– Фу, как ты можешь пить эту дрянь? – Ленин голос глухо прозвучал из глубин пледа. Она как будто решила утонуть в нём.
– Да как-как, у него хоть вкус приятный… не то что у пива.
Игорь замотал ногу и крепко завязал. Затем взял ботинок, перевернул его, чтобы вылить оставшуюся в нём кровь… но ничего не вылилось. Видимо, вся впиталась в стельку.
Он решил пока не надевать ботинок. Достал влажные салфетки из кармашка на спинке пассажирского переднего сиденья. Вытер руки.
Выдохнул.
После этого решил сменить тему:
– А можно я тоже под плед залезу? Спина что-то совсем замерзла на этом холоде.
– Он у тебя всего один? – из складок появился нос девушки и всклокоченные волосы.
«До чего же она красивая», – подумал Игорь. Ему приятно было переключиться с внезапной проблемы на этот ясный взгляд, мягкие скулы и улыбку, как у актрисы, имя которой вспомнить не получается. У той самой, из романтических комедий… Дженнифер… или Энн… или Эми… крутятся на языке несколько имён, но ни одно не совпадает с этим личиком… испуганным и растерянным.
Вот, наконец-то, Игорь может смотреть на неё в открытую. Не изображая человека, озабоченного поездкой. Стоит собраться и проявить себя заботливым другом. А дальше уж как пойдёт.
– А знаешь, что? Грейся пока одна. Я потерплю, – решил сказать он, чтобы раньше времени не нарушать личных границ девушки. Его пробный заход не удался, Лена была еще не готова открыться. И хоть его зубы тоже стучали, Гарик понимал, что это скорее от волнения и такой волнующей ее близости.
Игорь сидел у двери, а Лена – посередине заднего сиденья, опираясь на лежащие вповалку сумки и пакеты.
– И еще у меня есть глинтвейн, – добавил Игорь.
Лазурные глаза Лены сверкнули в свете лампочки над приборной панелью.
– Великолепная новость, Гарик! Давай его скорее сюда!
– Он в пакетах за тобой, – Игорь перегнулся через Лену, судорожно вбирая ноздрями ее запах, – я сейчас достану.
Лена же ощущала только запах его пота и крови. Особенно, когда он над ней навис. От Гарика всегда пахло застарелым потом и чем-то затхлым. Вероятно, подвалами, по которым он так любит ползать. А еще – ветхими домами и, вероятно, плесенью. Он ведь живёт, хоть и в городе, но в поселке, в частном доме. Эти дома насквозь пропитаны тиной, плесенью и заводской гарью.
Она всегда старается чуть-чуть задерживать дыхание или реже дышать, когда находится рядом с ним. Вот и сейчас.
Они сидят слишком близко, именно поэтому она прячет нос в складки пледа.
Игорь достал из пакета термос. Термос новёхонький, на нём еще даже этикетки наклеены и ни капли не потёрлись. Видимо, редко он пользуется такой нужной вещью. Даром что диггер и таскается днями напролёт по всяким катакомбам, не вылезая на поверхность. Наверняка ведь термос – вещь первой необходимости в таких походах.
– Ты им не пользуешься, что ли? – спросила Лена, просто, чтобы поддержать разговор. Чтобы не слышать завывающую метель за окном. Забыть о натекшей под ногами крови.
Но вопрос застал Игоря врасплох. Его глаза забегали по сторонам, как будто он искал поддержки у кого-то. Потому что правда была подозрительной. Ведь он купил этот и второй термос специально для поездки с Леной. Специально для этой вот ночи. Не станет же он в свою чифирную баклажку наливать напиток своей надежды. Нет. Надежда требует новизны и чистоты.
Разумеется, сказать такое Лене он не мог. Во всяком случае про «напиток надежды» он решил умолчать и сказать лишь часть правды.
– Н-нет, – он даже стал заикаться, притворяясь, что виноват холод, – это новый. Я его купил для поездки. Меня же Паша попросил сварить глинтвейн и привезти. Для девушек – он сказал. Я и купил новенький термос. Потом, думаю, буду с ним всегда ходить. А то мой уже старый.
– Понятно… – сказала девушка и вновь зарылась в плед.
Игорь развинтил крышку и вылил в неё вино тонкой красной струйкой, от которой шел пар. Протянул Лене.
Его глаза жадно следили за тем, как девушка взяла кружку, поднесла ее ко рту и осторожными короткими движениями губ подула, остужая жар, а затем втянула насыщенный специями напиток.
Игорь даже на секунду пожалел, что так и не решился подсыпать туда клофелин, а вместо этого пустил всё на самотек.
Лена, кажется, обожглась. Она открыла рот и стала часто дышать, потом высунула язык.
– Я о-ощ-глащ… – потом уже нормально: – Какой же он горячий!
Она снова стала дуть. Вновь сделала глоток. Теперь ей стало хорошо. Ее лицо расслабилось. И тогда она решилась спросить:
– Ну, что там с машиной?
– Мы застряли здесь как минимум до утра… – сказал Игорь, а потом попытался приободрить Лену: – утром обязательно кто-то приедет чистить дорогу!
Лена снова закуталась в плед. Помолчала, смиряясь с судьбой. Потом решила сменить тему:
– Расскажи мне, пожалуйста, чего ты там ищешь в этих своих подвалах?
Игоря немного смутил вопрос. Он не нашёлся, что ответить, кроме:
– Не знаю… себя, наверное…
5
Игорю вдруг вспомнилась Марина. Девушка, к которой они вместе с Пашей ходили в самоволку во времена службы в армии.
Марина любила Пашу, а тот ее – нет. Поэтому просил Марину спать с ними обоими. Потому что Игорь – Пашин лучший друг. А лучшие друзья должны всем делиться. Такой вот треугольник.
Игорь тоже Марину не любил, но сексом заниматься в девятнадцать лет ему очень даже нравилось. Поэтому его никогда беспокоила моральная сторона их с Пашей поступка. Ему казалось, что так и должно быть. Казалось, что девушку это устраивает.
Они приходили и сперва всегда пили ежевичное вино. Паша говорил, что это для романтичности, что Марина любит романтику. Пили, а потом трахались. Потом снова пили и снова трахались.
Теперь всегда, когда он слышит запах ежевики или ежевичного вина, то вспоминает запах деревенского дома, где жила Марина. Ей было двадцать с чем-то лет и даже скорее около тридцати. Родители умерли, мужа не было, половину лица уродовал шрам, полученный в детстве на сенокосе от острой косы.
А еще вспоминается запах ее кожи, вымазанной Пашиным грязным потом. Сам Паша сидит за тонкой дощатой стенкой и пьет крепкий чёрный чай. Разливает по грязным, заляпанным граненым стаканам ежевичное вино. На самом деле это брага из ежевики, малины и черной смородины. Марина и до появления Паши с Игорем часто ею напивалась.
Еще вспоминается дымный запах печки, которую Марина начинала топить за час до их прихода. Запах до боли знакомый Игорю, который прожил всю жизнь в самом убогом районе города в покосившемся деревянном доме на три семьи. Запах утренних сборов в школу и субботнего банного дня.
Забавно, но когда час назад они с Леной проезжали какой-то посёлок, где, по-видимому, топили то ли баню, то ли дом, он вспоминал про Марину. И воспоминания эти придавали ему уверенности.
«Лена, если бы ты знала всё о Паше… – думал он, – если бы ты только знала…»
Однажды Паша устал от грязной и уродливой Марины. От помойки, на которой та жила.
Так он сказал и решил больше не ходить.
А Игоря тянуло неимоверно. Ведь когда привыкаешь к постоянному сексу неважно с кем, то становится туго, когда он прекращается.
Тем более он был не согласен с Пашей и даже немного жалел Марину, потому что видел, как сильно та любит. Игорь ничего о любви к людям не знал. Но собак вот любил. Он знал, как хорошо, когда добрая большая собака рядом. Как она приходит ночью и ложится своей большой головой тебе на ноги. В детстве, когда мать (а отца у Игоря никогда и не было) уходила рано на работу и не возвращалась, пока не пропьет все деньги и не протрезвеет, именно собака дарила чувство, что он кому-то нужен. Не будь собаки, он бы лет в тринадцать с крыши сбросился или пошёл по воровской дорожке. А так приходилось заботиться и дорожить, не отвлекаясь на второстепенное.
Они много с Мариной разговаривали. Не в тот день, а раньше. Когда Паша сидел за стенкой и причмокивал густой черный чай вприкуску с сахаром, а сам Игорь лежал на Марине. Ему часто удавалось довести Марину до криков, после чего она ставала душевной, открытой, разговорчивой. Поэтому Игорь успел хорошо узнать эту уставшую девушку-женщину, даже понимал ее.
Когда в тот день Игорь пришел к Марине, она уже валялась пьяная. Игорь скрипнул дверью, постучал. Растряс ее. На руках девушки Игорь разглядел какие-то кровоточащие следы, как будто от укусов. Но не придал им значения. Она была живой, и Игорю было этого достаточно.
Раньше у них с Пашей такое уже случалось. Марина напивалась до беспамятства, а они продолжали. Она ведь изначально согласная была. Поэтому они никогда не думали о том, что ей может быть неприятно.
В тот день Марина очнулась после второго раза. Игорь шептал ей что-то о ее горячем нутре, о волшебстве, которое она ему дарит. А девушка проснулась и проблевалась. Игорь лишь держал ей голову, чтобы она не захлебнулась.
– Пашка где? – был ее первый вопрос, когда она пришла в себя.
– Нету, – сообщил Игорь, – не пришёл он.
– А кто тогда тебе разрешил меня лапать, – и голос такой пьяный-пьяный, язык заплетающийся.
– Так ну чё ты уж… мы же свои…
– Иди ты нахуй, я Пашку хочу ебать… Ты знаешь… – продолжает она. – Ты говно с его сапогов лизать не достоин… Так что, блядь, не трогай даже меня.
Игорь молчал. Было не обидно. Он понимал, что она просто влюбленная дура.
– Хочешь отведу тебя к нему? – Игорь даже толком не помнил, что заставило его предложить. Может всё-таки обида? Или желание сделать гадость Пашке за то, что ни во что Марину не ставит…
– Да конечно, блядь…
Они собрались, вышли, пошли к военной части.
Домой Марина уже больше никогда не вернулась.
6
Они вышли на сухой морозный воздух. Так их встречал ноябрь, месяц, который всегда мечтал быть зимним. Иногда ему это удаётся. В тот раз снег еще не выпал, но холодно было очень.
Игорь оглядел Марину. Она даже накинула на себя какую-то новую куртку. Откуда только у неё такая. Позже он вспомнил эту деталь и понял, что она так «красоту навела», чтобы перед Пашкой получше выглядеть.
Он повёл женщину (как он ее тогда про себя называл) тропой, которою ходил постоянно. Проторенная дорожка. «Шлюшья тропа» называл ее Пашка.
Шли молча. Игорь вдруг вспомнил кое-что и спросил:
– Слушай, это что у тебя за следы на руках? Укусы как будто…
– Не твоё дело, – огрызнулась Марина.
– Ну, чё ты, как будто тайна какая-то, – не унимался Игорь. Вокруг было темно, только фонарик дорогу освещал. Страшно было, хотелось разогнать страх разговорами. – Это Пашка тебя что ли так кусал?
– Конечно, Пашка, дождёшься его…
Хрип, горечь, сплюнула.
– Приходит ко мне медведь по ночам и кусает.
– Ага, гони-гони… медведь…
И вроде не верит Игорь в этого медведя, а всё равно страшно становится. Чёрт знает, что там за размытой дугой освещенного круга прячется.
– Медведь, ага, – продолжает Марина, – испугался? Он сейчас выйдет и на тебя кинется. Он может.
– Гони больше…
Когда подходили к воинской части, нужно было идти через заброшенную стройку. В советские годы собирались воинскую часть расширять. А в 90-ые всё думали, как эту часть распустить. Но в итоге ни часть не распустили, ни стройку до конца нулевых так и не возобновили. Остался лабиринт из покосившихся свай и извилистых коридоров фундамента.
Именно эта стройка и давала шанс двум распалённым солдатам сбегать из части, потому что было там место в заборе, где можно было проползти.
– Погоди, стой, – сказала вдруг Марина. Они стояли посреди стройки. – У тебя фляга с собой?
А у Игоря фляга всегда с собой была. Обычная такая солдатская алюминиевая фляга. Игорь всегда после секса пил много.
– Да, – говорит Игорь, – с собой, пить что ли хочешь?
– Давай сюда…
– На… – и отдал флягу. – Ты куда?
Марина взяла фляжку и куда-то пошла. В ответвление, где Игорь не бывал.
– Ты куда? – повторил он вопрос.
– Стой тут, не свети на меня, мне подмыться надо…
Игорь остался стоять. Светить не стал, хоть и думал об этом. Вроде как, ну что он там не видел, а позлить Марину можно. В девятнадцать лет озорства в человеке еще много.
Сначала услышал звук открывающейся фляги, затем знакомый звук льющейся воды. Она из солдатской фляжки с особым звуком вытекает.
А потом Марина разразилась матерным набором слов.
– Что случилось? – крикнул Игорь в темноту.
– Да чуть не ёбнулась, – Марина вышла в свет фонарика, – там яма какая-то… пошли дальше! На вот, – она протянула фляжку, – забери.
Игорь на секунду замялся.
– Чё, трахать меня не боишься, а фляжку после меня брать боишься, думаешь говном я ее замазала что ли? Урод!
– Да не, нормально, – сказал Игорь и взял фляжку. – Пошли дальше.
Он вывел Марину на пустырь, укрытый ото всех глаз.
– Постой здесь, – сказал ей Игорь, – я приведу Пашку.
Она осталась, а Игорь побежал в часть. Пролез под забором, прошёл мимо часовых, залез в казарму.
Нашёл Пашкину постель, растолкал друга кое-как. Заставил одеться и идти с собой.
– Нахуя ты ее сюда притащил, – яростным голосом шептал Пашка.
– Просилась она, я не знал, что ей сказать, – ответил Игорь.
– Нахуя сам пошел тогда к ней, если тупой такой, – уже безразлично, понимая, что ничего не исправить.
Они выбрались той же дорогой. Игорь остался стоять в стороне и просто наблюдал.
Пашка подошёл к Марине. Та прильнула к нему, целовать пыталась. Что-то изливала Пашке в полукрике. Руки его хватала, заставляла их обнимать себя. Потом бить его начала.
«Какая она маленькая», – вдруг подумалось Игорю тогда. На фоне них с Пашкой Марина казалась такой малышкой. Он почему-то никогда не воспринимал ее по росту. Может, потому что в постели рост не так важен и заметен.
Тогда Пашка заговорил. Вдруг. Внезапно. Как пулемёт, таившийся в засаде. Яростно и злобно затараторил громким шёпотом. Сжал руку Марины повыше локтя, больно так – видно было. Бросил малышку Марину на землю. Поднял. Ударил. Опять что-то ей кричал в ухо. «Не люблю», кажется. Или «Ненавижу». Или «Не приходи больше». Или всё сразу.
Еще раз бросил ее на землю.
– Нахуй иди! – крикнул Пашка напоследок в лицо Марине, развернулся и пошагал к Игорю. Когда поравнялся с ним, бросил: – Пошли спать! Не ходи больше к ней ебаться.
«Как шавку», – подумал Игорь. Так собак били его друзья, когда с ними наиграются, чтобы те потом не увязались. Просто мера воспитания.
– Ты иди, – сказал Игорь, – я ее провожу. Трахать не буду. Просто провожу.
Игорь и сам не понимал, что там в нём пробудилось. Жалостью он никогда не страдал. Всё-таки он любил с Мариной заниматься сексом. Позднее Игорь всё списывал именно на эту «любовь».
– Да хоть к чёрту иди! – рявкнул Пашка и пошёл спать. Не знал, Пашка, что это еще не конец истории.
7
Марина побежала через лабиринты. Игорь побежал за ней. Он уверен был, что она заблудится.
Бежал и вслушивался в ее шаги. Куда она повернула? Туда? Нет, направо. Бежал направо, освещая дорогу фонариком.
Но вдруг шаги прекратились.
– Марина! – крикнул Игорь, но ответа не получил. Лишь что-то мелькнуло на краю освещенной зоны. А потом раздался громкий невнятный звук позади. Разумеется, первое, что пришло в голову девятнадцатилетнему парню – медведь, о котором говорила Марина.
А если действительно медведь, то нужно его напугать.
– У-у-у-у! – закричал диким воем солдат.
– Ю-у-у-у! Ха-ха… – насмехался кто-то рядом. Детский игривый голос.
Игорь перевёл резким движением фонарик в сторону голоса. На краю светлой зоны выловил краешек кажется той самой нарядной курточки, в которой была Марина.
– Стой, Марина! Там ямы могут быть! – крикнул он в спину женщины и побежал туда.
Как он не заметил ямы? Он много раз об этом думал потом. В итоге решил, что просто был рассеян. Но тогда ему точно казалось, что он бежал за курткой, которую видел впереди. Если она бежит, то ему что может статься?
Однако же, сталось. Упал он. В яму. Прямиком на спину мёртвой уже Марины. Она упала, видимо, совсем неудачно. На шею. И сразу ее сломала.
А Игорь выжил. Сидел там в темноте колодца. Выбраться не получилось никак. Сидел и замерзал. Он ведь, чтобы легче было бежать к Марине, оделся легко, совсем не по погоде.
Когда устал прыгать и пытаться согреться, положил Марину к стене и прислонился к ней спиной. Сидел так.