На следующее утро перед ними под слепящими лучами солнца во всю ширь раскинулась фессалийская равнина. В поле женщины в платках что – то прореживали, пололи. Их склоненные тела сливались в одну линию с горизонтом. Поле бороздили тракторы; дети сидели на них гроздьями. А вдалеке сновали на повозках, груженных корзинами, детишками и собаками, крестьяне – фессалийцы. На лицах у них такая беспробудная дремота, что начинает сосать под ложечкой. Под мерное покачивание машины Власис расслабился и представил себе, что едет на телеге, запряженной старыми клячами, крупы которых облепили мухи. Он едет сперва по проселку, а потом по еле заметным тропкам, все дальше и дальше от людей, от цивилизации. Вереница деревьев над ним освежающе шумит листвой. Целый мир букашек копошится на зеленом ковре; насекомые и птицы рассекают осеннее небо, сопротивляясь неистовому ветру. А солнце царственно парит над горизонтом… В жужжании «Шкоды», ровно идущей со скоростью девяносто километров в час, Власису слышался голос жены, перечисляющий имена клиентов, счета и долги. В зеркальце он видел ее лицо, закрытое большими темными очками, и белую ленту в волосах.
Эту самую ленту он увидал впервые много лет назад в грузовичке, колесившем по афинским предместьям: Гераклион, Петруполис, Неа Лиосиа, Калогреза. Беба с группой рабочих и студентов распространяла листовки. Они «прочесывали» целый квартал сразу, обходили все дома и таверны, приглашая жителей в пустые школы и общинные клубы, где лысеющий блондин в очках произносил зажигательные речи. От возбуждения на щеках у Бебы появлялся румянец – так она была поглощена подготовкой митингов и распространением листовок. Румянец не сходил с ее щек и когда они поздно вечером говорили за столиком дешевого ресторана о свадьбе, о мастерской, обсуждали планы на будущее. На следующее утро агитгруппа снова колесила в своем миленьком грузовичке по городским кварталам, провозглашая лозунги о повышении заработной платы, самоуправлении и народном правительстве.
Теперь он не мог представить себе, что за рулем рядом с ним сидит та самая женщина. Он вдруг подумал, что фамилия ее вовсе не Тандис, что ничего подобного и в помине никогда не было, что она просто старшая родственница той, которую он любил когда – то. Если бы он мог остановить машину, увлечь Бебу на лужайку и обнять как прежде, когда она все бросала и приходила к нему. Жена скосила глаза в его сторону, и Власис ощутил ее изучающий взгляд из – под темных очков. А маленькая «Шкода» все глубже увязала в прибылях и убытках маленькой стекольной мастерской, в темноте надвигающейся ночи.
Проехали Аксиос, показались Салоники. По обеим сторонам дороги теснились дубильни и пивоварни, заводы, обрабатывающие дерево и железо. По дороге тянулись вереницы грузовиков, трехколесных фургонов и мотоциклов. Беба сняла темные очки, включила отопление и накинула пальто. Под звуки радио, транслировавшего футбольный матч, Власис курил одну сигарету за другой. Цвет лица у него бы неважный, какой – то землистый; он нервно потирал руки. Въехали в пригород. Рядом с виллами в византийском стиле, обсаженными лаврами и кипарисами, возвышались многоэтажные дома, а между крытыми рынками и турецкими банями виднелись мраморные подъезды отелей.
В одном из них, что на улице Эгнатия, супруги сняли номер. «Пусть эти торгаши видят, – сказала Беба, – что мы живем не где – нибудь, а в шикарной гостинице».
Чулки ее промокли, и она повесила их над ванной. Затем сняла трубку и попросила срочно соединить с Афинами. Свернувшись калачиком на постели и укрывшись одеялом, Беба все спрашивала и спрашивала, что – то выясняла и уточняла. Власис слышал в трубке голос Васоса, глуховатый и хриплый, то и дело прерываемый одышкой. Он представил себе, как там, рядом с Васосом, стоит Спирос, усиленно морща лоб, а потухшая сигарета, прилипшая к его нижней губе, беспокойно вздрагивает. Похоже, им обоим удалось втиснуться в телефонный провод, так что из трубки с минуты на минуту покажется пара симпатичных лилипутов.
Положив трубку, Беба закурила и посмотрела на мужа холодным, неподвижным взглядом. Власис хотел спросить о мастерской, о друзьях, но что – то во взгляде жены заставило его отложить разговор. Позже Беба заказала себе в номер холодное жареное мясо и бутылку кока – колы. Власис выпил только стакан кефира и сразу лег. И хотя поужинал он легко, ему казалось, будто какая – то тяжесть в груди мешает заснуть, и он долго вертелся в постели с боку на бок.
Потом он никак не мог вспомнить, в какой связи в ту ночь перед его взором предстал отец Бебы – седой, с подстриженными усами и лукавыми голубыми глазами. Он лежал в гробу, в красном галстуке, темном костюме, убранный белыми цветами. Казалось, старик просто отдыхает на мягком диване с подушками, – купленном, помнится, на улице Патисион, – и вот – вот протянет руку за лежащими рядом сигаретами. Курил он сигареты «Ариста» фабрики Мацангоса, вечно записывая на пачке то имена, то номера счетов или телефонов. Он мог разговаривать и одновременно перемножать в уме большие числа. «А дети – то, – спросил он, обернувшись к Власису, – как думаешь, дети когда у вас появятся?»
Он вспомнил, как Беба, беременная на пятом месяце, ходила по заставленной громоздкой мебелью двухкомнатной квартире, которую они сняли тогда в районе Руф. Взгляд ее был обращен в себя, словно ей хотелось поскорее увидеть ребенка. Ребенок ворочался в ней, а Беба теряла сознание, ее тошнило. Но однажды, на день святого Симеона, ребенок перестал шевелиться. В клинике, где Бебе сделали аборт, Власис днем и ночью сидел у ее кровати, менял компрессы, отваром шалфея смачивал пересохшие губы. Беба лежала неподвижно, глядя на картину, где архангел Гавриил является деве Марии. Картина называлась «Непорочное зачатие». Здесь, в гостиничном номере, Власису хотелось положить ей на грудь голову, обнять руками живот. Но Беба спала, и ему показалось даже, что жена улыбается во сне. Эта улыбка делала ее похожей на отца, напоминая Власису его красный галстук и голубые глаза. На другой день утром, когда Власис проснулся, Бебы рядом с ним уже не было.
На улице Эгнатия моросил мелкий дождь. С непокрытой головой, кое – как запахнув плащ, Беба спешила в квартал Вардари. Навстречу ей торопились буднично одетые люди: все оттенки серого вперемежку с дешевеньким красным, морщинистые лица, согбенные фигуры – видно было, что некоторые просто больны. Это был поток поденщиков, лавочников, ремесленников, мелких служащих вкупе со школьниками из отдаленных кварталов, ночными сторожами, рабочими из Ксанти и Комотини, приехавшими в поисках работы. От них пахло луком и чесноком, на лицах глубокими бороздами залегли повседневные заботы.
Когда – то Беба мечтала о такой жизни… Она вспомнила, как в детстве ездила с отцом из Эгиона в Патры получать товар. Они сливались с шумной городской толпой, растворялись в ней. Здесь у каждого, и у мужчин, и у женщин, был свой запах… Потом они ходили на склады, где конторщики оформляли накладные, и на пирс, где огромные краны переносили ящики с шампанским, снабженные надписями «Осторожно – стекло». Ближе к вечеру гуляли по набережной среди прочей фланирующей публики, среди оценивающих взглядов, шушуканья и болтовни о политике в кофейнях. Ощущение вернулось. Пьянящее веселье от общения с молодежью, которая по утрам работала в деловом квартале Хатиа и на улице Афинас, продавая американские часы и меняя в банках валюту, а по ночам расклеивала листовки. И она, в ситцевой блузке, вместе с совсем еще зелеными рабочими пареньками, которые только и думали, как бы прижать ее втихомолку к себе, глубоко вдыхала запахи громадного города и не могла надышаться. Затем она поступила в Университет. Принимала участие в демонстрациях, удирала от фашиствующих молодчиков, которые с дубинками в руках кружили вокруг площади Омония, толкалась в коридорах Асфалии, всегда заполненных студентами и противниками режима.
1
Гази – район в Афинах. – Здесь и далее примечания переводчика.
2
В интервенции против КНДР в 1950 – 1953 гг. под вывеской «войск ООН» принимали участие армейские подразделения США, Греции и некоторых других стран.
3
Александр Флеминг – английский микробиолог, открывший пенициллин.
4
Асфалия – греческая охранка.
5
После поражения демократических сил Греции в гражданской войне 1946 – 1949 гг. тысячи борцов, воевавших в рядах партизанской армии, ЭЛАС, были сосланы на пустынные острова в Эгейском море. Самой зловещей славой пользовались концлагеря на островах Юра и Макронисос.
6
Талидомид – широко разрекламированное в 1960–х годах на Западе успокоительное средство для беременных. Как выяснилось впоследствии, его применение приводит к рождению детей с тяжелыми уродствами.
7
Афанасиос Дьякос – прославленный герой национально–освободительной революции 1821 г.
8
Эвзон – солдат национальной гвардии.