Кстати, о ясности и точности в значении слов.
Английское слово couple или pair и в переводе и наяву означает «точно два». В славянском сознании «пара» – это тоже «два», но может быть три и даже четыре… Поэтому, если вы скажете англичанину, немцу или американцу: приходите через пару дней, – они за- явятся к вам точно через два дня, и вы можете оказаться не готовы к встрече. Если же где-нибудь в русской глубинке спросите у хозяйки пару яблок или пару грибов, то она не замедлит отсыпать вам полсумки – от души и бесплатно. В данном случае – и в этимологии слова, и в характере человека – заявляет о себе щедрость и великодушие, не- когда особенно присущие русскому народу, но в нынешних реалиях и конкретном деле создающие неясность, непонимание или недоумение. Англичанин, например, спросит пару фунтов яблок или грибов и непременно заплатит. Примерно о том же (вот и у меня тоже – «примерно») писал Уорф. Впрочем, не только об этом.
В соответствии с его теорией индивиды членят мир на фрагменты, предопределяемые структурой их родного языка. Так, если для обозначения схожих объектов в одном языке имеется несколько различных слов, а другой язык обозначает их одним словом, то носитель первого языка должен уметь определить разницу характеристик, тогда как носитель другого языка не обязан это делать. Таким образом, Уорф отмечает важную роль родного языка не только в межличностном, но и в межнациональном общении, подразумевая и известные трудности в работе филологов в постижении премудростей литературного творчества.
Итак, язык, будучи самодостаточным, не является только самостоятельной величиной. В своих проявлениях перерастая функции общения и информатики, он приобретает содержание, которым полнится общество, живущее и мечтами, и благими намерениями, и реальностями бытия. Потому именно духовное здоровье народа вкупе с его культурно-этическими запросами определяет «здоровье» языка. Более того, обладая немалой социальной и культурной ёмкостью, включающей развитое мировосприятие народа, язык, будучи важнейшей частью культурной и общественной жизни, определяет культурный массив настоящего и будущего страны.
Ввиду этого осмелюсь заявить: языковые параметры есть самостоятельные начала цивилизационной идентификации. Поэтому для сбережения русского языка от словесной грязи следует отвергать всякое пустое или провокационное «совершенствование» его. Отвергать ещё и потому, что отдающие кладбищенским духом сочинения лицедеев от филологии, совершенно свободные от нравственности, перегружены псевдосмыслом.
Это прирождённые мастера о простом говорить сложно, о совестном – с издевкой и пренебрежением, о духовном – цинично. Именно эти самозваные «благодетели» и самоизбранные опекуны всякой культуры являются первыми завистниками и неприятелями великорусского языка.
А ведь русская культура тем ценна для остального мира, что наделённая стремлением к истине исследует душу человеческую. Для этого она в полной мере обладает языковым богатством, пластикой, многозначностью и выразительностью образов, произрастающих в беспокойной душе народа – истинного носителя языка и запечатлённых в нём образов. Отсюда важность сохранения языка, который есть пользуемая сотворческая ипостась души человеческой, без которой человек и человеком-то не является. И не только в России.
«Исчезнет русский народ, и исчезнет духовное зрение планеты. Начнётся, разумеется, новая эпоха, но эпоха оскотинивания (на сей раз уже окончательного) современной цивилизации и приход в мир человекообразных мутантов. Исход такой эпохи предугадать не трудно», – писал А. Кротов.
В том-то всё и дело! Именно здесь зарыта собака. Человек в глобализованной культуре попросту не нужен. Он лишний!
Но кто же нужен?
Да в том-то и дело, что Никто – «глобальный ноль», многомиллионный потребитель, комфортно существующий вне всякой национальной культуры!
Отсюда «желание исказить, окарикатурить человека, лишить его богоподобия и сделать скотоподобным», – писал Г. Свиридов. Во всём прослеживается «идея» пересотворения человека в недочеловека! Поэтому, имея в виду «пекущихся» о русском языке, следует говорить не о средствах лицемеров и лжецов, а о целях, которые они преследуют. Обращение homo sapiens в биоовощ, наделённый покупательной способностью, есть одна из них, для чего культура языка сводится к некому «юниверсуму».
Опасность такого «бытия» нарастает с увеличением пустых и безликих, ибо обездушенных, клипов мышления, которые ввиду плоских характеристик легко укладываются во всякой голове. Эти, по факту пересозданные, неисчислимые «хомо сапиенсы» и есть жертвы потерявших или никогда не имевших совесть фальсификаторов – менеджеров лжи, функционеров «культурной» подлости и насилия над лучшим, что было и всё ещё есть в человеке!
Но беда не только в новоявленных «схариях-интернационалистах» и даже не в числе их, а в том, что ереси их обращаются в теле ослабленного духом общества в раковую опухоль. Как тут не вспомнить Ортега-и-Гассета: «Не страшно захворать, – страшно быть самой болезнью. Плохо, когда общество поражено безнравственностью, хуже, когда оно перестало быть обществом»!
Об «Иванах, не помнящих родства» в верхних эшелонах власти можно и должно говорить много. Но и остальным, кто не «там», должна быть ясна и цена, и мера великой ответственности. Ибо великой страны заслуживает не тот народ, который некогда заявлял о своих выдающихся качествах, а тот, который продолжает заявлять о них в исторической жизни! Могучий народ никогда не размещался в «собачьей конуре» истории.
Она попросту не годится для того, кто нуждается в иных культурных и пространственных измерениях.
Этим отличается пёс, привязанный к собачьей конуре, от созвездия Пса, принадлежащего звёздным пространствам мировой истории!
2007 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Цит. по: Г. В. Свиридов. «Музыка как судьба». М. «Молодая гвардия», 2002.
2 Цит. по: А. Кротов. «Русская смута». М. Издательство: Библиотека журнала «Молодая гвардия», 1999. С. 162.
3 Свою книгу «Материалы и стиль в романе Льва Толстого» (1928) В. Б. Шкловский сам впоследствии назвал «в целом ошибочной». В других своих работах он более интересен. Хотя и там, едва начав, за цитатами других авторов порой забывает, о чём пишет (см. анализ «Записок из подполья»). Пытаясь вспомнить, продолжает о чём ни попадя, вновь теряя мысль до следующей цитаты из кого- нибудь. В литературных попурри (см. «Художественная проза – размышления и разборы», 1959) Шкловскому нередко изменяет и вкус, и стиль, отчего, сваливая в кучу цитаты из классиков, он в своих мыслях порой «сваливается» туда и сам.
4 Строка из предисловия к книге: Б. М. Эйхенбаум. «Статьи о Лермонтове». М.-Л. 1961. С. 3. Все приведённые цитаты взяты мною из книги Эйхенбаума «Лермонтов. Опыт историко-литературной оценки» (1924). Wilhelm Fink Verlag Munhen. 1967 (издана на русском языке).
5 М. Верли. «Общее литературоведение». М., Изд. «Иностранная литература». 1957. С. 66.
6 Шкловский В. Б. Художественная проза. Размышления и разборы. М., 1959. С. 409—410.
7 Все цитаты, включая «Бродский – геолог» Л. Штёрн (с. 250—251), взяты из книги, посвященной 50-летию, цитирую: «выдающегося поэта нашего времени» Иосифа Бродского, «Размером подлинника». Таллин. 1990.
8 Бродский знал, что говорил. Журнал «Новый мир» (№1, 2007) приводит заключение судебно-психиатрической экспертизы от 11 марта 1964 года: «Бродский проявляет психопатические черты характера», но «психическим заболеванием не страдает и может отдавать отчёт своим действиям и руководить ими». В последнем особенно убеждают дневники поэта…
9 Напомню: ежегодная международная Нобелевская премия по физике, химии, физиологии, литературе, а также за деятельность по укреплению мира учреждена Альфредом Бернхардом Нобелем, присуждается с 1901 года.
10 За девять лет до получения премии – 5 августа 1944 года
11 Черчилль сделал запрос в правительство Великобритании о возможности использования против Германии отравляющего газа. Черчилль, вознамерясь стереть немцев с лица земли, указывал на готовые к применению 32 000 тонн горчичного газа и фосгена, которые могли бы уничтожить всё живое в Германии на площади 965 кв. миль, что превышает города Берлин, Гамбург, Кёльн, Ессен, Франкфурт и Кассель вместе взятые (см. Albert Speer. «Inside the Third Reih», Р. 413. Примечание ** David Irving, Die Ceheimwaffen des Dritten Reiches. Hamburg, 1969). Рядом с этой несостоявшейся акцией бедствия Хиросимы и Нагасаки выглядели бы ничтожными. Даже Гитлер отказывался (Ibid, Р. 413) применять в военных целях отравляющие средства.
12 В сборнике «Назидание. Стихи» (Ленинград. 1990), посвящённом тому же юбилею, в предисловии так прямо и написано: «Творчество Иосифа Бродского относится к высшим достижениям русской и мировой культуры, и оно должно как можно быстрее и шире войти в обиход русского читателя и читателей всех народов нашей страны».
13 См. «Русский язык в свете творческой филологии». «Знамя», №1, 2006.
14 Они же, в университетах США (насчёт Европы не знаю) занимая на факультетах славистики известные позиции и оберегая их (позиции) от иначе мыслящих, мягко говоря, по-своему преподносят русский язык и литературу. Остаётся только надеяться, что умные и упорные в учёбе студенты сумеют овладеть русским языком настолько, чтобы суметь без посторонней (опять винюсь за неловкий каламбур) помощи разобраться в русской культуре.
15 После смерти В. Даля Бодуэн де Куртэнэ включил в Словарь (видимо, «для количества») множество ругательных слов, ввиду чего истинным «далевским» Словарём следует считать репринтные издания 1863 и 1866 (1955 и 1994). Для сравнения: современный немецкий язык насчитывает около 400 000 слов, шведский – около 300 000. В латинском языке специалисты насчитали 100 000, в древнегреческом – более 100 000, в древнеисландском и в санскрите (литературном языке древней Индии) – более 200 000 слов.
16 Железобетон – это монолитное соединение бетона и стальной арматуры, применяемое в строительстве. Конструкция – изделия из такого материала (Толковый словарь русского языка. С. И. Ожегов и Н. Ю. Шведова. М.: 1999).
17 Цитируется А. Диким по книге Никитина Б. В. «Роковые годы», Париж. 1937.
БУДУЩЕЕ РОССИИ – НЕ В ИЗБЕ
На поприще ума нельзя нам отступать.
А. Пушкин
I
Статус-кво современной литературы России так или иначе отвечает состояниям народов, разбежавшихся по углам постсоветского пространства. Может быть, поэтому критические материалы в периодике и «толстых» журналах носят лоскутный характер. Возможно, и этот материал покажется «лоскутным». Ибо в интересах темы приходится выхватывать из истории отечественной культуры не самые лучшие, но характерные для её драматического развития «куски».
Впрочем, повременим с оценками, обобщениями и выводами. Тем более что в нынешних реалиях трудно определить: в чём, собственно, состоит русскость характера, литературы и русской культуры? Заглавие статьи, ставя под сомнение важность «избяной ипостаси» русской литературы, тем самым утверждает её наличие, а своей широтой лишь провоцирует постановку вопроса. Казалось, и так ясно: не в «избе» – даже и в царской – будущее Страны, культуры и литературы, в частности. Чего тут растолковывать?! В помощниках окажутся и русские пословицы: «Мудрость в голове, а не в бороде»; «Залетела ворона в царские хоромы: почёту много, а полёту нет». Однако смысл не устаканивается… никак. Может, потому, что с «бородой»?
Поговорим об этом.
Поиск истины, традиционно присущий русскому сознанию и наиболее полно выражавший себя в сокровениях отечественной литературы, теряет свои позиции в русской словесности наших дней. Вместо правдивого, выстраданного душой Слова и честных дел видишь обмылки прежних духовных исканий.
Даже и высокоодарённые писатели (понятно, отечественного толка, о литературных недругах России речь пока не идёт) в своём творчестве стараются стыдливо не вглядываться в болезни русской жизни. Но снисходительность их и «доброта» к «нашенским» несовершенствам порой переходит через край.
Вместо раскрытия противоречий, они поэтизируют пороки «времени», [1] представляя неспособность к делу, безалаберность, хаотичность мышления и отсутствие самообладания в невинном, «род- ном» и благостном «великолепии». И эта мифическая «святая душа на костылях» (выражение Валентина Распутина) едва ли не предлагается в качестве примера народу, нуждающемуся отнюдь не в костылях. Поданные в патриархально-романтическом ореоле «святые души» на протезах подчас претендуют на некую «глубоко сокрытую» нравственность и «нутряные» достоинства. «Костыли» увечных душ подобно набату стучат по вековому бездорожью России, а нам всё нипочём… В патристике с прежней приятностью «в голосе» передёргивается или воспевается достойное осуждения в жизни народа, характере его и в истории самой Страны. Но при умилении неизбывной вялостью «русского мужичка», а в трудной ситуации – понуром бор- мотании вместе с ним: «Вот приедет барин, барин нас рассудит», – почему-то не берётся в расчёт, что «барин» – то всё не едет…
Так, волею или неволею, отгораживается сознание от истоков корневых проблем и, что хуже, посредством «отмытой» совести уводится ум и от причин, и от следствий их. А когда художественное Слово, противясь макияжу из фальши, не даётся апологетам
«Руси», тогда они прибегают к формам повествования, позволяющим и в неказистых малостях увидеть былинное. Когда же «малости» эти совсем уж теряются в низостях и постылостях, тогда «кудесники пера» и в них умудряются отыскать некую «изюминку». Нечто такое, что… ну вот как-то, всё же, несёт в себе труднообъяснимое (что понятно) и невидимое постороннему глазу (с чем также можно согласиться), но представляющее собой «определённую ценность». И это несмотря на то, что российское бытие вопиёт о разрушении истинно духовной структуры и нравственных устоев. Так, вместо восстановления утраченных достоинств пишущая братия чуть ли не бравирует их отсутствием.
Деформация некогда ясного отношения к Отечеству не могла не привести к искажению патриотизма в Слове и Деле, вследствие чего им стала «благая» любовь к себе такому, какой ты есть. Любовь к болезням и язвам своим, которыми стали подменять само Отечество; любовь к себе – ленивому и лживому; любовь к себе – беспутному, недоброжелательному и мрачному. Словом, любовь к себе даже и тогда, когда у тебя за душой ничего нет и в сложившейся ситуации быть не может, то есть когда ты ничтожен и пуст. А ведь именно это посредством «идейного» сочинительства, не забывающего кадить самому себе, и приводит к размыванию в русской жизни феномена Отечества. И всё это «курится» тогда, когда Россия повисла над бездной, в которую, неровён час, может свалиться при очередном «повороте» истории или экономическом кризисе!
Эта-то ложь – «видимость, обман, ложь во спасение, ложь каждодневная, навязчивая», – писал Виктор Астафьев, тем опасна, что имеет в себе паразитирующую на совести моральную основу, отчего «…уже сомневаться начинаешь: может, ложь-то и есть правда, а правда-то и вправду – ложь».
Здесь Астафьев придаёт лжи, хоть и постыдный, но всё же смысл. Однако весь трагизм в том, что ложь эта, став «вещью в себе», за годы бессмысленного вранья стала самим смыслом. Более того (и это страшно!), даже лгунами перестала восприниматься как ложь, потому что, сроднившись с ложью, они стали ею. Но ведь ложь, паразитируя на долготерпении людей, – когда примитивная до нелепости, а когда – изощрённая и наглая до пошлости, во всех своих ипостасях загоняет проблемы внутрь. Она же порождает и множество пороков, среди которых мудрые старики подметили наиболее характерный: