На съезде служащих сельскохозяйственного аппарата Полесского воеводства 16 апреля 1937 г. выдвигалось требование запретить продажу земли православным. «Лояльный полещук или «тутейший» – это поляк. Тот, кто указывает в декларации национальность белорус, украинец или еврей, не может купить землю»20. Чиновникам всех уровней предписывалось использовать в отношениях с местным населением только польский язык. В православных храмах проповеди тоже должны были стать польскоязычными (в качестве исключения – русский язык или местные диалекты: «Полесье так отдалено от русской культуры, что проповедь по-русски не принесет вреда»21).
Во время проведения конференции чиновников воеводских управлений и руководителей Корпусов охраны пограничья (24 апреля 1937 г.) были изложены конкретные предложения по усилению полонизации. На конференции отмечалось, что в отличие от белорусов и украинцев местных жителей (полещуков) можно беспрепятственно приобщать к польской культуре. При осуществлении колонизации Полесья предлагалось создавать отдельные польские культурно-просветительские центры. Белостокский воевода С. Киртиклис главные надежды в деле полонизации возлагал на польскую армию, а также римско-католическую церковь, польские школы, административный аппарат22. Летом 1937 г. новогрудский воевода А. Соколовский предлагал на съезде поветовых старост осуществить целый ряд насильственных мер в области культуры и образования, среди которых были окончательная ликвидация школ, где изучался белорусский язык; увольнение учителей непольской национальности; роспуск белорусских самодеятельных художественных коллективов и создание вместо них польских и т.п.23
13 октября 1937 г. полесский воевода В. Костек-Бернацкий заявил о том, что «Полесье должно стать польским, несмотря на местный говор и вероисповедание громадного большинства жителей». Было предписано поветовым старостам признавать местное население польским24. На заседании поветовых старост в Бресте в январе 1938 г. В. Костек-Бернацкий в качестве двух основных задач внутренней политики Польского государства отметил следующие: укрепление обороноспособности страны и полонизация Полесья. «Полесье должно быть освоено польской культурой, а все население Полесья … (за исключением евреев), предназначено для польскости, чтобы вскоре стать польским»25. 5 апреля 1938 г. Полесское воеводское управление отправило на места указания о принципах национальной политики в отношении жителей Полесья. «Полещуков, которые не признают себя положительно украинцами, белорусами или русскими, необходимо признавать поляками, несмотря на вероисповедание и диалекты»26.
Свои проекты решения белорусского вопроса предлагали отдельные польские политические объединения. Например, в 1937 г. бюро исследований Виленско-Новогрудского округа Лагеря национального единения (Obozu Zjednoczenia Narodowego, OZN) предлагало выработать «рациональные» методы национальной ассимиляции белорусов, которые «должны быть этическими и достойными, чтобы не возбуждать ненависть или презрение»27. Белорусы не признавались отдельным народом, а только ответвлением польского народа (наподобие кашубов и других польских региональных этнических груп)28, что являлось сознательной, целенаправленной и публичной фикцией составителей данного проекта. Белорусам необходимо было навязать латинский алфавит. Признавалась ассимиляция белорусов только в направление высшей культуры (т.е. польской). На съезде Лагеря национального единения 19 апреля 1938 г. был предложен целый ряд мероприятий по укреплению среднего сословия, усилению роли интеллигенции в подъеме культурного уровня населения «восточных кресов»29. Эффективность политики государственной ассимиляции ставилась в зависимость от наличия кадров польской интеллигенции, которая должна была активно включаться в общественную работу30. Предлагалось проведение тщательного отбора («селекции») кадров, избавление от неквалифицированных и слабоподготовленных работников, выдвижение молодежи местного происхождения с соответствующей идеологической подготовкой.
В конце 1930-х годов в некоторых местностях признавались опасными для польского государства народные развлечения, театральные представления, организаторов которых причисляли к коммунистическим активистам31. Как отмечалось в отчете новогрудского воеводы за июль 1938 г., полиция считала «подрывными» некоторые песни, что исполнялись в отдельных деревнях во время гуляний или семейных торжеств32.
В отдельной аналитической записке Полесского воеводского управления в мае 1939 г. был изложен целый комплекс мер по различным направлениям социально-экономической, национально-культурной и конфессиональной жизни с целью усиления польского влияния в регионе33. В частности, среди предложенных мероприятий предусматривалось произвести ревизию «кресовых законов» 1924 г., чтобы упразднить юридические основания для использования белорусского и украинского языков; закрыть частную русскую гимназию и начальную школу в Бресте; не допускать на территории Полесского воеводства деятельности украинских, белорусских, русских партий и организаций; заменить всех чиновников, учителей непольской национальности на поляков или полонизированных полещуков и др. Присутствовали также предложения по финансовой поддержке строительства сети польских начальных школ, особенно в «бесшкольных местностях», открытию новых низших профессиональных школ, библиотек, народных домов и т.д.34 Учитывая реальную демографическую ситуацию в Полесском воеводстве (не в пользу поляков), предлагалось постоянно усиливать процессы ассимиляции и полонизации, «иначе другим путем не достичь количественного преимущества польского элемента на этой территории»35. «Православная масса на Полесье в политическом, национальном отношении представляет собой необработанный и вообще податливый элемент для польской государственной ассимиляции»36.
Дерусификация православной церкви, борьба с белорусским и украинскими движениями, удаление русского языка из обучения религии в школах и церковных проповедей, а также другие дискриминирующие меры содержались в отдельной директиве министра вероисповеданий и общественного просвещения В. Свентославского от 21 декабря 1938 г. под названием «Религиозная политика со специальным рассмотрением православной проблемы»37. Среди национальных проблем в Виленском воеводстве его администрация первоочередное значение придавала ассимиляции белорусов («тутейших») как римско-католического, так и православного вероисповедания (1939 г.). В деле полонизации основные усилия планировалось направить на просвещение, которое должно было «дать молодежи основу польской культуры»38. Целый ряд конкретных предложений относительно полонизации содержался в аналитических записках для МВД белостокского воеводы Г. Осташевского в первой половине 1939 г. «Белорусское меньшинство сейчас находится еще на такой стадии национального осознания, что при соответствующих культурно-просветительских усилиях может поддаться ассимиляционному процессу…» при «экспансии польской культуры…». Согласно Г. Осташевскому, «раньше или позже белорусское население будет полонизировано». Центральные и местные органы власти обязаны были инвестировать в систему образования, социально-культурную сферу, пути сообщения и др. «Этому населению надо дать что-нибудь и чем-то привлечь», но одновременно «желать только того, чтобы думало по-польски и было настроено в сторону государственности»39. Для ослабления русской культуры предлагалось провести строгую проверку всех русских эмигрантов и безотлагательно выселить за пределы Польши тех, кто препятствовал процессам ассимиляции, решительно вводить польский язык в проповеди, церковную жизнь православной церкви; постоянно и последовательно удалять с должностей православных священников, которые пропитаны русским духом и культурой, а вместо них присылать тех, кто воспитан в польском духе, преданных польскому делу и т.д.40 14 февраля 1939 г. на конференции по вопросам конфессиональной политики, в которой участвовали чиновники воеводских управлений и министерств, полесский воевода В. Костек-Бернацкий серьезной угрозой для Полесья назвал деятельность украинских миссионеров-униатов41.
На наш взгляд, активизация усилий в деле ускорения полонизации объясняется неудовлетворительной результативностью предыдущих действий польских властей в этом направлении. Обратимся для подтверждения этого к результатам этносоциологических исследований, проведенных польскими учеными в 1937–1938 гг., когда изучался уровень национального сознания в двух регионах: в первом преимущество имелось население римско-католического вероисповедания (77 деревень Виленско-Трокского, Ошмянского поветов), во втором – православного вероисповедания (107 деревень из северо-восточных и восточных поветов Виленского воеводства – Дисненского, Вилейского, Воложинского, Молодечненского, Поставского, Браславского). Анкетирование на территории Виленско-Трокского и Ошмянского поветов не показало роста национального сознания местного польского населения, значительную часть которого составляли белорусы римско-католического вероисповедания. Они часто отождествляли этническую принадлежность с конфессиональной, а также государственной. Согласно результатам исследования, на территории двух указанных поветов из 52-х опрошенных деревень только в 7-ми был признан хорошим уровень национального сознания поляков. В качестве родного языка местное католическое население называло белорусский или «простой», хотя в общественной жизни ими использовался и польский язык42. В ходе исследования выяснилось, что православные белорусы в деревнях больше тянулись не к польской культуре, а к белорусской.
Хотя поляки не преобладали среди населения Западной Белоруссии, однако они занимали привилегированное положение в социальной структуре. Поляки составляли абсолютное большинство в полицейско-административном аппарате. В 1932 г. из 5 120 государственных чиновников и служащих местных органов управления Полесского воеводства поляков было 88 %, русских – 5,8 %, белорусов – 3,6 %, евреев и украинцев – по 1,3 %43. Господство поляков среди чиновников наблюдалось и в других воеводствах Западной Белоруссии. В 1930-е годы усилилась тенденция полного удаления непольских представителей из органов государственной администрации. Большинство чиновников было прислано из других регионов Польши.
Кроме чиновников, в городах жили также представители польской интеллигенции, немногочисленные торговцы, ремесленники, рабочие. Среди интеллигенции господствующее положение также занимали поляки. Например, по состоянию на 15 февраля 1932 г. национальный состав интеллигенции в Полесском воеводстве был следующим: поляки составляли 75,5 %, евреи – 9,8 %, русские – 9,5 %, украинцы и белорусы – по 2,5 %44. Для польской власти важное значение приобретала полонизация и окатоличивание городов, превращение их в крупные центры распространения польской культуры. Так как польская интеллигенция слабо включалась в активную общественную работу, важное значение для успешной полонизации «восточных кресов» приобрела задача воспитания из местного населения кадров интеллигенции, польской по взглядам и культуре.
В социальной структуре надежной опорой польских властей считались помещики, которые сохранили свое доминирующее положение и накануне сентября 1939 г. В этом году доля поляков среди владельцев хозяйств с площадью землевладения в 50–100 га в отдельных поветах Виленского воеводства колебалась от 66 % в Браславском повете до 97,1 % в Поставском повете. Белорусское присутствие там было незначительным – от 0,2 % в Молодечненском повете до 3,6 % в Дисненском повете45.
В 1937 г. в восточных воеводствах Польши количество военных осадников достигло 9–9,1 тыс. человек, а вместе с гражданскими колонистами – 16,6 тыс. человек46. Почти половина из них была в Волынском воеводстве (41,5 %), 21,7 % – в Новогрудском воеводстве, 13,3 % – в Виленском воеводстве, 12,6 % – в Полесском воеводстве47. По сравнению с колонистами-поляками земельные наделы белорусских крестьян были мизерными. В 1939 г. в Виленском воеводстве 75,9 % приобретенной в ходе парцеляции земли досталось полякам, 18,6 % – белорусам, 1,8 % – литовцам, 0,9 % – русским, 0,5 % – евреям. По средней площади приобретенной земли белорусы также отставали от поляков – 4 га против 6,8 га48. При нерешенности аграрного вопроса, который являлся основным для большинства западнобелорусского (преимущественно крестьянского) населения, отрицательные социальные стереотипы как в отношении помещиков, так и осадников тесно переплетались и взаимодополнялись с национальными стереотипами. Западнобелорусские крестьяне ожидали позитивных, радикальных изменений в улучшении своего положения.
Драматические события в общественно-политической жизни Советской Белоруссии в 1930-е годы еще больше усложняли неблагоприятное этнокультурное положение в западнобелорусских землях. Эти процессы существенно отличались от 1920-х годов, когда национально-культурное строительство в БССР оказывало позитивное влияние на западнобелорусское движение, защиту населением Западной Белоруссии своих социальных и национальных прав. Особенно негативное воздействие оказывали сталинские репрессии. В 1933 г. группа деятелей западнобелорусского движения (среди них были бывшие депутаты польского сейма И. Гаврилик, И. Дворчанин, С. Рак-Михайловский и др.) были привлечены к сфабрикованному ОГПУ делу «Белорусского национального центра», который якобы готовил антисоветское восстание с целью отделения Советской Белоруссии от СССР, – отмечалось в обвинительном заключении. «Это восстание должно было явиться поводом для начала фактической войны между Польшей и СССР и отторжения БССР, Полотчины, Смоленщины и Черниговщины от Советского Союза. Оперативный план восстания был разработан польским генеральным штабом…»49. Все действия по поддержке западных белорусов, предпринятые в республике в 1920-е годы, были оценены органами ОГПУ в качестве контрреволюционной и подрывной антисоветской работы: «Под видом переброски культурных сил для усиления белоруссизации в БССР Рак-Михайловский, Островский и их группа целыми пачками перебрасывали своих людей. … Это делалось с целью насыщения советских школ и учреждений нацдемовскими элементами, проникнутыми национализмом и убеждением о перерождении советской власти для создания контрреволюционных нацдемовских организаций»50. В активной помощи в переправке послов Громады из Польши в БССР «для активизации и усиления нацфашистской работы» обвиняли и народного поэта Я. Купалу51. В 1936–1938 гг. были репрессированы многие руководители Компартии Польши и Компартии Западной Белоруссии, которые находились в СССР. Среди жертв сталинских репрессий оказался и лидер Громады Б. Тарашкевич. Всех их безосновательно обвиняли в сотрудничестве с польской политической полицией (дефензивой), заставляли декларировать «контрреволюционный, нацдемовский» характер своей деятельности. Бывший советский дипломат А. Ульянов «признался» в том, что по указанию режима «санации» Ю. Пилсудского в БССР якобы перебрасывались антисоветские, контрреволюционные силы; «закордонное бюро» КПЗБ было превращено в «орудие Пилсудского для широких политических провокаций, для подавления и разгрома революционного движения в Западной Белоруссии» и т.п.52 Тревожные сведения, распространявшиеся, советской печатью, радио, агитаторами КПЗБ о репрессиях в БССР против бывших лидеров западнобелорусского движения дезориентировали часть западных белорусов. На собраниях люди не верили, что бывшие белорусские послы Громады были предателями53. Кроме дезориентации, усиливалась идейно-политическая конфронтация в западнобелорусском движении. Под влиянием решений VII конгресса Коминтерна осенью 1935 – осенью 1936 гг. наблюдались попытки налаживания сотрудничества западнобелорусских коммунистов и белорусских христианских демократов в совместной акции в поддержку белорусских школ, однако они были пресечены польской полицией. После безосновательного роспуска в августе 1938 г. Исполкомом Коминтерна КПЗБ и Компартии Польши фактически произошла окончательная ликвидация оставшихся к этому времени немногочисленных организационных структур западнобелорусского движения. Однако даже в таких сложных условиях в обыденном сознании западных белорусов советский фактор оставался притягательным. Значительная часть из них обращала свои взоры на восток с надеждой на коренное изменение своего незавидного положения. Во многом этому способствовала и советская пропаганда, с которой всячески боролись польские власти.