Местность – пересеченней: овраги, балки, густо заросшие травой и терновником заболоченные ручьи, плотный камыш и высокая трава. Вот в каких условиях я натаскивал Руну на фазанов. И она не подводила – четко брала след, упорно преследовала убегающую птицу и, если она ей позволяла, делала по ней великолепные стойки, после которых шансов уцелеть у фазана было немного. Ведь стрелять изготовившемуся охотнику по ожидаемой дичи всегда легче и точнее, чем, если эта самая дичь неожиданно поднимется на крыло, выпорхнув из-под ноги. Хотя случаи бывали разные. Бывало и так, что фазан, словно в насмешку, ожидаемо и шумно взлетев, вместо того, чтобы улетать вдаль или в сторону, выбирал неожиданное направление, налетая прямо на тебя, пролетал над головой на высоте какого-нибудь десятка метров, а ты, целя и стреляя «в упор», мажешь по нему! Вот это обидно и досадно. Тем более, когда его преследование иногда требует неимоверных физических усилий. Я помню случай, когда оно длилось около тридцати минут и завершилось двумя пустыми дуплетами из двух стволов по все-таки перехитрившей меня и моего товарища по охоте птице. Руна была моей первой собакой. Я натаскивал и учил ее всему сам. Где-то и в чем-то, конечно, ошибаясь. И не удивительно – опыта натаски у меня еще не было, но было сильное желание развить в своей собаке все лучшие универсальные качества курцхаара. До этих Всеукраинских соревнований, за достаточно короткий срок, всего полгода, она уже честно «заработала» целых четыре полевых диплома: два (второй и третьей степени) – по куропатке, и по одному – по перепелу и водоплавающей дичи. Причем, дипломы эти были честными, полученными на городских полевых испытаниях и чемпионате Крыма. Собака оценивалась разными экспертами и в разных условиях. С этим дипломным «капиталом» я и приехал в Щелкино на Всеукраинские соревнования по фазану.
Лагерь участников расположился на краю поля, поросшего густой травой, возле лесополосы, состоящей из деревьев весьма специфических, свойственных к посадке только в Крыму – лоха серебристого и акации. Надо сказать, что, несмотря на относительную удаленность проведения этих ежегодных состязаний от крымских больших городов (до ближайшей Керчи около семидесяти километров, а уж до Симферополя – почти двести), на них съезжается довольно много желающих, в надежде получить заветный диплом по столь редкой птице, как фазан. В том числе, и с Украины, и даже из России. Ведь до керченской переправы расстояние сравнительно небольшое, а поблизости расположены крупные российские города – Краснодар, Новороссийск и другие. Вот и едут они со своими собачьими питомцами в Щелкино. Часто и густо привозят собак заранее, на несколько дней раньше, чем начинаются собственно соревнования. Делается это с целью натаски собак. И правильно – дичь специфическая, обитающая в очень немногих местах. А диплом по ней получить хочется, и собаку выставить – тоже. Если учесть, что, кроме того, все это стоит немалых денег (само участие в состязаниях да плюс еще и транспортные расходы), то желание достичь результата увеличивается в несколько раз.
После обязательного торжественного построения все участники, зарегистрировавшиеся в секретариате соревнований, начали разъезжаться по полям с судьями-экспертами, в чьи комиссии они попали по жеребьевке. Я с Руной попал в комиссию главного судьи – очень уважаемого эксперта национальной категории из Киева с многодесятилетней судейской практикой. И, честно говоря, когда узнал об этом – обрадовался. Обрадовался тому, что мою Руну будет оценивать приезжий высококвалифицированный эксперт и что, в случае успешной работы, в ее очередном дипломе будет подпись киевского авторитета. В рабочих качествах своей собаки я не сомневался!
О, как же я был потом наказан за свою мысленную самоуверенность и самомнение! А начиналось все как всегда – эксперт, перед выездом в поле, переписывал в свой блокнот породы и клички собак, их возраст и предыдущие дипломы, оценку экстерьера, фамилии и местопроживание владельцев. Дошла очередь и до меня. Я лихо отрапортовал все данные, дошел до полевых дипломов и возраста, и вот тут-то произошла первая неприятная заминка.
– Сколько, сколько у Вашей собаки дипломов? – начал уточнять, сразу не поверивший мне главный эксперт.
– Это что ж, собаке нет еще полутора лет, а она уже четыре диплома имеет, в том числе и второй степени? Кто же тебе их надавал столько? Или все одним экспертом подписаны? – с явной подковыркой продолжал он сыпать колкими вопросами.
Я, не ожидавший такого поворота сюжета и столь предвзятого отношения к себе и моей собаке, сначала и не знал, что ответить. Помнится, что впервые за многие годы, я покраснел, хотя мне это и не свойственно, в голове моей что-то помутилось, а сердце забилось явно в более высоком темпе, чем ему положено. Вообще-то я не умею отвечать на разные колкости. Являясь по натуре не спорщиком, а скорее, созерцателем, я всегда теряюсь тогда, когда меня явно пытаются оскорбить или заставить ответить неприятными словами на какие-то оскорбительные высказывания в мой адрес. Это уже потом, когда ситуация остается в прошлом, я «про себя» изобретаю «правильные и остроумные» ответы, страстно жалея о том, что мне это сразу не удалось сделать в реальной обстановке словесного противостояния. И тогда тоже со мною повторилась та же самая история. Вместо того чтобы четко и твердо ответить, что дипломы зарабатывались собакой и мною на состязаниях разных уровней, что давались они по заслугам и по объективным критериям оценок разными экспертами – я только и сумел из себя выдавить:
– А что, Стоячко вам не авторитет что ли?
Я прекрасно знал, что киевский эксперт и наш крымский самый опытный и уважаемый эксперт Анатолий Владимирович Стоячко дружат уже много лет, не раз слышал интересные истории об их совместных судействах, спорах и приключениях. Но также я прекрасно знал и то, что Стоячко лично оценивал мою Руну на городских испытаниях. Это был ее дебют, первая проверка ее профессиональных охотничьих навыков. И она ее с честью выдержала. И не только получила полевой диплом, а сразу – диплом второй степени, что для еще совсем молодого, годовалого курцхаара является великолепным достижением. А если учесть, что таких дипломов на тех далеких испытаниях из всех молодых собак был удостоен еще только пойнтер Чак (который почти на год, надо сказать, был старше моей Руны), то можете себе представить мою радость в тот момент!
И вот теперь авторитет моего крымского кумира-эксперта вдруг оказался под сомнением. И у кого – у его столичного друга и соратника. Я не знал, что мне ответить и как оправдать и свою собаку, и себя, и Анатолия Владимировича?
Закусив от обиды губу, я только и сумел еще выдавить из себя почти шепотом:
– В поле посмотрим – липовые у нас дипломы или нет?
А что я еще мог сказать или сделать? Действительно – только и оставалось в поле показать качество подготовки своей собаки, продемонстрировав ее чутье, послушание и работоспособность. Доказать-то – доказать, но я уже заранее знал, что теперь сделать мне это будет очень нелегко, особенно после такого нелицеприятного диалога, который состоялся перед испытаниями – обмена колкостями и возникновения явной неприязни по отношению ко мне лично со стороны главного эксперта.
И вот настал наш с Руной черед. Второй эксперт зовущее поднял руку вверх, призывая меня занять свое место впереди комиссии.
– Отпускайте собаку! – скомандовал киевский авторитет.
Я отпустил Руну с поводка. Время пошло! У нас был только час. Теперь все зависело только от собаки и охотничьей удачи. А удача была вначале на нашей стороне. Идя широким зигзагом против ветра по невспаханному, заросшему сорняками, полю Руна уже через несколько минут «прихватила» свежий фазаний след. Вот она изменила направление движения и пошла уже боком к ветру, уткнувшись носом в землю и изредка поднимая морду кверху, причуивая доносившиеся запахи дичи. Темп движения то нарастал, то замедлялся. Позади меня ерничал столичный эксперт и все время отпускал какие-то колкости:
– Ну, что она у тебя, как неживая! Вперед, вперед! Не позволяй ей останавливаться! Это же фазан, а не куропатка, она должна его дожимать!
Я прекрасно понимал, что ситуация складывается какая-то нестандартная. С одной стороны – ни к одному другому участнику состязаний не было таких претензий и замечаний по поводу работы их питомцев. А с другой – если бы не было нашего разговора до испытаний, может быть я и не обращал бы внимания на эмоциональные возгласы эксперта и считал бы их, наоборот, знаком персонального внимания и желания помочь начинающему собаководу в работе по сложной дичи. Но я-то знал, что эти возгласы не имеют «к помощи» никакого отношения.
Руна, наконец, стала в стойку, загнав убегающего фазана почти к самой лесополосе, ограждавшей полей. Подбежав к собаке и подняв, как это положено на соревнованиях, руку, сигнализируя тем самым экспертам о том, что «собака на стойке», и сейчас я дам команду на подъем дичи, я выдохнул почти ей на ухо:
– Вперед, возьми!
У хозяев охотничьих собак нет универсального слова для посыла собаки после стойки на дичь. Одни кричат «Дай!», другие – «Пиль!», третьи – еще что-то. Да и в правилах испытаний об этом тоже ничего не сказано. Главное, чтобы собака выполняла эту команду.
Руна рванулась к фазану броском. С громким шумом из травы поднялось сразу два петуха. Громко клокоча от негодования, они под холостой выстрел второго эксперта разлетелись в разные стороны, набрали высоту и скрылись за деревьями.