Старуха вздохнула и сбросила мешок себе под ноги.
– Ну что ж, видать, на этот раз придётся взяться самой.
Что-то бормоча себе под нос, Мэри развязала мешок и принялась рыться в нём, словно позабыв, какая опасность им грозит. Кара думала, что ветвеволки воспользуются случаем, чтобы наброситься на них, но они, наоборот, попятились назад, опасливо поглядывая на старуху.
«Они боятся, – подумала Кара. – Боятся Мэри… или того, что у неё в мешке!»
И вот наконец Мэри достала лампу с треснутым стеклом на рассохшейся и облезлой деревянной подставке, выкрашенной красной и голубой краской. Она сдула с неё слой пыли и аккуратно поставила лампу на камни.
– Так вы с ними вот этим сражаться будете? – спросил Тафф.
– А ты чего ожидал?
– Ну, я не знаю… Меч какой-нибудь…
Мэри только рукой махнула.
– Вечно эти мальчишки со своими мечами!
Она достала из мешка бумажный абажур. На бумаге были вырезаны какие-то причудливые фигуры, хотя в сумерках Кара не могла разобрать, что это такое.
«Лукас рассказывал о таких фонарях, – подумала она. – Они вращаются и отбрасывают на стену силуэты, соответствующие узорам, вырезанным на абажуре. Безделушка из Мира, для Де-Норана слишком волшебная».
Мэри надела абажур на лампу.
– Не беспокойтесь, – сказала она и отступила на несколько шагов. – Эта штуковина с ними быстро управится. Глядите!
Ветвеволки постояли, подождали. Потом осмелели и снова принялись наступать. Тот, что был ближе всех к Каре, оскалился, демонстрируя полную пасть острых как бритва шипов и язык в пятнах чёрной плесени.
Тафф посмотрел на Мэри.
– А может, вы просто из ума выжили? Сумасшедшая бабка с полным мешком хлама…
Он сердито тряхнул головой.
– Тогда всё сходится.
Тафф обернулся к волкам и попытался вскинуть свою огромную дубину. Но куда там: он и от земли-то её оторвал с трудом. Выглядел он не страшнее ребёнка, жарящего маршмеллоу на палочке.
– Постойте-ка! – воскликнула Мэри и достала из складок плаща какой-то ключ. – Вот вечно я про него забываю!
Старуха с удивительным проворством вставила ключ в скважину на подставке лампы и трижды повернула.
Лампа принялась вращаться.
Кара услышала шум, подобный порыву ветра. Задрав голову, она увидела лучики вечернего солнца, проникающие сквозь щели в лесном пологе. Эти тоненькие ниточки света собирались во вращающиеся воронки и устремлялись вниз, прямо в крохотное отверстие наверху лампы. Лампа вращалась всё быстрее, крутилась волчком, вбирая в себя всё больше и больше света.
Внутри лампы, под абажуром, вспыхнул огонёк, и наконец сделалось видно, что же вырезано на бумаге. Кара ахнула. Лампа вращалась всё быстрее, превращаясь в размытое огненное пятно, и на фоне неба возник светящийся дракон, увеличенная копия того, что был вырезан на абажуре. То вспыхивая, то исчезая, он с ужасающим рёвом ринулся на ветвеволков. На мосту воцарилась какофония жалобных воплей и воя: твари обратились в бегство, и немало из них при этом свалились вниз.
Через несколько секунд дракон рассосался, оставив лишь облачко белого дыма. Лампа отряхнулась от лишнего солнечного света, как собака, выбравшаяся из речки, и со скрипом остановилась.
– Ну что, ты всё ещё хочешь себе меч? – спросила Мэри у Таффа.
Она сунула лампу обратно в мешок и завязала его туго-натуго.
4
Они шагали вслед за Мэри по узкой тропе, вдоль которой росли зловонные травы и ирисы, лепестки которых подозрительно напоминали человеческую кожу. Каре показалось, будто одно из деревьев наклонилось ближе к земле, как будто собиралось её схватить – но, возможно, то была всего лишь игра воображения. Тут уже трудно разобрать, что на самом деле, а что померещилось.
– Ваша лампа… – сказала Кара. – Я ещё никогда не видела подобной магии.
– Да ты и живёшь-то всего ничего.
– Во всех историях говорится, что вы всегда пользовались гримуаром.
При слове «гримуар» Мэри-Котелок передёрнуло так, будто Кара её ударила.
– Ну да, лампу я изготовила при помощи книги заклинаний. Но теперь она всего лишь инструмент, как и всё остальное в этом мешке.
Она тряхнула мешком.
– Ими может пользоваться практически кто угодно. Никакой магии для этого не требуется.
– А что там ещё у вас в мешке? – спросил Тафф.
– Игрушки.
Тафф просиял.
– Игрушки? Какие игрушки?
– Заколдованные.
– А что за…
– Тсс! – прошипела Мэри. – В этой части леса водится ужасное чудовище, которое питается мальчишками, задающими слишком много вопросов! Смотри, не разбуди его!
– Ну я же знаю, что это неправда! – проворчал Тафф, однако же умолк и молчал до тех пор, пока они не пришли в лагерь Мэри. Лагерь представлял собой всего лишь кострище да шалаш, сложенный из каких-то трухлявых ясеневых сучьев.
– Отдохните малость, – сказала Мэри. – Сордусу потребуется несколько дней пути, чтобы отыскать место, где он сумеет перебраться через пропасть. Ему, Лесному Демону, требуется почва, ему надо постоянно обеими ногами стоять на земле. Он не может ходить ни по камню – но это вы уже и сами знаете, – ни по воде. И верхом ездить он тоже не может.
– А почему? – спросил Тафф, но Мэри отмахнулась от вопроса, словно от назойливой мухи.
– Важно то, что путешествовать быстро Сордус не может. Это наше единственное преимущество.
Она помолчала, задумчиво покусывая костяшки пальцев.
– Могу поручиться, он попытается перекрыть нам путь в Брилле.
– А что такое «Брилль»? – спросил Тафф.
– Деревня такая.
– Что, в Чащобе есть деревни?!
Мэри улыбнулась в ответ, но не глядя в глаза мальчику, и ответила:
– Ну, вроде того.
Осмотрев Таффа – не ранен ли, – Кара приподняла подол платья, чтобы разглядеть укушенную ветвеволком лодыжку. Ткань, пропиталась кровью и прилипла к ноге, но сама рана оказалась неглубокой. Ничего, до свадьбы заживёт. А вот её бледно-зелёное платьице, увы, уже нет. Это было самое лучшее платье, какое Каре когда-либо доводилось носить: сюрприз, внезапный подарок от папы за три дня до того, как его возвели в должность фен-де.
Теперь платье было изорвано в клочья, так что уж никак не зашьёшь…
«А это в самом деле папа подарил? – задумалась Кара. – Или он уже тогда был Тимофом Клэном?
– Надо же, а сейчас светлее стало, чем было днём, – заметил Тафф. Кара задрала голову и посмотрела на полог леса. Ещё час назад сквозь сплетение ветвей местами пробивались отдельные лучи солнечного света: не такие уж яркие, но это хотя бы напоминало о том, что за пределами леса сейчас день. Сейчас в просветы меж ветвей смотрела ночь. И хотя, по идее, в Чащобе должно было сделаться ещё темнее, вокруг и в самом деле как-то посветлело благодаря тому, что всё светилось каким-то зеленоватым светом.
– А, это одна из причуд Чащобы, – ответила Мэри и пристроила над кострищем небольшой котелок. – Если приглядеться к вершинам, станет видно, что большая часть света исходит от самих листьев. Днём они вбирают солнечный свет, а ночью его испускают.
– Днём тут ночь, а ночью день, – сказала Кара. – Всё шиворот-навыворот.
– Ну, можно и так сказать… – ответила Мэри.
Пока Мэри разогревала похлёбку, остававшуюся на дне котелка, Тафф пошёл набрать воды из мелкого ручейка, что журчал неподалёку. Кара его предупредила, чтобы он не терялся из виду, и Тафф что-то невнятно буркнул в ответ – ладно, мол.
Наконец-то Кара осталась наедине с ведьмой.
На языке у неё вертелось столько вопросов! «А всё, что про вас рассказывают, – это правда? А вы не знаете, для чего Сордус так стремится меня заполучить? А что умеют остальные вещи у вас в мешке?» Однако Кару окутала тёплая усталость, и она решила пока что задать всего один вопрос, тот единственный, который был действительно важен и ждать не мог:
– Как мне вытащить брата из этого места?
Мэри помешивала в котелке, прикрыв глаза. Кара бы решила, что старуха задремала, если бы не равномерные движения деревянного половника.
– Тем путём, каким вы пришли, вам не выбраться, – ответила наконец Мэри. – Сордус не пустит.
– Должны же быть и другие?
Мэри-Котелок медленно кивнула седой головой.
– Мне известна всего одна дорога, которая ведёт прочь из Чащобы, – произнесла она. – Мне говорили, что там даже есть корабль. Остался от злополучной исследовательской экспедиции.
– А это далеко? – спросила Кара.
Старуха взглянула разочарованно.
– Деточка, если собираешься выжить в этом месте, научись задавать правильные вопросы.
Кара немного поразмыслила и спросила:
– Эта дорога… Отчего Сордус оставил её открытой?
– А она не то чтобы открыта. Она тоже перекрыта, просто на иной лад. Видишь ли, в конце этой дороги караулит некий страж, и мне кажется, что Сордус нарочно забавляется, подкармливая её, точно ручное животное. Зовут её Имоджин – по крайней мере, так её звали, пока она ещё была человеком.
– А теперь она кто? – спросила Кара.
– Злобный и алчный зверь, растерявший все остатки человечности.
– Она что, людей ест?
– По-своему – да.
Мэри прекратила помешивать в котелке и попробовала с ложки похлёбку. Пола плаща съехала вниз, и Кара увидела всю её руку, оплетённую синими венами.
– Ну, может, мы сумеем пробраться мимо неё тайком.
– Это невозможно, – ответила Мэри и посыпала булькающее варево каким-то порошком из кисета, который достала из-под плаща. – Но если ты наберёшься терпения и как следует обучишься магии, ты, может, и сумеешь подчинить её своей воле. Короче говоря, на данный момент Имоджин не более чем чудовище, и, насколько я понимаю, повелевать подобными существами как раз входит в область твоих дарований.
– А вы откуда знаете?
Старуха улыбнулась, глаза у неё сверкнули ребячьим лукавством.
– Я уже давно не покидала Чащобы – очень, очень давно! – однако же у меня есть свои способы узнавать о том, что творится за её пределами. В конце концов, должны же быть у пронырливой старухи свои маленькие радости!
Её лицо снова сделалось серьёзным.
– Но в чём бы ни состоял твой дар, тебе придётся сперва научиться как следует им пользоваться, прежде чем встретиться с таким существом, как Имоджин. Ведь гримуара, который поможет выиграть эту битву, у тебя не будет.
Каре вовсе не улыбалось снова обращаться к магии, но раз это единственный способ выбраться из Чащобы, видимо, другого выхода нет…
– Так вы думаете, я и в самом деле смогу пользоваться магией без помощи книги заклинаний? – спросила она.
– Твой первый урок завтра. Начнём с чего попроще, а там поглядим. Но на месте сидеть нам нельзя. Сордус, конечно, отстаёт от нас на пару дней, однако он не успокоится, пока не отыщет тебя.
– Вы серьёзно рискуете ради нас. Спасибо вам большое!
Мэри ничего не ответила и молча помешивала похлёбку, пока не вернулся Тафф, волочащий по земле полное ведро воды.
– Ты решил пролить больше, чем мы выпьем? – поддела его Мэри, отбирая у мальчика ведро.
Она разлила похлёбку по глиняным мискам, и все жадно принялись есть. На вкус похлёбка оказалась непривычная, Кара никогда не пробовала ничего подобного. А пока они ели, Мэри рассказывала ей о травах и съедобных растениях, какие водятся только в Чащобе.
– И ещё я туда драмала покрошила, – говорила Мэри. – Только вчера поймала. Большинство людей драмалов не едят, очень уж они воняют, когда их режешь. Но, по-моему, потроха у них на вкус вполне себе ничего.
– А кто такой дра… – начал было Тафф, но Кара его одёрнула, сказав, что им, возможно, лучше этого не знать.
Поужинав, Кара сходила на ручей помыть посуду. К тому времени, как она вернулась, Тафф уже спал без задних ног. Кара укрыла братишку одеялом и поцеловала в лобик. Он как-то повзрослел за сегодня – не от времени, от испытаний.
Мэри сидела у кострища, подбрасывая в костёр хворост. Кара зевнула в ладошку. Веки вдруг отяжелели.
– Устала? – спросила Мэри.
Кара кивнула.
– А вы?
– Да я-то всё время усталая. Просто я спать не люблю. Всё время кошмары снятся.
Она затравленным взглядом смотрела на угасающее пламя.
– Ну, наверно, после всего, что я натворила, это ещё невеликая плата.
«После всего, что я натворила…»
Кара нервно сглотнула. Старуха так много для них сделала – нетрудно было и позабыть, что это та самая Мэри-Котелок. А ведь Кара столько про неё наслушалась – особенно на празднике Теней! Дети у них в деревне даже песенку сложили:
– То, о чём рассказывают – это просто сказки, – сказала Кара. – Вон, обо мне сколько гадостей наговорили! Это же не значит, что всё это правда.
– Ну, иной раз люди и привирают, – сказала Мэри. Она подалась вперёд, её серые глаза сверкнули в свете костра. – Но что до меня, всё, о чём ты слышала, – чистая правда! Все эти невообразимые ужасы случились на самом деле, именно так, как рассказывают плетельщики баек. Заруби это себе на носу, Кара Вестфолл!
Несмотря на тепло от костра, Кара вдруг похолодела. И далеко не сразу она набралась мужества, чтобы заговорить снова.
– Но если вы в самом деле такая злая, как рассказывают люди, – спросила она срывающимся голосом, – тогда отчего же вы нам помогаете?
Мэри пожевала нижнюю губу.
– Тут, в Чащобе, не так уж часто выпадает случай искупить свою вину. Другого может и не представиться. Я вам необходима, без меня вам не выжить, но и вы мне тоже нужны. Я понимаю, что выровнять весы уже не получится, поздно. Но, быть может, если я сумею хоть чуть-чуть уравновесить всё то зло, которое я совершила, я обрету нечто вроде…
Старуха умолкла на полуслове, покачала головой.
– Тебе сколько лет-то, четырнадцать?
– Мне двенадцать.
– Рослая ты для своих лет.
– Да, мне говорили.
– Как бы то ни было, ты ещё слишком мала, чтобы понимать такие вещи.
Вереница образов промелькнула перед мысленным взором Кары. Лицо Саймона Лодера, распухшее от укусов. Прозрачно-голубые глаза Грейс, проваливающейся в бездны гримуара…
– Да всё я понимаю, – сказала Кара.
Мэри-Котелок открыла было рот, словно собиралась возразить, потом посмотрела в тёмные Карины глаза и кивнула. Она сунула руку в боковой карман, достала прозрачный пузырёк и выплеснула его содержимое в огонь. Костёр на миг полыхнул серебром, а потом разгорелся ярким, тёплым пламенем.
Кара зевнула, заворожённая пляской костра, убежищем от надвигающейся тьмы.
– Теперь до утра гореть будет, – сказала Мэри. – На всякий случай, чтоб ты знала, возможно, утром меня тут не будет. По крайней мере, не в таком виде, как сейчас.
Кара хотела было спросить, что она имеет в виду, но провалилась в сон.
Каре редко снились сны, но когда она что-то видела во сне, обычно это бывала мама. И в основном обрывочные образы: как мама оттирает Каре ногти дочиста после того, как они целый день собирали травы на Опушке; как мама заталкивает бальзам в пораненный нос телёнка, одновременно нашёптывая ему на ухо свою песенку. Или просто мамино лицо. Кара изо всех сил старалась удержать в памяти её черты, борясь с наступающим днём, когда она снова забудет, как выглядела Хелена Вестфолл.
Однако в ту ночь Каре приснилась не мама.
Ей приснился папа.
Папа шёл через поле, которого она никогда не видела. Земля была уже вспахана и готова к севу. Борода у папы была аккуратно подстрижена, на голове красовалась чёрная шляпа, которую он всё время носил, пока мама была жива. И по тому, как он держался, Кара поняла, что это её настоящий папа, а не Тимоф Клэн. Ей так захотелось кинуться к нему в объятия, вдохнуть привычные фермерские запахи земли и кофе…
Папа наклонился, взял горсть земли, дал ей высыпаться сквозь пальцы, пристально наблюдая, как она падает вниз. Погладил бороду, достал из внутреннего кармана чёрный кисет, встряхнул его на ладони. Внутри загремело.
Сон кончился.
* * *
Проснулась Кара от стука мечей.
Дождь перестал, но призрачное зелёное свечение угасло: листья лесного полога израсходовали весь накопленный свет, и теперь им требовались солнечные лучи, чтобы пополнить запасы. А пока Мэри расставила вокруг лагеря десяток пылающих факелов.