На самом деле он попросту боялся, что анализы подтвердят его опасения. Он пошел только на одну уступку этой новой, нежеланной тревоге – нанял сиделку на время полета.
Криспин не хотел оставаться в небе один.
Брюс Адлер смотрит на своих мальчиков; их лица не выдают ни единой эмоции. Ему кажется, что он уже слишком стар для того, чтобы понимать сыновей. Несколькими днями ранее, ожидая столик в их любимом китайском ресторане, Брюс наблюдал, как Джордан заметил ровесницу, которая пришла со своей семьей. Два подростка смотрели друг на друга, склонив головы набок, а затем лицо Джордана просияло – с таким же успехом оно могло бы расколоться пополам – и он широко улыбнулся. Казалось, он предлагал незнакомке все, что у него было: свою радость, свою любовь, свое сознание, свое безраздельное внимание. Он посмотрел на девушку таким взглядом, каким никогда не смотрел на отца. Брюс даже не знал, что у сына есть такой взгляд.
Бенджамин ерзает в тесном кресле. Он хотел бы оказаться в кабине, за закрытой дверью. Пилоты говорят как военные, по готовому коду, с бойкой точностью. Если бы он знал этот код, его грудь разжалась бы. Ему не нравятся храп и болтовня вокруг. Его беспокоит вольное поведение гражданских лиц. Белая дама рядом с ним пахнет яйцами, и она дважды спрашивала его, был ли он в Ираке или «в том другом месте».
Линде приходится исполнять странное и изнурительное упражнение для мышц брюшного пресса, чтобы держаться подальше от пышного тела Флориды, не касаясь спящей по другую руку пассажирки. Она чувствует себя как Пизанская башня и жалеет, что купила только один пакет конфет. Ей кажется, что в Калифорнии, с Гэри, она будет есть больше, и эта мысль ободряет ее. Она сидела на диете с двенадцати лет, и ей никогда не приходило в голову снять это ярмо. Худоба всегда казалась ей необходимой, но что, если это не так? Она пытается представить себя чувственной, сексуальной.
Флорида снова поет, глубоко и почти беззвучно, так, что песня из ее груди выходит гулом. Словно под аккомпанемент этого звука, оживает двигатель самолета. Входная дверь герметично закрыта. Самолет вздрагивает и пошатывается, а Флорида продолжает бормотать. Она – фонтан мелодий, бросающий брызги на всех вокруг. Линда сжимает руки на коленях. Джордан и Эдди, несмотря на негласное обещание не разговаривать до конца полета, соприкасаются плечами, когда самолет набирает скорость. Пассажиры, которые держат книги или журналы, на самом деле больше не читают. Те, что закрыли глаза, не спят. Когда самолет отрывается от земли, все сосредоточенны.
12 ИЮНЯ 2013
ВЕЧЕР
Группа быстрого реагирования Национального совета по транспортной безопасности прибыла на место спустя семь часов после катастрофы – именно столько времени занял путь от Вашингтона до Денвера. Сойдя с самолета, они сразу же расселись по автомобилям и помчались к маленькому городку, расположенному на равнинах Северного Колорадо. Они добрались до пункта назначения затемно. Экспертам нужно было как можно скорее приступить к работе, чтобы понять, что же случилось.
Вскоре после экспертов приехал мэр города и вежливо поприветствовал ведущего следователя совета. Они позировали для журналистов, позволили сделать несколько фотографий. Мэр также занимал должность бухгалтера – маленький городок не может позволить себе много штатных сотрудников – и за неимением политической практики прятал руки в карманах. Ему не хотелось, чтобы все видели, как руки дрожат.
Полиция оцепила район, и команда Совета по транспортной безопасности в защитных оранжевых костюмах и масках взобралась на обломки. Поверхность идеально ровной земли обуглилась, как кусок тоста на жаровне. Огонь погас, но воздух пока еще оставался теплым. Самолет пробился через деревья и зарылся носом в землю. Хорошая новость заключалась в том, говорили друг другу члены команды совета, что рядом не было жилых домов. Ни один человек на земле не пострадал. Нашли только двух искалеченных коров и мертвую птицу среди кресел, багажа, металла и оторванных конечностей.
Семьи прибыли в Денвер со всех концов страны в течение суток после произошедшего. Для них зарезервировали несколько этажей в «Марриотте». В пять вечера 13 июня представитель Национального совета по транспортной безопасности, тактичный мужчина с лицом, испещренным постугревыми шрамами, провел брифинг в банкетном зале отеля.
Родственники погибших тяжело уселись на складные стулья. Они наклонялись ближе вперед, будто слушали кожей; они склоняли головы, словно кончики волос улавливали то, чего не могла уловить никакая другая часть их тела. Поры были открыты, пальцы растопырены. Они слушали жадно, надеясь, что за фактами скрывается иная правда, не настолько сокрушительная.
В дальнем углу комнаты стояла сложная цветочная композиция, на которую никто не обращал внимания. Красные и розовые пионы в гигантских вазах. Каскад белых лилий. Они остались после свадьбы, состоявшейся накануне вечером, и их запах на всю жизнь закроет вход в цветочные магазины некоторым присутствующим.
Пресса держалась в стороне. Во время интервью журналисты избегали зрительного контакта с родственниками и выражали волнение по-своему: кто-то нервно расчесывал руки, как будто коснулся ядовитого плюща, кто-то постоянно теребил волосы. Новая информация распространялась в прямом эфире по телевизору и через онлайн-рассылки. СМИ акцентировали внимание на выдающихся пассажирах. Пластмассовом бароне, прославившемся тем, что построил целую империю, а затем автоматизировал ее и оставил тысячи людей без работы. Вундеркинде с Уолл-стрит, чье состояние оценивается примерно в 104 миллиона долларов. Офицере армии Соединенных Штатов, трех профессорах, активисте движения «За гражданские права» и авторе книги «Закон и порядок». Репортеры вливали факты в голодные уши, ведь новость захватила весь мир, ее обсуждали в каждом уголке интернета.
Один из репортеров поднес к камере экземпляр The New York Times и показал огромный заголовок, который обычно приберегают для сообщений о президентских выборах или высадок на Луну. Заголовок гласил: 191 человек погиб в авиакатастрофе, 1 выжил.
К концу брифинга у родственников погибших остался только один вопрос, и каждый из них тянулся к нему, как к распахнутому в темной комнате окну: как мальчик?
Неповрежденные части самолета доставили на специализированный объект совета в Виргинии. Куски головоломки там сложат в полную картину. Сейчас все были заняты поиском черного ящика. Женщина, возглавляющая команду, настоящая легенда, мастер своего дела, шестидесятилетняя Донован, была уверена, что его скоро найдут.
Для человека с ее опытом сцена не представляла сложности. Обломки разбросаны в радиусе полумили, в округе нет водоемов или болотистой почвы – только грязь и трава. Все детали в пределах досягаемости, ничто не будет пропущено или потеряно. Она обратила внимание на обугленный металл, треснувшие сиденья, осколки стекла. Увидела куски тел, но ни одного уцелевшего тела. Главное, стараться не думать о человеческой плоти, так проще сосредоточиться на металле. На каждой детали головоломки. Команда эксперта Донован – мужчины и женщины, проводящие свою профессиональную жизнь в ожидании трагедий, – плотно сжимали спрятанные под масками губы и работали изо всех сил – им нужно было провести инвентаризацию и запаковать улики.
Через несколько дней отель «Марриотт» опустел: семьи погибших разъехались по домам. Ежедневные упоминания в прессе прекратились. Члены команды Национального совета по транспортной безопасности нашли черный ящик и вернулись в Виргинию. Они объявили, что опубликуют выводы в течение трех недель и что примерно через шесть месяцев в Вашингтоне состоится публичное слушание по представленным доказательствам.
Новости о единственном выжившем обрастали подробностями: несколько статей были посвящены дяде и тете мальчика, прилетевшим из Нью-Джерси, чтобы позаботиться о нем. Лейси Кертис тридцать девять лет, она младшая сестра Джейн Адлер и единственная кровная родственница мальчика. На фотографиях она робко улыбалась, у нее были светлые волосы и пухлые щеки, усыпанные веснушками. Известно о ней было лишь то, что она домохозяйка. Ее мужу Джону сорок один год, он программист, занимается ИТ-консалтингом и работает с парой местных фирм. Детей у них не было.
Люди продолжали жадно поглощать информацию обо всем, что было связано с произошедшей катастрофой, теле- и интернет-эксперты накаляли атмосферу. Пилоты были пьяны? Самолет неисправен? Это точно не террористический акт? Может, один из пассажиров был сумасшедшим и вломился в кабину пилота? Самолет повредил ураган? Google Analytics показывал, что спустя неделю после аварии 53 % всех поисковых запросов по США стали связаны с авиакатастрофами.
– Почему, – рычал один из телеведущих федерального канала, – из всех ужасных вещей, происходящих в этом ужасном мире, нас так волнует только этот упавший самолет и выживший мальчик?
Он уже неделю был в больнице. В палату вошла женщина на костылях: она возглавляла отдел по связям с общественностью денверского госпиталя, и ее задачей было информировать семью обо всем, что говорят за стенами больницы о катастрофе.
– Сьюзан, – поприветствовал ее Джон Кертис, высокий бородатый мужчина с бледным лицом и выдающимся животом, подобающим человеку, который большую часть своей жизни провел перед монитором.
– Он говорил сегодня?
Лейси, бледная женщина с кофейным пятном на блузке, покачала головой.
– Нет, он молчит с тех пор, как мы ему рассказали.
– Вы уже решили, как нам лучше к нему обращаться – Эдди или Эдвард? – спросила Сьюзан.
Супруги переглянулись. Они были изможденными, их взгляды расфокусированными – еще бы, с того самого телефонного звонка им удавалось спать не больше часа в сутки. Самолет разбился в середине недели, как раз в тот момент, когда Лейси и Джон не разговаривали друг с другом. Они поссорились: он хотел прекратить попытки завести ребенка, а она – нет. Теперь ссора и молчание отошли на второй план. Их жизнь перевернулась с ног на голову. Перед ними лежал племянник, одинокий и сломленный, и теперь они несли за него ответственность.
– Это же для незнакомцев, так? – произнесла Лейси. – Они не знают ни его, ни нас. Пресса должна использовать полное имя. Эдвард.
– Не Эдди, – прибавил Джон.
– Хорошо, – ответила Сьюзан.
Эдвард, теперь его звали так, спал или притворялся спящим. Трое взрослых смотрели на него так внимательно, будто видели в первый раз. Повязка закрывала лоб, густые волосы выбивались из-под нее. У мальчика была чистая белая кожа и темные круги под глазами. Он похудел и выглядел младше своих двенадцати лет. На его груди багровел синяк, выглядывающий из выреза свободного больничного халата. Обе ноги были закатаны в гипс, правая поднята в тяге. На ступнях – оранжевые носки из больничного сувенирного магазина. Белые буквы складывались в «Денвер!!!» на пятках.
Под рукой мальчика лежал мягкий плюшевый слоник. Лейси было трудно на него смотреть. Сотрудники транспортной компании, которых наняли Адлеры для перевозки вещей, ночью после катастрофы остановились в Омахе и сняли мотель. На стоянке они разгрузили машину, вытащили все коробки на асфальт и открыли ту, на которой было написано «Комната Эдди». Рабочие выудили из коробки мягкую игрушку и отправили ее в больницу Денвера, приложив к ней записку: «Мы подумали, что это может понадобиться мальчику».
– Мы планируем перевезти его через пару дней, пока он стабилен, – сказала Сьюзан. – Для поездки выделен частный самолет, вы оба можете полететь с ним.
– Все так добры! – произнесла Лейси и мгновенно покраснела. У нее было много веснушек, и румянец попросту соединил все в одно пятно. Она заломила руки, как будто надеялась, что это движение хоть как-то изменит невыносимую реальность.
– Еще кое-что, – сказала Сьюзан. – Вы выходили в сеть?
– Нет, – сразу ответил Джон и после паузы уточнил: – Не совсем.
– В Facebook появилось несколько сообществ, посвященных трагедии и Эдварду. Была также создана учетная запись в Twitter под названием @miracleboy с фотографией Эдварда на аватаре, но ее быстро удалили.
Джон и Лейси часто заморгали, глядя на нее.
– Контент там в основном положительный, – продолжила Сьюзан. – Записки с соболезнованиями и тому подобное. Вы оба мелькали в новостях, потому что люди интересовались судьбой Эдварда. Я просто не хочу, чтобы вы удивлялись, если вдруг наткнетесь на что-то подобное.
– В основном положительный? – переспросила Лейси.
– Тролли, – ответил Джон.
– Тролли? – Глаза Лейси широко распахнулись от удивления.
– Люди, пишущие провокационные комментарии в интернете, чтобы получить эмоциональный отклик, – пояснил муж. – Их цель – расстроить остальных. Чем больше человек попадется на их уловки, тем успешнее их троллинг.
Лейси поморщилась.
– Некоторые считают это искусством, – добавил Джон.
Сьюзен почти неслышно вздохнула.
– Если у нас не будет другого шанса поговорить перед вашим отъездом, хочу напомнить вам об адвокатах, которые ведут дела по причиненному вреду здоровью, и юристах в сфере авиационного права. Боюсь, они набросятся на вас, как стервятники. Но приблизиться к вам они смогут только через пять дней после катастрофы. Поэтому, пожалуйста, не обращайте на них внимания или подавайте в суд на всех, кто вас донимает. Все медицинские счета оплачивает авиакомпания. Вам не нужно никуда торопиться. Сначала выплатят пособие Эдварда по потере кормильца, затем – страховку, если родители ее оформляли. Для всех остальных действий потребуется время, и я не хочу, чтобы кто-то навязывал вам какие-либо юридические услуги.
– Хорошо, – машинально кивнула Лейси, хотя очевидно, что сейчас ее интересовало другое. В углу комнаты стоял телевизор, его звук был выключен, внизу экрана красовался баннер с надписью «ЧУДО-МАЛЬЧИКА ПЕРЕВОЗЯТ В БОЛЬНИЦУ РЯДОМ С ДОМОМ РОДСТВЕННИКОВ».
– Иногда люди ведут себя просто ужасно, – сказала Сьюзан.
Эдвард заерзал на кровати. Он повернул голову, обнажая покрытую синяками щеку.
– Кое-кто из родных погибших хотел увидеть его, – продолжила она. – Но мы их не пустили.
– Господи, – выпалил Джон. – Почему они хотят его видеть?
Сьюзан пожала плечами:
– Может быть, потому, что Эдвард был последним, кто видел их близких живыми.
Джон издал негромкий стон.
– Простите, – сказала Сьюзан, ее щеки порозовели. – Мне следовало сформулировать фразу иначе.
Лейси села в одно из кресел, стоящих у окна. Лучи солнца упали на ее лицо.
– И еще, – добавила Сьюзан. – Президент собирается позвонить.
– Какой президент?
– Соединенных Штатов.
Джон громко рассмеялся, разряжая воздух комнаты. Напряженный воздух. Воздух, будто бы с нетерпением ожидающий следующего слова от мальчика, лежащего на кровати. Воздух, оглушающий каждого, кто входил в комнату, отделяя тем самым тех, кто пережил утрату, от тех, кому посчастливилось сохранить самое дорогое.
Лейси прижала руки к засалившимся волосам, и Джон сказал:
– Он не сможет тебя увидеть, Лейс, разговор состоится по телефону.
Мальчик проснулся, когда медсестры брали у него кровь и измеряли пульс. Вот-вот должен был раздаться звонок.
– Я здесь, – сказала Лейси. – И дядя Джон тоже.
Эдвард скривил лицо.
Лейси почувствовала укол паники: ему больно? А потом поняла: он пытается улыбнуться, приободрить ее.
– Нет-нет, – прошептала она, а затем обратилась к присутствующим: – Мы готовы к звонку?
Когда она повернулась к Эдварду снова, тот не двигался.