Не получалось…
Что он искал среди этих бесконечных красоток?
Увы… Лишь спустя столько долгих лет он наконец нашел ответ… Который был сколь очевиден, столь и горек.
…Снежанна…
Безумный водоворот воспоминаний беспощадно увлекал его за собой, ворвавшись в его жизнь. Без спроса. Без стука. Без жалости.
Соединив прошлое с настоящим, эта давно забытая им женщина своим появлением сделала его устремления и планы абсолютно бессмысленными. И он с ужасом понимал, что отныне им владеет единственное желание увидеть ее хотя бы еще раз. Но в то же время прекрасно понимал, что это почти невозможно, – ведь она принадлежит другому.
Филипп упорно гнал от себя мысли о ней, зная наперед, что всё тщетно. Что она никогда даже не посмотрит в его сторону. Никогда не заговорит с ним. А значит, никогда и не узнает, как сильно он теперь раскаивается в том, что сделал тогда…
Она. Его первая жена. Его первая любовь. Его первая женщина.
Та, с которой он совершил свои первые глупости, постиг самое сокровенное, навсегда запомнив вкус этой святой порочности… свойственной только юности…
С ней всё было впервые. Восхитительно и незабываемо. Как прыжок с парашюта. Когда, ощущая свободное падение, ты словно взмываешь вверх. Когда от прикосновения почти останавливается сердце. Когда…
И когда только его безумная злость успела смениться отчаяньем?
Невыносимо!
Невыносимо знать правду. Правду о том, что он сам отказался от нее.
«Герой!» … мать вашу…
… Так появилась Ксения.
Ему было двадцать, и его отношения с ней были более чем стремительными.
Они накрыли его, как цунами, и он уже больше не мог думать ни о чём, кроме нее.
…Она была скорее мила, чем красива – вся такая пышная и манящая.
Высокая, с шикарной грудью и округлыми бедрами; спокойный уверенный взгляд; губы с очень яркой помадой… Но ее это не портило, а лишь эффектно подчеркивало матовую белизну ее кожи.
А еще она курила…
Дымящаяся сигарета в ее руке просто завораживала – изящные длинные пальцы с идеальным маникюром, которые обволакивало легкое облако табачного дыма, обладали какой-то магией, и Филя не мог оторвать от них восторженного взгляда.
Затяжка. Еще затяжка…
Словно заколдованный, он наблюдал, как белоснежная грудь Ксении в весьма откровенном декольте лениво вздымается в унисон тающей сигарете.
Ее небрежная расслабленность была наполнена таким удивительным спокойствием, словно всё в этом мире ею уже было доделано и досказано, а потому совершенно не важно.
Их отношения окрыляли: такие ненавязчивые – без каких-либо обязательств; без глупых проблем, без необходимости к чему-то стремиться, чего-то достигать, пытаться соответствовать.
С Ксенией можно было целыми днями беззаботно плыть по течению – вот так запросто, совершенно бездумно пить водку и ругаться матом, неспешно дрейфуя посреди океана вседозволенности. А по ночам – качаться на крутых волнах упоительного безрассудства, абсолютно не беспокоясь о том, что их ждет утром.
Его покорило, как, смело ворвавшись в его жизнь, она решительно рушила всё вокруг, уверенно создавая свою новую реальность.
Презрительно отметая всё, что было до себя, Ксения жестко демонстрировала окружающим свое недосягаемое превосходство, однозначно давая понять, что никакому прошлому нет места рядом с ее настоящим.
И Филипп, не задумываясь, смело шагнул навстречу этой новой для него реальности, полной азартного драйва, – все последние месяцы они просто купались в лучах собственного обожания.
И, ослепленный своим таким нежданным увлечением, Филипп не заметил, как неуправляемый ураган его страсти смёл на своем пути всё, чем он так дорожил…
Отношения со Снежанной были разбиты вдребезги – от их любви остались лишь потускневшие осколки. И еще – дочь. Которой теперь было суждено расти без него…
Но тогда Ксения казалась ему вершиной женского совершенства, а всё остальное – ничего не значащей ерундой…
… Тем тяжелее было отрезвление.
И однажды, словно очнувшись от дурного сна, он обнаружил, что его жизнь уже была поделена на «до» и «после». И отныне мало походила на увлекательное путешествие. И все его попытки поймать ускользающее равновесие выглядели жалко и убого.
Всё, что еще вчера казалось таким романтичным, вдруг стало совершенно обыденным, да еще с горьким привкусом того, что он так легко предал забвению.
А еще оказалось, что Ксения всего лишь совершенно обычная – такая же, как и все. Такая же зависимая и слабая. Такая же беззащитная и уязвимая. И окончательно и бесповоротно влюбленная. В него.
И что хочет она того же, что и все обычные бабы, – семью и детей. Эту простую банальную рутину.
Вот так и закончилась эта «волшебная сказка», но отступать уже было некуда, и ему ничего не оставалось, как только жениться вновь. На той, которая из независимой, уверенной в себе хищницы вдруг превратилась в подозрительную, постоянно ищущую подтверждения его неверности истеричку.
Филипп ничего не понимал – он ошалело смотрел на предмет своего недавнего восхищения и недоумевал: и куда только подевалось былое очарование?
Словно оглушенный, он с ужасом начинал осознавать, что то, что он считал взлетом, на самом деле было падением.
И не просто падением. Это был крах.
А после рождения Женьки стало еще хуже.
Вот именно с тех пор Филину жизнь украшала бесконечная вереница женщин, с которыми ему было бесконечно скучно. Пресно. И предсказуемо.
Зачем? К чему? Эта нескончаемая монотонная череда многочисленных знакомств не приносила утешения.
Не осознавая этого, он всё искал и искал то незабываемое и теплое, почти детское и ни с чем не сравнимое ощущение настоящего счастья.
Но больше не мог найти. Оно ушло. Навсегда. И безвозвратно.
А недавняя встреча со Снежкой была точно контрольный выстрел.
Наповал. В самое сердце.
«Мне кажется, или я схожу с ума? Мне просто необходимо отвлечься. Любым способом…»
Но наверняка он знал только один.
Анжелика.
Проведя в ее объятьях два часа, Фил почувствовал себя гораздо лучше, еще раз убедившись в том, что просто отличный секс, не обремененный никакими чувствами, является самым лучшим средством прочищения мозгов.
Он был неисправим!
А еще это – отличная привычка снимать стресс, ни на чём не заморачиваясь и ни о чём не заботясь. Это – как чистить зубы по утрам. Хочешь, чтобы не болели, – чисти и всё!
А теперь его ждали дела.
Припарковавшись возле торгового комплекса, откуда он должен был забрать весьма милую молодую барышню, именуемую Светланой, Филя принялся ждать.
И отчего время сегодня тянется так долго? И в груди всё равно почему-то теснится то ли тревога, то ли груз накопившейся усталости?
Но ведь он, как ему казалось, уже уладил все свои внутренние противоречия. Или всё-таки нет?
К тому же ему так не хотелось тащиться в загородную резиденцию Эда. Да еще всю дорогу слушать глупую Светкину болтовню.
И хотя они неплохо ладили, всё же в последнее время она стала невероятно сильно раздражать его.
Хорошенькая, почти красивая – слегка вздернутый носик, губки бантиком, длиннющие ноги… Всё при ней…
Но на Эда другие и не работали!
«Эстет, блин!»
Смазливая, а в голове одни опилки!
Филя взглянул на часы – ровно через три минуты она появится из главного входа, и так как выбора не было, они быстро смотаются за город. Шурик примет товар – и он наконец будет свободен до завтрашнего утра.
Но что всё это значит?
Филя снова посмотрел на часы – прошло уже больше пяти минут. Светка опаздывала.
Странно! Обычно она точна и пунктуальна – ведь они обязательно должны придерживаться графика, в котором заранее оговорены все условия встреч и передачи товара. И еще никогда не было сбоев – всё неизменно четко и отшлифовано годами их совместной работы.
Но следующие пять минут тоже закончились.
«Что-то случилось!» – просигналил ему мозг и оказался абсолютно прав.
Из стеклянных дверей центрального входа вдруг с истерическими криками стали выбегать посетители.
А одна весьма полная женщина, случайно обо что-то спотыкнувшись, грузно рухнула на асфальт, и на нее сверху тут же начали падать бегущие следом за ней люди, образовывая живое препятствие на пути всех тех, кто еще находился внутри, но тоже рвался наружу вслед за всеми остальными. К спасению.
С детьми, тележками, пакетами, набитыми доверху всякой всячиной, перепрыгивая, перешагивая через друг друга, все они неслись вперед, образуя совершенно невообразимое месиво из рук, ног, голов… И увеличивающееся с каждой минутой.
Прямо на глазах удивленных прохожих, которые, как загипнотизированные, обалдело смотрели на происходящее – естественно, ничего не понимая.
И когда только все они, несущиеся вперед сломя голову, успели превратиться в совершенно обезумевшую массу рвущихся к спасению «непонятно кого»…
Да и от чего они, собственно, спасались?
Ведь все эти люди только что беззаботно прогуливались по, расположенным внутри магазинчикам, сидели в кафешках, посещали SPA и тренажерные залы – одним словом, вели себя, как вполне разумные существа.
Но сейчас…
И, смотря на это совершеннейшее безумие, можно было с легкостью представить, что творилось на уходящем под воду «Титанике» …
Ну просто полный п…ц!
Вот это и называется паникой. А паникующая толпа – страшное действо! И не дай бог в нём участвовать!
И, стараясь сохранять хотя бы внешнее самообладание, Филипп, выйдя из машины, как можно неспешней направился к одному из боковых входов, из которого, на удивление, почти никто не выбегал – все ломились в центральные двери.
И Филя абсолютно беспрепятственно оказался внутри.
В главном холле тоже царили хаос и неразбериха.
Но среди напуганных и мечущихся в поисках выхода людей, оказывается, были и те, кто бесстрашно и несмотря ни на что предпочитал оставаться в самой гуще событий.
И эти «те» совершенно невозмутимо, увлеченно снимали весь этот кавардак на камеры своих мобильников.
И их небольшое, но всё-таки множество, образуя в самом центре зала плотное полукольцо – замкнуть его им не позволяли местные секьюрити, – с любопытством наблюдало за тем, что будет происходить дальше, словно это было какое-то «реалити-шоу», а не происходящее на самом деле событие…
В основном, конечно, молодежь.
Секьюрити же, точно по чьей-то команде, все как один висели на телефонах, причем одновременно, и безуспешно пытаясь навести хоть какой-нибудь порядок на вверенной им территории.
Но их никто не слушал.
Подойдя ближе, но всё же держась на расстоянии, Филя просто остолбенел, парализованный увиденным.
На мраморном полу в какой-то немыслимой позе лицом вниз лежала Света. Ее платиновые волосы слиплись от крови. Длинная юбка из красного шелка не к месту сбилась, обнажив пару точеных ножек.
«Она мертва!»
…И это было ужасно.
Но еще более ужасным было то, что пропал бесценный кейс, за сохранность которого они оба отвечали головой.
На правую руку девушки, как и полагалось, был надет миниатюрный стальной наручник, обычно скрытый от посторонних глаз манжетой ее пиджака.
Но сейчас он был выставлен на всеобщее обозрение, демонстративно торча из-под так некстати задравшегося рукава.
Лоб Фили покрылся испариной. В висках стучало.
Ему был просто необходим глоток свежего воздуха.
Где-то уже совсем невдалеке послышался звук полицейской сирены.
«Еще немного – и здесь начнется нечто невообразимое. Менты будут трясти всех подряд и без разбора. Только этого мне и не хватало – сесть в тюрьму во второй раз!»
Звук неумолимо приближался. Нужно было очень быстро исчезнуть из этого места. Немедленно. И сообщить обо всём Эду.
И, проворно двинувшись уже вместе со всеми к выходу, он снова оказался на улице.
«Слава богу!»
…Но… чей-то пистолет больно ткнулся ему в спину…
«Сегодня мой день! Я создал сенсацию!»
Эд чинно восседал на почетном месте председателя жюри.
Радостно улыбаясь в камеры телевизионщиков и откровенно любуясь Валерией, беспрецедентно и единогласно выбранной королевой этого года, он чувствовал себя счастливейшим из смертных.
«Никто не сможет меня упрекнуть в том, что это я повлиял на голосование. Она – чудо во плоти!»
Действо приближалось к своему апогею – церемонии вручения главного приза – короны – и множества разнообразных поощрительных сертификатов для остальных участниц.
Валерка стояла в центре сцены в пышном белоснежном платье, стоившем Эду сумасшедших денег, но он был доволен как никогда – ведь ему вновь удалось добиться головокружительного успеха – и опять чувствовал себя почти богом.
Небрежно развалившись в своем кресле, он с нескрываемым наслаждением наблюдал за происходящим.
Цветы. Сияние прожекторов. Поздравления. Восхищение спонсоров. Слёзы радости и печаль проигравших. Сбывшиеся мечты и разбитые надежды.
Всё это блестело, шевелилось, отражалось в разноцветных складках бальных платьев участниц чудесной радугой, делая происходящее какой-то невероятной феерией.
Но тут кто-то осторожно коснулся его плеча.
Эд недовольно обернулся – это была одна из его многочисленных секретарш, сообразительная, но иногда крайне надоедливая особа.
И Эд хотел уже было рассердиться, но по выражению ее лица понял, что случилось нечто серьезное, – она была сильно бледна и казалась напуганной.
– Вот. – Дрожащей рукой она протянула ему записку и тут же предусмотрительно исчезла, чтобы больше не мешать…
Как будто после такого известия можно было думать о чём-то еще, кроме как о том, что теперь делать…
– Полезай в машину! – в следующий момент услышал Филя позади себя знакомый голос и обернулся: это был Шурик.
– Ты что, не понял? – снова рявкнул тот, теперь уже тыча ему в бок пистолетом, спрятанным в кармане своего неопрятно измятого плаща.
И Филе ничего не оставалось делать, как исполнить его «просьбу».
Шурик же вслед за ним взгромоздился на заднее сиденье, не спуская с него глаз и постоянно держа на прицеле.
…Наконец, удобно устроившись и подозрительно оглядевшись по сторонам, он скомандовал:
– Поехали! – И Филя рванул машину с места.
Но, проехав несколько кварталов, резко затормозил.
Глаза Шурика нервно забегали, и он еще крепче вцепился в ствол, который теперь даже не считал нужным прятать.
Заглушив мотор, Филипп обернулся и зло спросил:
– Какого хрена ты затеял всё это дерьмо?
Левый глаз Шурика, казалось, еще немного – и вылезет из орбиты.
«Окончательно обдолбался…» – подумал про себя Филя, смотря на совершенно отупевшее – видимо, уже от достаточно долгой наркотической эйфории – лицо самого близкого друга Эда.
– Поехали, я сказал! – еще более противным голосом взвизгнул Шурик. – Или я тебе дырку в башке сделаю!
Его руки дрожали, а некогда красивые глаза сейчас были глазами безумца.
Филя краем уха слышал, что он в последнее время вроде бы серьезно пристрастился к ****. Но чтобы до такой степени? Чтобы пойти против Эда?! Ну просто полный абзац!
Единственное, что было понятно, – так это то, что теперь он сам невольно оказался впутанным во что-то такое, что, вполне возможно, может стоить ему жизни. А может быть, и не только ему.
То, что Шурик подставил всех, Эду явно не понравится. И это еще мягко сказано.
Но зачем? Неужели этому бездельнику плохо жилось под теплым крылышком такого воротилы? Какая муха укусила этого придурка, купающегося в деньгах, проживая каждый божий день в свое удовольствие?
Сказать, что Филя был зол, – это не сказать ничего. Но еще больше он был растерян, так как не находил ни одного разумного объяснения происходящему.