Тюляпин даже поднял трясущиеся руки на уровень стола, и показал, как он душил немца.
– Вы жестокий, – раздался юношеский голос от двери.
Все трое обернулись в ту сторону. В дверях стоял юноша лет шестнадцати.
– Почему я жестокий? – переспросил Тюляпин.
– Он не хотел вас убивать, а вы его задушили!
– Откуда, вы знаете молодой человек, что он не хотел меня убивать?
– И так понятно, раз вы его задушили. Он не сопротивлялся! Иначе не смогли задушить!
– Эх, современная молодёжь, и чему вас только в школах учат? – вздохнул Тюляпин.
– Наш учитель истории рассказывал, как Сталин отдал приказ убивать сдавшихся в плен немцев. Они вообще не хотели воевать, а комиссары заставляли советских солдат убивать их. Это настоящее убийство!
– Это война, сынок! – встрял в разговор капитан. – Если не ты, то тебя убьют. Немцы пришли на нашу землю, а не мы на немецкую.
– Сталинская агитка! Советы двадцать второго июня атаковали границы Германии и получили по зубам! Немецким войскам не хватило немного сил, чтобы уничтожить коммунистический режим!
– Ты это сейчас серьёзно говоришь? – капитан уловил растерянный вид ветерана, недоумевающий взгляд Анны. – Ты историю хоть учил? Несёшь такую чушь, что мне стыдно за тебя и твоего учителя.
– Государственная пропаганда сделала всё, что обвинить беззащитных немцев в агрессии. Мой доклад в бундестаге о Сталинградской битве и тысячах невинно убитых солдат Германии вызвал полное одобрение. Поэтому я уверен в своих словах!
Тюляпин мотнул головой. Он всматривался в горящие глаза подростка и понимал, что он свято верит в то, что говорит.
– Если бы не вы, герои, мы бы жили как на западе! И всё у нас было!
– Вы бы не жили. Вас бы точно уже не было, – капитан сделал глоток остывшего чая. – Славян планировали всех уничтожить. Лишь небольшое количество предполагалось оставить как рабов…
– Враньё! – прозвенел голос юноши.
– И откуда ты такой родом?
– Из Уренгоя.
Анна ушла в растерянности, оставив представителей трёх поколений выяснять правду с глазу на глаз.
– Серьёзная у тебя в голове каша, парень. Архивные документы читал?
– Советская история и архивы все подделаны! Только немецкие архивы правдивы!
– А как же ветераны? Они врут что ли? – капитан кивнул в сторону Тюляпина.
– Не врут, они просто не помнят, что было на самом деле. Им же тысячу лет и память уже того.
– Спасибо, внучок, – поджал губы ветеран.
– А то, что говорил Геббельс, правда?
– Конечно! Доктор Геббельс оболган советской пропагандой. Это был настоящий человек, искренний…
– Какой же урод натолкал в твои мозги столько… – Александр даже не знал, как это сказать мягче.
– Вы вон орденов нацепили за убийство. Вас не восхвалять надо, а судить…
Вагон вздрогнул от чудовищного удара…
Последнее, что помнил приплюснутый к стене вагона и обливающийся кровью капитан, так это женский крик, который через какое-то время отдалился и вскоре затих…
Глава 2
За всё надо платить
Голова гудела. Александр с трудом разлепил глаза. Он лежал на земле, где-то далеко грохотало, и земля передавала ему пугающий гул. Он сел и замер. Картинка перед глазами вырисовывалась странная, страшная и непонятная. Разбитый грузовик, вокруг тела мёртвых солдат в окровавленных красноармейских гимнастёрках. Рядом с машиной дымится большая воронка. С двух сторон дороги лес.
– Эт меня так головой приложило, ёшки-матрёшки? – Александр закрыл глаза, открыл, но картина осталась прежней.
С великим трудом Тюляпин встал на колени и опешил от наличия на себе красноармейской формы.
– Не понял, – завис он, пытаясь понять, когда он успел переодеться, и что собственно произошло.
Юноша из Уренгоя сидел на пятой точке и с ужасом смотрел вокруг. Мысли путались от увиденного. Попытался закричать, но не смог. Руки и ноги отказывались подчиняться.
– Эй! Живые есть? – крикнул Александр и встал на ноги, обратив внимание, что он в красноармейской форме. – Ничего себе, коленкор!
– А ты кто? – спросил Тюляпин, вглядываясь в смутно знакомые очертания помолодевшего бывшего попутчика. – Я тебя где-то видел.
– Александр Трензель, а вы кто?
– Александр? Капитан? Вы помолодели!
– Стойте! Ёшки-матрёшки! Вы Аркадий Иванович?
– Он самый!
– Вам тоже лет восемнадцать на вид. Не знаете, что с нами произошло?
– Что произошло, не знаю. И как такое может быть? – он развёл руками в стороны, указывая на грузовик и тела погибших красноармейцев.
– Думаю, одно объяснение – мы в прошлом.
– Может кино снимают? – недоверчиво возразил Тюляпин.
– Какое кино? Мы ехали в поезде…
Немая сцена. Оба ветерана переваривали ситуацию.
– Слышите? – вдруг, замер Александр. – Кажется, что сюда кто-то едет.
– Вот и хорошо, – вздохнул Тюляпин. – Хоть узнаем, где мы и что тут происходит.
Он хотел было выйти на дорогу, но увидел танк с крестом на башне. Остановился, как вкопанный. Танк полз по дороге, огибая на повороте небольшое озерцо. Тюляпин оглянулся на Александра, тот тоже заворожено смотрел на гусеничное чудище. В ногах появилась дрожь.
– Бежим! – крикнул Александр и схватил Тюляпина за рукав. – Из кустов лучше посмотрим, что за дела творятся!
Они развернулись и сделали несколько шагов, когда голос подал один из красноармейцев:
– Какого чёрта?
– Хватаем! – буркнул Александр.
«Ветераны» подхватили его подмышки и потащили к лесу. Юноша попытался упираться, но кулак перед носом вразумил быстрее, чем слова.
Лес хоть и был недалеко, но «ветераны» запыхались. Всё-таки бег с непривычки по траве с упирающимся телом, не променад по площади с наградами на груди.
– Какого чёрта вы меня притащили сюда? И чё происходит? Нафига в форму оккупантов оделись?
– Заткнись! – Александр бросил жёсткий взгляд на юношу. – Немцы!
По дороге шла танковая колонна из нескольких десятков танков.
– Ну и что, что немцы? Мы с ними дружим, так что хватит из себя партизан строить, – сказал юноша и попытался выползти из укрытия.
Александр рванул его за ремень назад.
– Ты чё? Охренел? – взвизгнул юноша, и повторил попытку вырваться из леса.
Удар в глаз откинул его назад.
– Сиди смирно! Дай разобраться, что тут происходит! Потом решим выходить к ним или нет!
– Чё сразу драться? – захныкал юноша, размазывая по лицу грязь вместе со слёзами.
Танковая колонна пропылила мимо и исчезла за стеной леса.
Александр с шумом выдохнул воздух и прислонился спиной к стволу берёзы. Вытер пот рукавом гимнастёрки.
– Нытик, а ты кто такой? – обратился он к хлюпающему носом юноше.
– Коля, – произнёс тот, вытирая текущие сопли рукавом. – С Уренгоя.
– Так, всё понятно.
– Что понятно, Александр? Мне вот ничего непонятно! – Тюляпин нервничал. – Эта форма. Откуда она взялась на мне? Танки эти. Вы хоть объясните.
– Во-первых. Перестань тыкать. Мы тут теперь одного возраста, если забыл. Во-вторых, мы в прошлом. Не надо делать круглые глаза. Я почему-то в этом уверен. Там, в будущем, нас уже нет в живых. Иначе, мы не сидели бы здесь. Я вот знаю, почему меня сюда закинуло.
Коля перестал всхлипывать и прислушивался к словам Александра.
– И почему? – проявил интерес Тюляпин.
– За всё надо платить, как говорится. Вы помните, как я был одет?
Оба собеседника разом кивнули.
– Так вот. Форма, награды – это всё липа. Не был я ни в каком Афгане. И звания у меня нет. Я вообще в армии не служил! Выпендриться захотелось. Только, как говорил мой отец, в жизни за всё надо платить.
Тюляпин сник, руки зашарили по поясу, наткнулись на стеклянную фляжку с водой. Непослушными руками расстегнул чехол, с трудом выдернул пробку и сделал глоток, уставившись взглядом в одну точку.
– Я уверен, что попал сюда из-за этого. За какие грехи попали вы, я не знаю.
– Александр. Саша. Я тоже ряженый. Не воевал я в Великую Отечественную. Славы захотелось, вот и надел отцов пиджак с наградами. Да потом награды матери добавил к ним, – Тюляпин вздохнул и повесил голову.
– С нами понятно. Остался Коля с Уренгоя. Для ветеранов он молод. Значит, какой-то другой грех есть. Колись, братец.
– Я…не знаю…
– Я знаю, – с сарказмом усмехнулся Тюляпин. – Он здесь для того, чтобы проверить свою версию и безвинно убиенных немцах.
– Убедительная версия. Вот так, Коля, теперь ты боец Красной Армии. Как ты там говорил? Убийцы ни в чём не повинных немецких солдат? Или что-то в этом вроде. Теперь тоже будешь убийцей. Это, Коля, война. Самая настоящая. Тут тебе в бундестаге не дадут читать лекции.
– Я не могу быть солдатом! Мне шестнадцать лет! Я несовершеннолетний!
Александр рассмеялся.
– Мы, как ты уже заметил, помолодели при переносе в другую реальность. А ты – постарел! Нас всех привели к одному возрасту. Не знаю, кто это сделал, но я, похоже, начинаю верить в бога.
– Надо идти к немцам и всё рассказать! Они поймут! Комиссары нас сразу к стенке, а они цивилизованные люди!
– Малыш! Опомнись! Это тебе не в две тысячи девятнадцатом в бундестаге выступать. Здесь другой мир! Точнее, война. С твоими рассказами тебя сочтут либо придурком и расстреляют, либо попробуют тебя использовать. Используют и всё равно расстреляют, чтобы противнику не достался. Вот тогда не факт, что советы выиграют войну. Тогда и ты уже не родишься…
– Вы не правы! Немецкая нация…
– Заткнись, нацист недоделанный! Надо думать, что делать дальше, а не выяснять гуманность нации.
Александр похлопал себя по карманам. Отстегнул клапан и извлёк на свет солдатскую книжку.
– Ого! Я при документах! Сейчас глянем. Письмо, – разочарованно протянул Александр. – Даже адреса нет. Какой-то Нине писал…
Александр, вдруг, замер.
– Выходит, что я писал? У вас, что-нибудь есть?
Тюляпин мотнул головой. Коля достал фото женщины лет сорока.
– Дай, гляну!
На обороте три слова: всегда рядом, мама. Даже даты нет.
– Приехали. Ни года, ни имён, ни части…
– Ни оружия, – добавил Тюляпин.
– Оружие! Мать его! – Александр вскочил, словно обжёгся. – Без оружия мы дезертиры! «Ветераны» боевых действий, блин…
Он оглянулся на грузовик. Слушай, а ведь в кабине должен был быть офицер. А у него точно должны быть документы! Хлюпик, сиди здесь и не дёргайся, а то второй фонарь засвечу. Понял?
Коля зло глянул на Александра и кивнул.
– Аркадий, гляди по сторонам. Проворонишь фрицев, нам хана! Понял?
– Чего уж тут непонятного, – буркнул в ответ Тюляпин.
– Тогда пошли.
Пригнувшись, они добежали до грузовика. В кабине сидел капитан с открытыми глазами. Пуля вошла в бровь. Водитель получил несколько пуль в грудь. Александр снял планшет. Вытащил пистолет из кобуры, покрутил в руках, сунул обратно, снял портупею, перекинул через плечо. В кармане кителя оказалось удостоверение на имя капитана Моисеева Вячеслава Андреевича.
– Двухсотый стрелковый полк, – прочитал Александр и хмыкнул. – Надо же какая насмешка – двухсотый… Аркаша, собирай все винтовки и патроны, я осмотрю грузовик и помогу. И не забывай головой крутить во все стороны!
В кузове грузовика лежали два бойца. Александр обыскал одного, забрал патроны, ссыпал в найденную каску. Вытащил пилотку из-под второго и надел на голову. Вдруг, этот второй схватил Александра за гимнастёрку. Страшные глаза на окровавленном лице сверкнули яростью.
– Чё за хрень вокруг?
Александр с трудом справился со своим голосом, который почти пропал, после выходки раненого.
– Война, – ответил хрипло.
– Какая война? Я на КАМАЗе в поезд въехал! Я должен был умереть!
Александр замер, в голове прокрутились события до перемещения в прошлое.
– Вот ты сволота! Я ехал в вагоне, в который ты врезался! Теперь мы все вместе в тысяча сорок первом году или ещё каком, кто его знает. Тут война идёт с немцами!
– Пошёл ты со своими немцами.
– Не веришь. Куда ранило?
– Ног не чувствую и чуть выше, походу позвоночник перебило.
– Хреново.
– Мне всё равно. Я жить не хочу. Два раза пытался повешаться, не дали, спасли. Мать их. Ты хоть дай умереть или убей!
Александр смотрел на молодое лицо красноармейца, бывшего водителя грузовика и не мог понять, что он испытывает к нему: ненависть или сострадание.
– Мог бы и с немцами повоевать, погибнуть на поле боя, так сказать.
– Пошёл ты со своими немцами!
Тащить с собой самоубийцу смысла не было. Оставлять здесь, значит дать врагу шанс, что они его могут узнать о будущем. Кто знает, что может рассказать этот недоделанный шофёр немцам. Пистолет оказался в руке, словно сам по себе.
– Откуда у тебя ТТ?
– Разбираешься в оружии?
– Разбираюсь.
Александр никак не мог решить для себя, что делать. Тащить раненого с собой, не зная местности и реалий или пристрелить? Только сможет ли он выстрелить в человека? Если тащить, то, как и куда? Ему нужна медицинская помощь, лекарства, а тут даже неизвестно направление, куда двигаться.
– Чего смотришь? Стреляй! Помоги умереть!
– Немцы! Колонна пехоты! – раздался голос Тюляпина у борта грузовика.
Александр глянул на раненого, на пистолет.
– Сейчас придут немцы, если выстрелишь по ним, они тебя точно убьют. Держи, тут восемь патронов, – он вложил ТТ в ладонь раненого и бросил рядом командирский ремень с кобурой. – Авось и пару фрицев с собой заберёшь.
Бывший шофёр скептически посмотрел на Александра и сжал рукоятку пистолета.
– Сам брезгуешь или боишься?
– Шум поднимать не хочу. Немцы рядом. А нам ещё до леса добежать надо.
– Ну, бегите, – безразлично ответил раненый бывший шофёр.
Александр выскочил из кузова, подхватил две винтовки за ремень, которые подал Тюляпин, закинул на плечо. В другой руке держал каску с патронами. Бежать по траве с тяжёлыми и длинными винтовками оказалось непросто. Уже на опушке до слуха долетел выстрел.
– Застрелился, гад! Лучше бы я пистолет не оставлял!
Они вломились в лес и упали на траву, тяжело дыша, обливаясь потом.
– Кто застрелился? – зашептал Аркадий.
– Водила, который врезался в наш вагон на КАМАЗе. Самоубийца там, самоубийца здесь.
– А где Коля? – Тюляпин оглянулся по сторонам. – Коля!
Александр одёрнул его и показал на брошенные ремни с подсумками, сапёрной лопаткой, фляжкой и противогазной сумкой.
– Сбёг наш Коля, Аркадий. И я почему-то думаю, что к невинным немцам. Теперь расскажет им про будущее.
– Что он расскажет? У него извращённая история и каша в голове. Нестыковок в рассказе будет столько, что немцы примут его россказни за сказки и враньё. Возможно, что и расстреляют.
– Ты так спокойно говоришь об этом?
– А как я должен об этом говорить? Что случилось изменить нельзя, если, конечно, не вмешается случай.
– А мы куда?
– Воевать, Аркадий, воевать. Будем отрабатывать наши награды из прошлой жизни. Лишние винтовки прикопаем. Нечего им валяться просто так.
Александр выглянул из-за дерева и увидел, как немецкая колонна проходит мимо грузовика. Несколько солдат осматривают сам грузовик и тела погибших красноармейцев.
– Аркадий, пошли отсюда по добру, по здорову. Винтовки в другом месте прикопаем. Не дай бог, в лес сунутся, а тут мы. Умирать, желания нет никакого. Новое тело – новая жизнь! Пошли, Аркадий, отсюда подальше.
– Как ты думаешь, какой сейчас год? – Тюляпин старательно обходил кочки и уклонялся от веток.
– Думаю, что сорок первый или сорок второй.
– Почему?
– На форму посмотри.
– Чего с ней не так?
– Аркадий, ты в какой школе учился? Погоны ещё не ввели, а их ввели зимой тысяча сорок третьего года. Понял?
– Понял. А к каким войскам мы относимся?
– Пехота – царица полей! В документах капитана прочитал, что мы из двухсотого стрелкового полка.
– Двухсотого? – переспросил Тюляпин. – Это так над нами посмеялись?
– Вот и я посмеялся, когда прочитал.
Через час ходьбы и кружения по незнакомому лесу, они вышли на крохотную полянку, окружённую небольшими кустарниками и молодыми сосенками. Из-под корней куста крушины бил родник.
– Красивое место! – чуть не закричал Тюляпин. – Александр, вы… ты был в Белоруси… в предыдущей жизни?
– Так, Аркаша, нам надо с тобой вливаться в этот мир. Не Беларусь, а Белоруссия. И хватит называть меня Александр! Как в американских фильмах общаемся. Зови просто Саня или Саша. Знать бы, куда мы ехали и откуда, всё легче было. Ещё, Аркаша, забудь, что была другая жизнь. Есть только эта! Одна и единственная. Понял? Ты откуда родом?