Но кое-что знают обо мне многие. Что сильнее, чем прикосновений, сильнее, чем боли, – я боюсь перестать себя уважать. Острее прочих я чувствую не только жару и холод. Гораздо острее большинства я чую справедливость, честь и достоинство. Как же непросто быть мной! За что природа велела мне родиться и жить в своём собственном капкане?
Что же делать, что же делать? Лучше умереть от провала, чем от мысли, что я трус. Трус – не защитивший то, что ему дорого! На мне ведь сильные духом джинсы! Я не могу их подвести… Выбора нет: придётся шагнуть в пекло с головой и поставить этих уродов на место.
Господи, да всего-то нужно их пожурить и подвинуть – но как же страшно от одной мысли…
– Чё булки раскидали? – выдала я своим фирменным басовым громом.
– Хотим, – с липкой сальной ухмылкой ответил их главный. Жирный белобрысый гад. Его мясистым щекам, видать, стало тяжело натягивать свою отвратную улыбку – так что шестёрки подхватили и натянули её все вместе.
У меня начинает дрожать под горлом. Тряска отдаёт в руки, но я изо всех сил сжимаю их и не выдаю предательскую дрожь. Если я не сломлю заезжих вредителей, то до конца года останусь слабачкой в собственном доме. Нет, я с этим жить не смогу! Выбора нет: умри, но сделай!
– Вы зачем сюда явились?
– За знаниями, – всё с той же жиденькой ухмылочкой продолжил гадёныш.
– Так втыкай первое, шутило! Физика в тугие головы не заходит! Хочешь впустить в свою тупую макушку нескончаемый поток знаний – сними свой шутовской колпак! И стяни свою ублюдскую ухмылку, не то твои щёки раздувает так, будто у тебя во рту с десяток болтов.
Простите, джинсы… Приходится доставать из карманов грязь…
Ухмылка с гада испарилась. Зато дружочки его гоготнули. Они уже на моей стороне – я это чую. В кои-то веки людская измена мне так приятна.
– Встали живо.
Ребята встали… А гад не шелохнулся. Я пнула его острым замшевым носиком.
– Ты чё, э! – отозвались щёки.
Я пнула ещё раз:
– Тебе щёки и на уши давят, что ли? – Я грубо наступила на здоровый модный кроссовок и пнула тело в последний раз. Гад встал, отряхиваясь.
– Хорош! Ты чё такая!
Ублюдки расступились. Я прошла ко входу по расчищенной дорожке. Красной от накала.
Меня трясёт будь здоров. Сил сказать что-то ещё просто нет – надо скорее исчезнуть от греха подальше. Со стороны, наверное, я выгляжу дико нагло. Ну же, двери, открывайтесь!
Фуф, у меня получилось! Я смогла. На грани от провала в пропасть! Как же ладони вспотели. Нужно угомонить растрепыхавшееся сердечко – а то ишь как колени сотрясает! Отдышаться бы…
Всё плывёт перед глазами. Как-то сам собой возник второй этаж. Слышу в нём знакомый голос…
– Кристина!
Это завуч. Ну не до тебя мне, чёрт возьми.
– Здравствуйте, Лариса Юрьевна…
– Это что такое? Ты почему волосы не перекрасила за целое лето?
Вот это здрасьте.
– Я и не обещала!
– Так больше нельзя, Кристина! – измученно, даже надрывно простонал учительский голос.
То есть ЭТО его мучит не щадя? Бордовые концы на рыжих волосах? Я вспомнила засранцев на лестнице. Которые просочились сюда лишь благодаря банкнотам папочек и мамочек. Марика, который говорит за спинами педагогов такие мерзкие вещи, что лёд бежит по спине. Здесь буйствуют и пляшут все смертные грехи – а учительский голос чуть не плачет из-за волос… Чего? Вот прямо сейчас именно мои волосы так мучают нравственные чувства?!
– Вот это – по-вашему, важно?! – я схватила свою прядь и проговорила так отчаянно и громко, что все вокруг замолчали. Здесь моя выдержка треснула. И просочились слёзы…
Видимо, мой чёрный взгляд выдал отчаяние сродни предательству родины. Мне ничего не ответили, а я с полным правом молча развернулась и зашагала прочь, в руках неся сбегающие слёзы.
Что-то мне от всех этих переживаний раньше времени приспичило отлить. Проведаю-ка старый добрый сортир. И надо срочно сполоснуть холодной водой голени – от свежего пота их всё это время щиплет мама не горюй!
Ну вот ещё и голод тут как тут! От него я косею ещё быстрее, чем от пива солнечным днём, – в глазах плывут жёлтые монетки, и ноги отрываются от земли. Скорее бы рассосать шоколадную конфету, пока урок не начался! Иначе урчание в животе сорвёт урок раньше звонка!
Я ворвалась в свой класс, выбив дверь ногой. Вытолкнув всех со своего пути, громко рухнула на свою парту. Даже забыла хоть с кем-нибудь поздороваться. Но это ведь не со зла! Меня трясёт от голода! Скорее бы найти в сумке конфету, не то у меня сейчас живот заурчит на весь кабинет – и тогда я выпрыгну в окно от стыда! Как назло, все стихли! С шумом и гамом я вываливаю всё содержимое сумки на стол. Рема, нежно и почти умоляя, мурлычет мне:
– Кри-и-ис, здравствуй!
Я чуть раздражённо, но тепло поднимаю ладонь в ответ. Ну вот, наделала тишины, и теперь все смотрят на меня с опаской. Наверное, в очередной раз думают, какая же я стерва. Кир видел, как я уделывала ублюдков на крыльце, – как пить дать уже всем растрепал. О, конфета!
М-м-м, шо-ко-ла-а-а-ад! Он так томно стекает под язык, что я закатываю глаза, и кажется, сейчас умру от вкуса! Боже, благослови на небесах того сукина сына, что придумал шоколад! О, да, моя сладенькая, взберись на нёба, оближи мои дёсны! Поцелуй с любимой конфетой – это всегда так волнующе! Шо-ко-лад! Он даже звучит точно так, как чувствуется на вкус! «Шо»: так клык мягко и нежно вонзается в свою жертву – плитку. «Ко»: бедняжка плитка трескается и ломается! «Лад»: так липко и густо она растекается по горячему языку… Это просто секс, а не поцелуй! И обёртка такая классная – как красиво она мерцает на моих джинсах! Красная фольга блестит на жёлто-голубых швах, что сил нет оторвать взгляд. Мир так красив порой во всяких мелочах – может ведь, когда захочет! Не буду выбрасывать фантик, пока он не сотрётся напрочь! Всегда так делаю. А перед тем как выбросить, я его целую, говорю «спасибо!» и желаю покоиться с миром на кладбище вещей – свалке. Каждый раз жаль расставаться с друзьями, даже если это всего лишь фантик. Всегда чувствую вину, что бросаю их после стольких радостей, разделённых на двоих… Всегда чувствую себя немножко предательницей, выбрасывая вещи. Они ведь живые! С характерами и душами.
– Эй, Крис! Шикарно выглядишь!
Кир произнёс это робко, но искренне. Я его очень уважаю. Он честный и совестливый малый. И ещё я точно знаю, что он озвучил мысли многих присутствующих здесь. За это я люблю его, о, да!
Я одобрительно, почти по-отечески кивнула. Опять стервозная выходка получилась. Я не специально! Меня застали врасплох: я дожёвывала конфету, неэлегантно шаря языком во рту. Раз уж меня считают сучкой – не разочаровывать же ребят!
Лео слышал комплимент Кира в мой адрес. Но не обернулся на меня – а лишь ревниво поджал губы. Мне кажется? О… Лео. Чёрные волнистые волосы касаются его крепкой доброй шеи. Им это можно. Мне – нет… Буду касаться её глазами. Ты почти не почувствуешь! Украдкой стыдливым взглядом глажу твою спину. Родную. Я так скучала. Боже, как я скучала…
Звонок. Серо-чёрно-жёлтый пятнистый звон. И туфли всё-таки натёрли мне правую пяточку. А ведь я их надела-то всего полчаса назад!
Полчаса… Вот я ещё на полчаса ближе к своей могиле. На обычные полчаса обычной жизни Кристины.
Сентябрь. Мне 17
Привет, Пространство! Я Кристина Л. Это мой дневник. Мысленный дневник. Я часто говорю сама с собой в своих мыслях – и я точно знаю, что они записываются где-то во Вселенной. Кто-нибудь однажды услышит их. Но, боюсь, они могут попадаться вам не по порядку…
Меня зовут Кристина. Моё имя для меня звучит как узор из тонких чёрных веток. Да, я синестет. Я вижу цвета и формы в музыке, чувствую вкус и запах у слов, а в предметах – нахожу характеры и души. Если вы покажете мне свои глаза, я скажу вам – сладкие они или солёные. Или, быть может, они пахнут ванилью?
Я амбидекстр – ловко орудую и левым, и правым полушариями одновременно. Потому, наверное, я не различаю мысли и чувства – они для меня одно целое, один сплетённый комок. Пишу я тоже обеими руками: правой – слева направо, а левой – зеркально, справа налево. Мне одинаково хорошо даются и физика, и живопись, и математика – и музыка. Физику, кстати, я тоже вижу цветной: почему-то физические формулы кажутся мне жирными, покрытыми масляной краской. Но больше всего я обожаю информатику! У меня почти гениальный логический интеллект: я щёлкаю задачки на логику, как орешки, и уже неплохо разбираюсь в процессорах. В прошлом году я выиграла одну из онлайн-олимпиад – и теперь готовлюсь поступать на лучший факультет кибернетики. В ненавистном городе С… Ну и чёрт с ним! Учитель говорит, что я стану легендарным программистом. Так что потерплю шесть лет учёбы – да и свалю на все четыре стороны, куда глаза глядят!
Мне достался уникальный мозг, ха-ха! Но главный подарок природы – моя сверхчувствительность. Физиологическая и эмоциональная. Когда я слышу песню, то вижу её в цвете и в самых причудливых формах. Пианино звучит, как голубые жемчужные ракушки, а орган – как золотистая чешуя на алом бархате. Но, кроме того, я различаю очень близко стоящие друг к другу оттенки – и улавливаю фальшь до 1/32 тона. Иной раз это вовсе не подарок, а проклятие – я ведь не могу и половины песен выслушать, чтоб не оплеваться от халтурной настройки инструментов! К тому же я вижу души не только у предметов – и у музыки тоже.
Некоторые песни таких отвратительных цветов, что я умоляю выключить их скорее, иначе мне становится страшно. Правда, ещё хуже, если песня почти бесцветная или бесформенная. И совсем не пахнет… На такую музыку просто невозможно смотреть! Сейчас многие песни собирают наспех из каких-то пластиковых отходов. В них нет души, только подделки вместо душ – лживые и мёртвые. Больнее всего, что этого почти никто, кроме меня, не замечает. Когда таким песням подпевают или даже плачут под них – мне становится очень больно. Как если бы я оказалась одна среди зомби. Я часто затыкаю уши в торговых центрах. И глаза тоже зажмуриваю.
Кожа мне досталась такая же навороченная. Чуть градусник упадёт ниже +10 – я тут же ощущаю на лице иголки холодного воздуха и прячу голову в шарф. Стоит градуснику перескочить +25 – и мои щёки щиплет зной. Правда, если немножко потерпеть – я опьянею от солнца. Перестану чувствовать жжение, в голове закружится вихрь, а из ног вырастут крылья. Но даже это не главная жемчужина сверхчувствительности. Если я надену юбку и поймаю ветерок под определённым углом, то через минуту-другую – але-оп! Я испытаю оргазм! Вот почему я так люблю гулять в платье по набережным. Останавливаться и смотреть вдаль… А зеваки что думают – что я вся такая упоённая видами натура? Алё!
Меня вообще мало кто понимает. Хоть сколько-нибудь! Любая несправедливость доводит меня до такого кипения, что жить невыносимо. А я-то вижу их куда больше, чем многие! Столько людей даже не догадывается, из-за чего я бываю на них так зла. Меня каждый день терзают острые когти одиночества.
Но ни за что и никогда я не верну судьбе её «подарок». Не обменяю ни на какое спокойствие и счастье! И не только потому, что я то и дело испытываю оргазмы и наркотические опьянения отчего ни попадя. Видеть и испытывать ТАК и СТОЛЬКО… Я чувствую себя такой живой! Я живу. ЖИВУ. И от этого трудно отказаться.
Ну уж не-е-е-е-тушки!
Апрель. Помехи…
– Они придут за мной! Они снова придут за мной!
– Я их встречу. Никто не посмеет прикасаться к тебе.
… // помехи // …
– Я их чую, Лео!
– Ты ходила к врачу?
– Умоляю, верь мне! Они только того и ждут, чтобы вы все бросили меня в дурке! Наедине с ними! Прошу, обними…
…Какие напуганные у него объятия. И совсем не успокаивают…
Сентябрьское утро. Рань господня.
Я стою у зеркала в своей розово-фиолетовой комнате. Скоро выходить в мою любимую-любимую (ха-ха) гимназию.
С той стороны зеркала на меня смотрит огненно-рыжая девушка с чертовски нежной розовой кожей.
Как же мне повезло родиться собой! Каждое утро я по полчаса любуюсь на своё отражение. Кто знает, когда ещё за целый день мне удастся насладиться прекрасным? И плевать, что я совершенно не вписываюсь в какие-то там стандарты! Мне-то что?
Стандарты для идиотов. Моей красой восхищаются скульпторы, а не только сопляки гимназисты. Если вы слышите мои мысли – слышите? Вы должны запомнить меня такой!
Янтарно-жёлтые глаза смотрят в меня проницательным прищуром. У меня убийственный взгляд! Многие говорят, что я колдунья – могу заворожить и убедить глазами в чём угодно! Ну, раз всем так хочется – это их право. Людей так просто одурачить.
Нос у меня очень тонкий, длинный и с горбинкой. Губы тоже тонкие, тёмно-бордовые и чётко очерченной формы. С острыми, почти готическими кончиками. Я редко крашу их помадой – не хочу портить волшебный оттенок! И вообще ненавижу создателей помад, потому что они только и делают, что воруют мою сущность! Теперь любая может сделать губы бордовыми, а это несправедливо! Особенно потому, что я люблю и уважаю бордовый цвет как живого человека! А иные помаду лишь намажут и сотрут, только её и видели. Это невыносимо! Зато я бессовестно крашу волосы – вот такая вот белиберда.
Я подкрашиваю свои рыжие кончики тёмно-вишнёвой краской – в тон к моим губам! Выглядит отпад! Острые бордовые губы – и острые бордовые кончики волос! Я в восторге! И градиент получается безумно сложным – на солнце он играет то кирпичным, то малиновым. И дико идёт моей розовой коже. Точно все цвета зари на одной лишь моей голове! Я вся похожа на закат. Особенно когда надеваю свои вишнёвые туфельки – и иду гулять по осенней кленовой листве. Даже мои любимые ягоды – вишня и облепиха. И музыку больше всего люблю жёлтую или красную.
На прошлой неделе у меня выскочил здоровенный прыщ над губой. Я даже и не подумала его спрятать! Он был такой ярко-розовый и красивый, что я взяла бронзовые тени – и дорисовала ему оправу! Получился настоящий рубин на фарфоровой коже. Ягодка брусники в розовом зефире.
Но никто, кроме меня, этого, конечно же, не понял. Все видят просто прыщ под бронзовой присыпкой! Ума не приложу! Сотни девчонок отхватывают тысячи комплиментов чёрт знает за что! Да это порой и достоинствами-то назвать нельзя! Как фальшивые рубины для тех, кто не имеет вкуса. А я обладаю настоящим сокровищем – и всем на него наплевать. Ну хорошо, не всем, лишь некоторым – таким, как засранец Лео.
Мама говорит, что черты моего лица лепили вручную сотни эльфов-ювелиров. Она гораздо красивее меня – в сравнении с ней я как зелёная неспелая вишня. Но я и правда очень симпатичная. По-настоящему.
И я надеюсь, что в старости мой розовый зефир превратится в треснувшее безе и графские развалины. И вся я стану похожа на картину в стиле рококо. У меня и сейчас довольно контрастные пропорции. Под осиной талией приютился пухлый животик. У меня длинные ноги, крупные бёдра, но тонкие щиколотки, как и запястья и подушечки пальцев.
Ещё у меня очень маленький и острый подбородок. Правда, под ним – второй. Запасной. Но он нисколько меня не портит – напротив! Моя кожа и впрямь очень похожа на нежный розовый зефир – и припухлость у шеи придаёт десерту весьма аппетитные рельефы. Смотрится чертовски обаятельно! Кто вообще придумал, что второй подбородок не может быть красивым? Я тоже люблю волевые и крупные, но только не эти повальные вставные челюсти! Дьявол упаси меня стать такой же – похожей на варана! Меня вообще удивляют люди, коверкающие свои черты!
Во-первых, о чём они думали вообще? Ведь человек, живущий в маске, свою половину никогда не встретит! Кто-то, предназначенный ему судьбой (её величеством генетикой), ни за что теперь в него не влюбится! Он просто не узнает исковерканные черты!
А во-вторых… Чаще всего это напоминает безвкусный тюнинг дешёвеньких тачек. Или попытку сделать дорогую сумку из обшарпанной клеёнки. Вы уж простите, но только благородное дерево от старости хорошеет! Как и некоторые люди с возрастом «ярчеют» и «сочнеют». Например, моя мама. Как вишня – что со временем становится всё темнее и слаще. И морщины лишь точнее прорисовывают её характер – обводят жирным и без того красивые черты. Да я ни за что на свете не позволю ей разгладить их! И испортить такую графику, так искусно временем состаренное дерево.
Время нещадно стремит ко мне урок, но пространство не торопится сближать нас. Всё-таки я люблю литературу.
Кабинет литературы
– Эй, Кир! – я запустила в одноклассника кручёным CD-диском. Кир ловко извернулся и поймал. Молодец.