Джессика Чиккетто Хайндман
Скрипка, деньги и «Титаник». История скрипачки, продававшей мечты и обман
Информация от издательства
Издано с разрешения W. W. NORTON & COMPANY, INC и Andrew Nurnberg Associates International Ltd. c/o Andrew Nurnberg Literary Agency
Все права защищены.
Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
© Jessica Chiccehitto Hindman, 2019
© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2020
* * *
Посвящается людям с обычными способностями и необычными мечтами
Получалось так, что сцена, которую я сейчас пережил, была зловещим фарсом, поставленным неизвестно для чего и неизвестно перед какой публикой, хотя я знал, что она скалится где-то в темноте[1].
Роберт Пенн Уоррен. Вся королевская рать
От автора
Эта книга – мои воспоминания о том, как я работала фальшивой скрипачкой у знаменитого американского композитора, которого здесь буду называть Композитором. В своих мемуарах я пишу об обмане, но это не значит, что и само повествование лживое. Это честный рассказ человека, желающего открыть правду о своем прошлом.
Однако в любой литературе, и особенно в личном повествовании, присутствует некая фикция. Попав на страницы книги, «я» только кажется неизменным, но это ли не величайшая мистификация? Ведь литературное «я» – отражение реального человека, а тот, в зависимости от момента, десятки раз в день меняет свое мнение обо всем на свете – от обеденного меню до собственной миссии во Вселенной. Начало XXI века выдалось богатым на всякого рода подделки; реальность вдруг перестала казаться реальной, и люди запутались, где правда, а где вымысел. Реальность в двухтысячные обернулась «реальностью». Телевизионные критики издевались над реалити-шоу, обвиняя их в постановочности, а Карл Роув[2] высмеивал настоящую реальность, называя ее лишь досадной помехой для сильных мира сего. Америка стала настолько могущественной, заявил он, что могла бы создавать собственные факты так же, как создает гамбургеры.
И все же различия между реальностью и иллюзией существуют. В этой книге я постараюсь убедить вас в том, что, хотя выявление этих различий может свести с ума и не принести стопроцентного результата, оно, безусловно, того стоит. Даже если, как в моем случае, приходится притворяться, чтобы обнаружить настоящее. Я, как реалист, ответственно заявляю: несмотря на то что я изменила имена и ключевые характеристики героев книги, объединила разговоры с разными людьми в беседу с одним человеком, местами подправила хронологию, биографические сведения и высказывания некоторых персонажей (например, поклонников), а у других музыкантов, работавших с Композитором, могут быть иные воспоминания, впечатления и мнения о произошедшем, все описанные события – чистая правда.
Часть I. Отплытие
Мы – нация притворщиков; каждый из нас играет роль и одновременно настаивает на том, что все происходящее подлинно.
Ричард Родригес. Браун: последнее открытие Америки
Как стать знаменитой скрипачкой
Расстояние между концом грифа и подставкой ничтожно мало. Стоит правой ладони вспотеть, как смычок соскальзывает на миллиметр вправо или влево, конский волос ударяет по подставке или со скрежетом царапает струны. Левой руке приходится еще сложнее: та приближается к грифу под неестественным углом, и невозможно инстинктивно понять, куда ставить пальцы, – пространственные ориентиры отсутствуют. Пианино, духовые – у других инструментов есть клавиши: нажал – услышал звук. Но чистая игра на скрипке – поиск иголки в стоге сена: скрипачи отыскивают благозвучные ноты среди скрежета, визга и фальши.
Со стороны игра скрипача походит на яростное физическое усилие и выглядит забавно: волосы на смычке рвутся, лоб скрипача нахмурен, туловище и ноги напряженно согнуты под странными углами. Некоторые музыканты разговаривают со своим инструментом, как, например, американская скрипачка Надя Салерно-Зонненберг. Другие рубят смычком по струнам, словно сражаются с противником на мечах, – так играет Джошуа Белл. Третьи ласкают шейку скрипки мягкими пальцами, будто желая соблазнить ее. Но независимо от манеры исполнения скрипач должен успеть извлечь ноту за мгновение, отмеренное длиной смычка.
Есть мнение, что стать знаменитым скрипачом можно только одним способом. На самом деле способов два.
Как стать знаменитой скрипачкой: исчерпывающие рекомендации
Автор: знаменитая скрипачка Джессика Чиккетто Хайндман
Способ 1. Родиться с необыкновенным музыкальным даром в городе (или недалеко от него), в котором есть превосходная консерватория, – скажем, в Нью-Йорке, Москве или Лондоне. Начать заниматься музыкой с раннего детства и развивать свой талант, играя на скрипке минимум 2–4 часа ежедневно под руководством опытного маэстро. Поступить в консерваторию мирового уровня и практиковаться не менее 6–8 часов в день. Пройти через сотни изматывающих прослушиваний, мастер-классов и репетиций и вырваться вперед, оставив позади конкурентов. Начать сольную карьеру. Превзойти остальных немногих успешных солистов, не позволяя им занимать лучшие концертные залы и перехватывать контракты со звукозаписывающими студиями. Продолжать ежедневные изнурительные занятия – до конца жизни и (или) до тех пор, пока пальцы не скрутит артрит и (или) пока однажды, будучи одним из величайших музыкантов мира, вы: а) не доведете себя до нервного срыва; б) не начнете подсознательно саботировать профессию, выбрав в качестве хобби что-то плохо совместимое с игрой на скрипке и грозящее потерей пальцев: рубку дров, жонглирование кинжалами, ковку; в) не уйдете со сцены в педагогику, чтобы учить детей менеджеров хедж-фондов пиликать «Сияй, сияй, маленькая звездочка»[3].
Способ 2. Играть очень тихо перед выключенным микрофоном под фонограмму, на которой записано выступление другого, более талантливого скрипача, – так, чтобы в зале никто ничего не заподозрил. Объезжая с гастролями всю Америку, проделать это в пятидесяти четырех городах. Отправиться в тур по Китаю и совершить то же самое в шести городах. Выступать по национальному телевидению в передачах, которые ведут голливудские звезды. Выступать с фальшивыми концертами в Карнеги-холле и Линкольн-центре. На доходы с них оплачивать обучение в колледже и аренду квартиры в Нью-Йорке.
Хотя музыку, которую слышат зрители, играете не вы, хлопают они вам; их восторг и аплодисменты – настоящие.
Заметьте, что неспособность отличить реальность от подделки, первый способ от второго – классический симптом психического расстройства.
«Боже, благослови Америку», турне 2004 года
Из Нью-Йорка в Филадельфию
Композитор печет себе торт. Никто из нас (мы – это Харриет, Стивен, Патрик и я) не знает, что у него день рождения, пока он не начинает замешивать тесто. Наш трейлер застрял в пробке где-то в недрах тоннеля имени Линкольна. Духовка сломалась, поэтому Композитор поставил торт под маломощный газовый гриль. В салоне сильно пахнет газом. Точка света в конце тоннеля ширится, и мы наконец выезжаем на выжженные солнцем болота индустриального Нью-Джерси. Впереди – весь североамериканский континент, в зеркале заднего вида – удаляющиеся небоскребы Манхэттена.
Я сижу за обеденным уголком в паре метров от Композитора, стоящего у печки на коленях, и просматриваю маршрут. Маршрут гастролей – книжечка в переплете с ламинированной обложкой и надписью на титульном листе: «Боже, благослови Америку: турне, август – ноябрь 2004 года». Сегодня первый день, и у нас запланирован переезд из Нью-Йорка в Филадельфию. Всего за 74 дня мы должны посетить 54 города, а затем вернуться в Нью-Йорк и дать финальный концерт в Карнеги-холле (все билеты на него уже проданы).
Простояв час на коленях перед грилем, Композитор ставит на плиту непропекшийся торт, выдавливает на него гору взбитых сливок и украшает целыми ягодами клубники. В это время трейлер натыкается на кочку; торт взмывает в воздух, пролетает через весь салон и падает прямиком в мусорный бак у двери. Дверцы кухонных шкафов, пол, бока мусорного бака – все покрыто ягодно-сливочной массой. Композитор удаляется в свою спальню, расположенную в задней части трейлера, и захлопывает дверь.
Я открываю маленький кухонный шкафчик, дверца которого заляпана сливками. Это мой шкаф на время турне. Внутри книги, которые, как мне показалось, подходят для трехмесячной поездки по США с Композитором: «В дороге» Джека Керуака, «Путешествие с Чарли в поисках Америки» Джона Стейнбека, «Налегке» Марка Твена, «Вся королевская рать» Роберта Пенна Уоррена, «Гордость и предубеждение» Джейн Остин, «Лолита» Владимира Набокова и «Чтение “Лолиты” в Тегеране» Азар Нафиси. Однако вместо книги я достаю дневник. Нас сильно трясет, ручка скачет по бумаге, но я все равно пишу.
Мне кажется, я должна знать о Композиторе нечто важное, но я не представляю, что именно.
Я обвожу взглядом заляпанный салон. Композитор – человек, который берется печь для себя торт в движущемся трейлере со сломанной духовкой, на глазах у четырех подчиненных, уверенных в том, что его ждет провал, если не смерть от взрыва газа. У торта не было ни единого шанса, и все же Композитора это не остановило.
Я еще не скоро пойму, о чем писала тогда в дневнике. Лишь много лет спустя, размышляя об этом, я наткнусь на одну статью – о том, почему мемуаристы часто пишут от второго лица. Согласно распространенной теории, автор ведет повествование во втором лице, когда вспоминает травмирующее событие. Но у меня на этот счет своя версия: многие люди (и я среди них), начиная писать от первого лица, чувствуют, будто идут на ужасный обман. Ни за что на свете «я» не встану перед микрофоном, чтобы выступить в прямом эфире; никто и никогда не захочет слушать «меня» и не купит билет на концерт, где выступаю «я». Именно поэтому «я» становлюсь «тобой» и, притворяясь «тобой», наконец могу сказать то, что хочу.
Нью-Йорк
1999 год
Свою первую ночь в Нью-Йорке ты проводишь на Пенсильванском вокзале с бездомной старухой по имени Роуз. Роуз через вестибюль смотрит на тебя – восемнадцатилетнюю, одетую в брюки цвета хаки и белую футболку от «Гэп», сидящую на полу в простенке между фреской с изображением гологрудой богини и «Макдоналдсом» и якобы читающую «Илиаду», – и решает, что у тебя проблемы.
Почти два часа ночи, и вестибюль, окрашенный в цвета ржавчины, внезапно начинает пустеть. Торговцы фастфудом с грохотом выдвигают металлические решетки, которыми закрывают на ночь свои темные магазинчики. В коридорах, пропитанных запахом кренделей, становится тихо, и там, где еще несколько часов назад проходили тысячи ног, теперь шаги одного человека слышны издалека.
В отличие от других названий станций на карте метрополитена – 125-я улица, 72-я улица, Коламбус-сёркл, – «Пенсильванский вокзал» звучит знакомо: это же вокзал! Поскольку тебе некуда больше отправиться и негде переночевать – в восьмимиллионном городе ты не знаешь никого, а родителям позвонить не решаешься, – ты выбираешь именно этот вокзал Нью-Йорка (смутно помня по фильмам его высокий сводчатый потолок с нарисованной картой созвездий и красивые мраморные коридоры, по которым спешат люди в деловых костюмах). Вполне подходящее место для ночевки, думаешь ты. Но еще не знаешь, что в Нью-Йорке люди в деловых костюмах к определенному часу расходятся по домам. Тебе пока неведомо, что в ночи просыпается другой народ, которому некуда спешить, – городские бездомные, многие из которых страдают психическими расстройствами; именно они с наступлением темноты начинают бродить по тусклым и извилистым вокзальным коридорам. Тебе также невдомек, что великолепный вокзал из кино – Центральный, а Пенсильванский похож, скорее, на декорации места преступления.
К тебе подсаживается Роуз и спрашивает, не опоздала ли ты на поезд. Ей лет шестьдесят – семьдесят; грязные седые волосы стянуты в тугой пучок. Поношенная футболка и джинсы, в руках – большой пакет из супермаркета, набитый одеждой и предметами домашнего обихода. Ты отвечаешь, что не опоздала на поезд, а приехала сюда переночевать. Роуз предлагает посидеть в зале ожидания, табличка на входе в который гласит: «Вход только для пассажиров “Амтрака”[4] с билетами». Тебе не нужны неприятности. Однако Роуз говорит, что тебя ждут куда более серьезные проблемы, если группа мужчин, копающихся в ближайшем мусорном баке, заметит сидящую здесь одинокую девушку. И ты соглашаешься. Вы устраиваетесь в зале ожидания для пассажиров «Амтрака», и Роуз показывает, как привязать чемодан к ноге целлофановым пакетом, чтобы его не украли, пока ты будешь спать.
Ты ночуешь на Пенсильванском вокзале, потому что ушла в самоволку из Военно-воздушных сил (ВВС) США.
За восемнадцать часов до знакомства с Роуз ты села в самолет, затем в автобус, потом спустилась в метро, а после дошла пешком до Манхэттенского колледжа, расположенного, как ни странно, в Бронксе. Переодевшись там в форму тренировочного лагеря вневойсковой подготовки офицеров запаса, ты вышла вслед за сержантом в августовскую духоту, пробежала несколько кругов по стадиону, усыпанному битым стеклом, а затем много раз отжалась во имя своей родины.
Примерно через час тренировок на влажной жаре тебя и других рекрутов отвели в лекторий, где ты посмотрела презентацию о том, как ВВС США победили в войне в Косово. «Мы убили всех, кого было нужно, разбомбили с воздуха», – объявил сержант с таким видом, будто это что-то хорошее и ты должна этим фактом гордиться. Но ты удивлена: раньше ты никогда не слышала, чтобы кто-то хвастался убийствами. Сержант добавил, что войны сейчас «уже не те», но как только США понадобится «кого-нибудь разбомбить», то ВВС мигом подоспеет.
После лекции вас вывели на улицу для знакомства. Вы с ребятами сели на холмик, поросший травой, и сержант попросил каждого по кругу назвать свое имя, колледж и специализацию.
– Привет, я Маркус, поступил в Школу авиации и техники в Квинсе, буду изучать авиацию и хочу стать пилотом…
– Привет, я Хавьер, поступил в Школу авиации и техники в Квинсе, буду изучать авиацию и авиатехнику, хочу стать пилотом или инженером…
– Привет, я Тайрелл, поступил в Школу авиации и техники в Квинсе…
– Привет, я Джессика, через пару недель начну обучение в Колумбийском университете на музыкальном отделении. Я скрипачка. Моим родителям платить за обучение не по карману, вот я и записалась в армию. А если с музыкой не получится, пойду на антропологию или историю… История искусств – вот что я хотела бы изучать. У меня много интересов! Мне и журналистика нравится, но в Колумбийском университете нет факультета журналистики, поэтому такую специализацию выбрать нельзя… Но, может, с музыкой получится? Вот, собственно, и все обо мне! Спасибо за внимание!
Ты впервые назвала себя скрипачкой в присутствии других людей и, лишь сказав это вслух, поняла, что это правда. Мечта о карьере профессионального музыканта вот-вот сбудется; тебе восемнадцать, ты приехала в большой город – в лучший из больших городов, – чтобы изучать музыку. Слушая, как другие говорят о своих жизненных целях, ты осознала еще кое-что: тебя воспитали достаточно хорошо для того, чтобы ты могла поверить, будто сможешь зарабатывать музыкой на жизнь. Но твоего воспитания явно недостаточно, чтобы представлять, как это сделать. С платой за обучение все обстоит просто: твои родители, как и большинство сельских жителей Аппалачии[5], считают, что, если денег не хватает, следует записаться в армию.