Леонид Резников
Завещание Короля Вельта
Глава 1
1
В тронном зале дворца Королевства Соединенных Звездных Систем царил непривычный полумрак. Присутствующие ощущали тоскливую подавленность, растерянность и некую безысходность. Ими, казалось, был пропитан сам воздух.
В высокие узкие окна вливался оранжевый сумрак вечерней зари, рассеянной легкими ватными облаками, но свет в зале пока не зажигали. Никто не решался нарушить печальную торжественность момента. По залу волнами разливалась приглушенная грустная мелодия. Окна были распахнуты. Черные траурные полотнища, развешанные меж окон во всю высоту стен огромного зала, колыхал слабый бриз. Шумел океан, накатывая на скалистый берег свои тяжелые волны…
Торжественное погребение Короля Вельта завершилось час назад, однако к столам, уставленным изысканными яствами, никто к ним не приближался, хотя многие вожделенно косились на еду и вино. Обед последует лишь после официального завершения траурной церемонии – оглашения Королевского завещания. Его с нетерпением вот уже битый час ожидали все присутствующие в зале – от лакеев и гвардейцев Короля, застывших в напряженных позах вдоль стен, до министров, советников и важных гостей. Коротая время, люди сбивались в кучки и что-то негромко обсуждали. Собравшиеся не понимали причины задержки, но спросить никто не решался. Все ждали. От неясной неопределенности рождались слухи и сиюминутные домыслы, что так же внезапно рассыпались в прах. Никто ничего не знал толком.
Два пустых трона на возвышении действовали на всех удручающе. Многим казалось, вот-вот распахнуться боковые двери, и Король, неспешно прошествовав к возвышению, займет свое место на троне. Это происходило ежедневно, много лет, десятки лет подряд, что вселяло в приближенных Короля и его вассалов уверенность в сегодня и завтра. Пустой трон Королевы за семь лет, прошедших с ее кончины, давно для всех стал лишь привычным атрибутом королевской власти. Но два пустых трона!..
В двух креслах, установленных у подножия трона, восседали принц Корх и принцесса Сельвина. Тревогу у приближенных вызывал первый.
Принц Корх был молод, двадцати лет от роду, спесив, не особо умен, но хитер и страдал излишним самомнением. Всех несогласных с его мнением относил к врагам, приближая к себе лишь подхалимов и согласных молчунов. Во дворце таких хватало с избытком.
Принц был одет в синие лосины с золотой вышивкой и белую свободную рубаху с жабо, что являлось прямым нарушением этикета – траурными цветами считались черный, красный и серый. К тому же, наплевав на приличия, принц полулежал в кресле – просто неслыханное неуважение к почившему монарху! Но… Принц мог стать новым Королем, и тогда никому из «умников» не поздоровилось бы, а потому придворные и вассалы разумно помалкивали.
Принцесса Сельвина была старше брата на шесть лет и полная его противоположность – добрая, отзывчивая, вдумчивая. Но мало кто надеялся на то, что трон достанется ей. Женщина не могла править, если был иной претендент на трон мужского пола.
Принцесса, одетая в роскошное пышное платье стального цвета, сидела в кресле, как и подобает человеку ее положения: спина прямая, подбородок едва заметно опущен, руки спокойно лежат на подлокотниках, а ноги, хоть их и не видно под длинным подолом платья, касаются друг друга коленями и ступнями. Спина у Сельвины от долгого напряжения уже ныла, но девушка стойко продолжала сносить тяготы этикета.
– Не понимаю, почему так долго? – спросила она, чуть приоткрыв губы и не поворачивая головы.
– Терпение, сестренка, – ответил Корх и зевнул, прикрыв рот тыльной стороной ладони. – Отец даже после смерти умудряется все затянуть.
– Как тебе не стыдно так говорить! – в сердцах бросила Сельвина.
Корх только поморщился. Не зная, чем себя занять, он стал разглядывать отполированные до блеска ногти на пальцах левой руки.
– К тому же ты мог бы сегодня не напиваться. От тебя разит, как от винной бочки.
– Это чем-то помешает папочке?
– Какой ты… – Сельвина не нашла слов, чтобы выразить охватившее ее негодование. – Неужели тебе ни капли не жаль его? Он ведь тебя любил!
– Дорогая сестренка, он меня терпеть не мог. И я его – тоже.
– Ты ошибаешься, отец всего лишь хотел сделать из тебя человека.
Сельвина едва заметно пошевелилась в попытке расслабить мышцы спины.
– Спинка болит? – язвительно поинтересовался Корх.
Сельвина проигнорировала вопрос. Связываться с братом в такой момент не хотелось.
– Ну почему же так долго?
– Какие-нибудь технические накладки, – неопределенно пожал плечами Корх и вдруг выпрямился в кресле, весь подобравшись.
Огромные резные боковые двери, выделанные под темное дерево, бесшумно распахнулись. В них показался Первый советник.
Дворецкий в темно-сером костюме, стоявший по правую сторону от пустующего трона, сделал два шага вперед.
– Прошу внимания!
Присутствующие замерли, обернувшись к трону. В зале повисла тишина.
– Первый советник, граф Виннель Годма!
Первый советник проследовал к подножию трона. Его шаги гулким эхо разносились по тронному залу. Годма был стар, но, несмотря на возраст, его лицо, покрытое сетью морщин, излучало решимость и твердость, а шаги были легкими и четкими.
Сельвина и Корх поднялись советнику навстречу.
Годма остановился перед троном и поклонился Сельвине и Корху. Сельвина чуть склонила голову, как того требовал этикет. Корх проигнорировал приветствие. Первый советник, никак не отреагировав на подобное неуважение, повернулся в сторону присутствующих в зале.
– Оглашается завещание Его Величества Короля Вельта! – зычным басом пророкотал Годма и вынул из небольшого конверта прямоугольную пластину кварца с черной полоской вдоль одной из граней. Развернувшись, Годма неторопливо поднялся по ступенькам к трону, около которого располагался пульт рабочей королевской консоли, и вставил в него пластину.
Пластина, помедлив, исчезла в пазу.
– Сейчас опять придется слушать отцовскую стихотворную бредятину! – тихо произнес Корх, кривя лицо.
– Возымей, наконец, уважение к отцу! – прорычала сквозь зубы Сельвина.
Над троном возникла голограмма головы Короля. Несколько одутловатое лицо, полные губы, острый нос, пристальный взгляд зеленых глаз из-под густых бровей, устремленный вдаль. Седые, чуть вьющиеся волосы тщательно уложены на прямой пробор.
У Сельвины защемило сердце.
– Первое, что я сделаю, когда стану Королем, – продолжал заводиться Корх, разглядывая неподвижную голограмму, – отменю идиотский обычай писать официальные документы в стихах.
– Можно просто писать прозой. Тем более, когда к стихотворству нет ни малейшего таланта. Да ты и писать-то толком не выучился за столько лет, – поддела брата Сельвина.
Корх позеленел от злости, но огрызнуться не успел. Голограмма приоткрыла губы. Аппаратура закончила синхронизацию текста с изображением, а синтезатор речи готов был озвучить текст с необходимым тембром и интонациями. В зале зазвучал знакомый всем приятный, мягкий баритон Короля:
«Пусть телом немощен и час тот недалек,
Когда сей мир меня отторгнет
Велением Судьбы. И выйдет срок
Мучительной болезни. Вспомнит,
Деяния мои, быть может, кто-нибудь:
Добро – добром помянет, зло – забудет,
Простит. На то надежда щемит грудь.
Пусть милость Высшего с живыми да прибудет!
И в час последний свой с Его соизволенья
Свое вам указую повеленье:
Я детям завещаю чтить Закон.
И пусть главенствует над вами он
Живым во благо, в память наших предков!
И да не снять вам никогда его оков!
Мой младший сын, тебе вверяю трон.
Забыв тщеславие, гордыню, правь достойно.
Доверия ты не придай невольно.
Я повторюсь: всех выше нас Закон!
И, чтя его, тебе дарую власть.
Познай же горечь всю ее и сласть.
Но помнить ежечасно должен ты
Про право старшенства твоей сестры.
Сельвине трон освободить тебе придется
Лишь мужа обретет она. Тогда
Народом править будет он. К тебе вернутся
И трон, и власть с кончиною его, спустя года.
Сельвине выбора я не диктую –
Принцесса рассудительна, умна, –
Но в выборе своем должна
Учесть напутствия мои. Я указую –
Высший мне простит! –
Немного тех нехитрых правил,
Что ниже чуть я ей оставил,
Которых ей держаться надлежит.
Жених быть должен в сил расцвете
И за свои поступки быть в ответе
И перед всеми, и перед собой –
Тебе потребен лишь такой.
Пусть не напорист будет, не спесив,
И обаятелен, хоть пусть и некрасив –
Тебе придется он по нраву
Когда стяжать не будет славу.
Пусть телом будет он подвижен,
Силен пусть будет он и скор,
А не болезнью обездвижен,
Что жизни вечный приговор.
И то значение имеет:
Любовь ничто – и в этом суть!
Незрячий больше не прозреет,
Недвижный не сберется в путь!
Силен в искусстве слова, танце
Он должен быть, чтоб нравиться тебе,
Коль будет пусто в голове,
То вечным будет он паяцем.
Начитан должен быть и гениален,
Пресыщен знаньями и гордостью за них:
Не должен быть он тривиален –
В том нет сомнений никаких.
Все – пыль и прах. Любовь – она
Главенствует над этим миром.
Ты полюбить его должна
И в этом истина, Сельвина!
Но мало лишь твоей любви.
Своим его ты назови,
Когда взаимностью ответит.
И будешь ты счастливейшей на свете.
И лишь тогда на трон взойдешь,
Как счастье в муже обретешь!
Вот мой наказ вам, сын и дочь.
Исполните его точь-в-точь!
И помните, что вы едины,
Как два мазка одной картины».
Голос Короля смолк. Изображение еще некоторое время пребывало над троном, потом медленно растворилось в воздухе. Консоль щелкнула, из щели показался краешек кварцевой пластины с черной полоской.
Первый Советник осторожно извлек пластину и воздел ее над головой:
– Такова воля Его Величества, покойного Короля Вельта!
Годма опустил руку, сунул непослушными от волнения пальцами пластину обратно в конверт и неспешно спустился с возвышения.
– Вот так! – довольно хмыкнул Корх, гордо вскинул подбородок и надменным взглядом обвел собравшихся в зале.
– Поздравляю, брат, – нехотя произнесла Сельвина и через силу добавила: – Теперь вы – Король.
Девушка присела в реверансе, вновь выпрямилась и стремительно, шурша подолом платья, покинула зал.
Корх приблизился к Годме и панибратски хлопнул старика по плечу.
– Благодарю вас, Первый советник! Сегодня вы принесли хорошую весть.
– Рад услужить Вашему Высочеству, – холодно отозвался Годма. – Извините, мне нужно идти.
– Да-да, разумеется. На какой день назначена коронация?
– Согласно Свода Правил, на третий день. Вы знаете это не хуже меня, принц. Прошу меня простить, мне необходимо отдать ряд распоряжений.
Годма поклонился и, чуть сутулясь, скрылся в боковом проходе.
В тронном зале все нарастал шум. Некоторые устремились к накрытым столам, где при их приближении оживились угодливые лакеи. Другие, осознав спустя лишь время содержание завещания, бурно обсуждали сказанное Королем – кто хмуро, а кто и с изрядной долей презрения взирая на принца Корха. Третьи же – бездарности и прихлебатели – спешили, толкаяясь, первыми засвидетельствовать почтение новому Королю.
Корх с величественной миной благосклонно принимал расточаемые лесть и расшаркивания, перекатывая во рту, словно медово-мятные конфеты, всего два слова: «Я Король! Я… Король…»
2
Сельвина не помнила, как оказалась в своих покоях. Обливаясь слезами, она упала на кровать и долго плакала. В ее голове, не переставая, крутились слова отца. Цепкая, тренированная память девушки раз за разом воспроизводила завещание строку за строкой. И чем больше Сельвина вдумывалась в смысл фраз, тем большее уныние овладевало ей.
Стоявшая рядом с кроватью фрейлина наблюдала за горем принцессы, не смея нарушить молчание или еще чем потревожить ее.
– Эльда? – наконец позвала фрейлину Сельвина.
– Да, моя принцесса. – Эльда с готовностью придвинулась ближе.
Сельвина села на край кровати и утерла ладонью слезы.
– Эльда, скажи, почему такая несправедливость? Я так любила отца.
– Вы расстроены тем, что Его Величество назначил своим приемником вашего брата?
– Ах, дело вовсе не в том, отец не мог поступить иначе.
– Вы правы, Ваше Высочество, – согласилась Эльда. – Но что же тогда вас так расстроило?
– Часть завещания, касающаяся моего брака. – Сельвина всхлипнула и поднялась с кровати, повернувшись спиной к фрейлине. – Помоги мне, пожалуйста, переодеться, в этом платье невозможно ни ходить, ни дышать!
Эльда принялась быстро и сноровисто ослаблять тугую шнуровку платья. Сельвина наконец вздохнула полной грудью, внезапно ощутив, насколько она устала всего за три часа. Голова побаливала, мышцы спины невыносимо ныли. Сельвина блаженно пошевелила плечами. Тяжелое платье сползло с плеч, скользнуло вдоль тела и опало на пол грудой парчи.
– Примите ванну, Ваше Высочество? – предложила Эльда.
– Нет, спасибо, Эльда. Возможно, позже. – Сельвина вышагнула из платья. – Подай мне накидку.
Эльда вскоре вернулась с короткой воздушной накидкой в руках и помогла принцессе надеть ее, затем подняла с пола платье.
– Разве вы не пойдете на окончание церемонии?
– Нет, мне там нечего делать. – Сельвина приблизилась к встроенному в стену зеркалу во весь ее рост. Полупрозрачная накидка при малейшем движении играла пастельными цветами радуги, хитроумно меняя плотность, что более выгодно подчеркивало фигуру девушки. – Ну вот, – расстроенно заметила принцесса, – теперь глаза весь вечер будут красными. Не понимаю, что нашло на отца.
– А что на него нашло?
Сельвина порывисто обернулась к входной двери.
На пороге комнаты стоял Корх.
– Сельвиночка, ты очаровательна в этом наряде! – Принц вошел, прикрыл дверь и приблизился к сестре.
– Корх, тебя не учили испрашивать соизволения войти?! – гневно бросила Сельвина, выплеснув наконец все накопившее за день яростное негодование и презрение. К тому же иная реакция – Сельвина это знала доподлинно, – выглядела бы слабостью в глазах Корха и доставила бы тому удовольствие. – Где ты воспитывался, в дворцовых стойлах?
– Успокойся, сестренка. – Корх проследовал к кровати, бухнулся на нее и закинул ногу на ногу. – Двери не были заблокированы.
– Разблокированные двери – вовсе не повод вламываться ко мне без приглашения! – Сельвина отвернулась, вышла на балкон и оперлась на балюстраду. Теплый бриз весело заиграл легкой накидкой, приоткрывая сильные загорелые бедра девушки.
– Я беспокоился за тебя. Ты так спешно покинула нас, что я решил, не случилось ли что-нибудь с тобой. – Корх поднялся с кровати и тоже вышел на балкон. – Какой прекрасный вечер!
– Не могу с тобой согласиться, – с плохо скрываемым презрением отозвалась Сельвина. – Так же как не верю в твои беспокойства и сочувствие. Ты лишен их.
– Ты как всегда преувеличиваешь, сестра. Что ты говорила про отца?
– Я сказала, что не понимаю, как он мог так поступить со мной, – помявшись, ответила Сельвина.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Я имею в виду часть завещания, относящуюся ко мне. Я обречена на вечное безбрачие!
– Вот видишь, – неопределенно отозвался Корх.
– О чем ты?
– Вот она – отцовская любовь, о которой ты мне все уши прожужжала. Я понял все давно; ты – лишь сейчас.
– Не верю! – категорически отрезала Сельвина. – Здесь что-то не так.
– О чем ты говоришь, дорогая сестра? – Корх показно наморщил лоб.
– Я знаю отца и его стиль. К тому же явные нестыковки в некоторых местах. Нет, он не мог этого написать!