– Что ты делаешь, Маша? Зачем так говоришь? – он обнял ее, притянув к себе, заглянул в лицо.
– Может, у вас это семейное, я же не знаю. – Она всхлипнула, безвольно повисла на его руке, словно тряпичная кукла. Захотелось прижаться сильнее, чтобы ощутить тепло, которого так не хватало.
– О чем ты говоришь? – его голос уже спокойный, но взгляд синих глаз все такой же взволнованный. Смотрит хмуро с тревогой. – Не плачь, Маша, лучше скажи, что с тобой случилось?
– Я ненавижу тебя! – она опустила глаза, уронила плечи, невольно прижалась к нему, вздрогнув от порыва ветра.
– За что? – его шепот ласковый, бредет по замерзшему телу.
Максим снял с себя куртку, набросил на ее дрожащие плечи, заглянул в ее лицо, и она увидела, как его глаза расширились от ужаса. – Что это за синяки у тебя?
Она всхлипнула, попыталась отвернуться, но он не дал ей этого сделать. Требовательно взял ее за подбородок, повернул к свету дорожного фонаря, посмотрел на исцарапанные руки, на запястья с сине-желтыми разводами, на разбитые и опухшие губы.
– Откуда это у тебя?
– Дальше смотреть будешь? – она усмехнулась.
– А есть еще на что посмотреть?
– Есть. – Она улыбнулась, в глазах заполыхала ярость.
Он вдруг громко выдохнул, отпустил ее. Она не без усилия удержалась на ногах. Максим засунул свои руки в карманы джинсов, отступил. Посмотрел на нее, в глазах – злость.
– Так, значит, это была ты?
– Где? – усмехнувшись, наиграно легко спросила Маша.
– Там, в подвале. Я слышал, эту грязную историю.
– Не продолжай! – Маша резко дернулась. – Я не хочу об этом!
– Я серьезно. Скажи мне.
Маша отвернулась, шмыгнула носом от новой подкатывающей к горлу истерики. Он взял ее за локоть, тихо, но жестко сказал:
– Скажи мне правду, Маша! Это действительно очень важно! Это была ты? Это про тебя говорили?
– Что говорили? – с вызовом спросила она, ударив его ладонями в грудь. – Что я? Откуда я знаю, кто тебе что говорил!
– Скажи мне!
Машу затрясло и от холода и от гнева, захотелось ударить его со всей силы и бежать, куда глаза глядят. Но сил не было, поэтому она всего лишь устало переминулась с ноги на ногу, когда он взял ее за плечи и снова сказал:
– Расскажи мне.
Маша всхлипнула, стараясь не встречаться с ним глазами.
– Я не хочу об этом говорить.
– Они что, изнасиловали тебя? – его лицо исказилось болью. Голос – тихий шепот. – Или ты сама пришла к ним?
– Сама? – она усмехнулась, сжав зубы, попыталась вырваться. – Пришла к ним невинной девочкой? Сама? Чтобы один из этих подонков стал моим первым мужчиной?
– Тише, тише, успокойся, я просто предположил. – Он притянул ее к себе, крепко сжал.
– Да мне было так тошно и страшно, что я просто хотела умереть!
Он стиснул зубы, сказал медленно, протягивая слова:
– Идем! Я отведу тебя домой.
– Нет, я не хочу домой. Там милиция.
Он остановился.
– Что опять у вас случилось?
– Отец разбил окно, с кем-то ругаясь. Соседи вызвали наряд, и я с бежала.
Он мотнул головой, холодно произнес:
– Пойдем в милицию, напишешь заявление.
– Какое заявление?
– Как какое? – он больно дернул ее за руку, она засеменила следом. – О том, что с тобой сделали, ты ведь хочешь, чтобы их наказали?
– Но тогда все узнают!
– Никаких но!
– Твоего брата посадят!
– Есть за что! – Максим резко остановился. То ли от мороза и ветра, то ли от ярости, его лицо покраснело. – Этого нельзя так оставлять.
– Я не хочу никому ничего рассказывать. – Маша всхлипнула и снова заплакала. – Все узнают, я не хочу этого позора, мне и так хватает. На учебе тогда вообще не будет жизни, отец все узнает…Не хочу! Пожалуйста, Максим, не надо!
Он смерил ее долгим взглядом, тихо сказал:
– Хорошо, отложим этот разговор, а пока я провожу тебя домой. – Он нежно сжал ее ладонь. – Решу один вопрос, а потом, если хочешь, вернусь к тебе.
– Я не хочу домой, там слишком много народу.
Максим прерывисто выдохнул.
– Сиди тогда в моей машине, но учти, мне надо будет уйти.
– Хорошо. – Маша пожала плечами.
– Замерзла? Давай идем.
Максим поежился от ветра, одну руку засунул в карман спортивной кофты, другой крепче сжал ее ладонь. Она вновь вздрогнула.
– Запомни, Маша – я никогда не обижу тебя. – Сказал он, обернувшись. – Ты поняла?
– Да. – Она и так это знала.
Они вернулись к машине. Маша села, и как только Максим завел двигатель – подставила продрогшие пальцы к печке, сказала сухо:
– И ты запомни: я не хочу больше никогда возвращаться к этому разговору.
Он со вздохом кивнул. Несколько минут молчал, смотрел в ночь за окном, а потом вдруг спросил:
– Может, показать тебя врачу?
– Нет.
Снова тяжелый вздох.
– Скажи мне только одно, и навсегда закроем эту тему, ладно?
Маша кивнула.
– Игорь тоже во всем этом участвовал?
Она хмыкнула:
– Игорь? Ты еще спрашиваешь? Он не просто участвовал, это он, лично, притащил меня к ним. – Маша повернулась к Максиму, с ненавистью прошептала: – Видишь мое лицо? Это все дело рук твоего брата!
Максим со злобой усмехнулся, смерил ее взглядом, а потом так же молча открыл дверь и вышел из машины. Маша окликнула его – слишком страшным показался ей его взгляд и тогда он вернулся и тихо сказал:
– Жди меня здесь и не смей никуда уходить. Поняла?
– Поняла. – Буркнула Маша, пытаясь согреть ладони – из печки, наконец, подул теплый воздух.
Не прошло и десяти минут, как Максим вернулся, но не один, а с друзьями. Маша напряглась, когда он сел и молча, повел машину по проспекту.
– Я отвезу тебя домой. – Сказал он, заметив ее волнение. – А позже заеду к тебе.
Она пожала плечами. Он остановил автомобиль у ее подъезда, Маша посмотрела на тёмные окна своей квартиры. Света нет, а значит, гости разошлись, или всех, включая отца, забрали в милицию, как уже бывало не раз.
– В квартире сейчас, наверное, такой же холод, что на улице, а впереди зима. – Максим пригнул голову, посмотрел на сияющую дыру в кухонном окне. – Завтра что-нибудь придумаем с окном, а пока иди.
Она удивленно выгнула брови, встретилась с ним глазами. Он кивнул на дверь, улыбнулся, и она смущенно отвела взгляд.
Маша вернулась домой, в холодную квартиру, такую запущенную и унылую, что сердце тревожно сжалось. Заглянула на кухню, на которой был, перевернут стул, разбросаны по столу окурки, а из дыры в окне дул страшенный ветер. Она поежилась, вышла, закрывая за собой плотно дверь, прошла по коридору, заглянула в большую комнату – хаос и беспорядок, сильный запах спирта – вот где не мешало бы выбить окно, подумала она и тоже закрыла эту дверь. Лишь в ее небольшой комнате еще не умер уют и ощущение покоя. Она села на кровать, обессилено уронила голову, подумала о матери – как ей её не хватает…
…Максим вошел в подвал вместе с Денисом, который уже всё знал. Не разбираясь, и не отвлекаясь на лишние слова, с ноги ударил в грудь стоявшего с сигаретой в зубах Матвея, тот отлетел к стене и молча, сполз по ней, так и не поняв, что произошло. Пока Денис таким же способом расправлялся с Леней, Максим, медленно, словно хищник, готовящийся к прыжку, двинулся на Игоря. Брат нервно отбросил в сторону окурок, сузил от страха вмиг протрезвевшие глаза.
– Макс, ты что творишь? – Игорь попятился назад, загнав себя в угол. – Ты из-за Котовас так злишься что ли? Поверь, она того не стоит!
– В кого ты такой урод? – Максим с ненавистью сплюнул, двинулся на него, сжимая кулаки.
– Не надо, Макс! Мы же братья.
Удар, глухой звук и на губах у Игоря кровь. Снова удар – глухой быстрый щелчок, и Игорь лежит на мокром полу.
– Ублюдок!
Игорь сплюнул на пол кровавые слюни, с отвращением и ненавистью посмотрел на старшего брата, процедил сквозь зубы:
– Глаз на нее положил, да? На эту оборванку? Я давно это заметил! Да тебя мать с отцом с лица земли сотрут, если узнают…
Максим схватил брата за грудки и, поднял над полом, прижал к стене:
– А как ты думаешь, маленький мерзавец, что они сделают с тобой, когда узнают, чем их любимчик занимается? И еще подумай: что делают с такими как ты в тюрьме.
Максим разжал пальцы, и Игорь тряпичной куклой упал на пол. Глаза его расширились от страха, и он залепетал быстро-быстро, бессвязно путая слова, бросился к ногам старшего брата:
– Не говори никому, Макс, ты с ума сошел? Мне же не жить тогда!
– Это твои проблемы.
– Да она даже не сопротивлялась.
– Заткнись! – Макс отпихнул носком ботинка его руки. – Закрой свой мерзкий рот!
Денис подошел, отряхивая руки. Леня и Матвей стонали, облокотившись о мокрую стену подвала. Максим развернулся, сделал шаг в сторону лестницы, но за спиной послышался смех Игоря.
– Поверь, Макс, она того не стоит. И не стоила! А теперь и подавно.
Макс остановился. Денис нервно дернул плечом, попытался перехватить Максима, но он резко дернулся, разворачиваясь. Глухой звук и Игорь лежит на полу. Снова удары. У младшего брата лицо в крови, на стенах бурые кляксы, а Макс все не может остановиться. Денис схватил его за крутку, потянул на себя.
– Хватит, Макс, ты же убьешь его! Остановись!
Максим с ревом отпрянул, только когда Игорь перестал шевелиться. Вокруг побелевшего лица брата растекалась алая лужа крови. Макс выдохнул, Денис наклонился, прощупывая пульс. Дверь подвала скрипнула, они обернулись – Илья и рыжий Коля кивнули на выход.
– Идемте, кто-то милицию вызвал, пока мы этих малолеток метелили.
– Макс, уходим! – сказал Денис, отталкивая его от брата.
– Жив?
– Жив. – Кивнул Денис. – Скорую надо вызвать.
Максим поднялся на второй этаж. Нахмурился – дверь в квартиру открыта – заходи, кто хочет. Он невесело усмехнулся, толкнул ногой замасленную грязную дверь, та жалобно скрипнула, открываясь. В коридоре горит свет, освещая грязный, затоптанный пол, потертые обои, табурет с облупившейся краской на ножках, на котором лежит кипа старых журналов по медицине. Максим прошел по коридору мимо двери на кухню, плотно закрытой – в щель у самого пола сквозил ледяной ветер. Остановился у следующей двери, прислушался – легкий стон и всхлипы.
– Маша, это я. Можно мне войти?
За дверью на мгновение все стихло, затем раздался шорох, и в появившуюся щель показалась ее заплаканная мордашка.
Макс усмехнулся, аккуратно толкнул дверь.
– Как ты?
Она запахнула большой махровый халат, накинутый поверх джинсов и голубого свитера, села обратно в свою кровать, поджав ноги, натянула одеяло до самого носа, слегка откинулась на подушки.
– Я присяду? – он бегло окинул взглядом маленькую комнату, требующую ремонта, бедновато обставленную старой мебелью, но чистую и говорящую – здесь проживает девчонка – над кроватью постеры певиц и рок-групп, в углу у комода большое зеркало, украшенное открытками, а рядом на шкафу пушистые зайцы.
Она кивнула, и он сел в кресло напротив нее.
– Как ты?
– Никак. – Она мотнула головой. Лицо запылало огнем – то ли от его откровенного взгляда, то ли оттого что он всё знает – и как она живет и чем, и с кем… Зато теперь ему понятно, почему она такая оборванка – в сердце и в доме – бедность и хаос.
Макс тяжело выдохнул, посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом, а она на его руки – ссадины от ударов.
– Что с руками? – спросила она. В гулкой тишине услышала, как бьется ее сердце. И казалось, громче обычного тикают настенные часы.
Он мотнул головой:
– Не важно.
– Учил их жизни? – Маша усмехнулась. – Ну и как? Успешно?
– Нет, – он снова мотнул головой. – Таких гадов уже ничто не исправит, но не будем об этом, я тут кое-чего принес тебе.
Маша перевела взгляд на пакет в его руках.
– Что там? – Ей пришлось с любопытством вытянуть голову, скинуть одеяло.
– Да так, сладости всякие. – Он улыбнулся, раскрыл пакет. – Ну, иди, посмотри.
От неожиданности она даже не противилась, вылезла из-под одеяла и подошла. Он протянул ей пакет – шоколадки, печенье, сок.
– Ты как дед Мороз! – она фыркнула от дурацкого сравнения, взяла шоколадку. – В детстве я всегда писала письма деду морозу и просила подарки.
– Приносил?
– Не помню, – она пожала плечами. – Наверное, нет.
Он усмехнулся и вдруг протянул руку, убрал с её лица волосы. Маша замерла, а потом, всхлипнув, сказала:
– Я так хотела, чтобы это был ты.
Перед глазами снова страшный подвал, чужие руки, чужие губы. Тело содрогнулось болью – воспоминания не ушли, как она не старалась их стереть. Они еще слишком живые, чтобы просто так из ее головы. И показалось, что мир остановился, секунды повисли в воздухе, повязли в ее откровенности, как мухи в меду. Зачем это она?! Зачем…
– Извини! – она почти взвизгнула, закрывая руками пылающее от стыда лицо.
Максим казалось, смутился не меньше. Некоторое время молчал, смотрел на нее долгим взглядом.
– Только не плачь. – Наконец, сказал он порывисто, и вдруг протянул руку, прикоснулся к ее тонкой талии и силой притянул к себе.
Маша охнула. Села к нему на колени, без страха уткнулась лицом в его грудь, шмыгнула носом.
– Не плачь, Маша. – Его руки скользнули по ее голове. – Все наладится.
Она кивнула. Глаза закрыты, голова тонет в приятном головокружении – как от него пахнет! И ей вдруг хорошо сейчас – спокойно и приятно.
– Я совсем тебе не нравлюсь? – её собственный голос как сквозь толстый слой ваты.
– Нравишься, глупая, знаешь ведь. Красивая ты, Маша, высокая, на возраст свой никак не тянешь. Но я, к сожалению, знаю, что ты еще малышка.
Маша улыбнулась, зачем-то продолжила говорить глупости:
– Я тебе не пара.
– Это все чушь. – Он усмехнулся. – Лучше, давай, съешь шоколадку.
Он подтолкнул ее, и она поднялась, робко взяла пакет из его рук, тот оказался увесистым. Пожалуй, это первый ее подарок за последние годы. А когда-то, почти такой же пакет со сладостями приносил домой отец, всякий раз, в канун нового года.
– Спасибо. – Она вернулась к постели, забралась с ногами.
Максим поднялся с кресла, когда она увлеченно зашелестела обертками конфет.
– Я, наверное, пойду.
Она удивленно вскинула голову, пожала плечами:
– Если хочешь…
– Увидимся. – Он улыбнулся. – Я завтра зайду к вам, что-нибудь придумаем с окном на кухне, хорошо?
– Да.
– Вот и отлично! Ну, тогда, пока, Маша. До встречи.
Так и проходили последующие дни – Маша сидела дома, в своей комнате, являющейся для нее островком спокойствия в бушующем океане жизни, совсем не выходила на улицу, и намеренно не появляясь на учебе, и даже с Галей, периодически заходившей к ней, особо не разговаривала и не откровенничала. Улыбнулась только, узнав от нее, что Игорь в реанимации – сотрясение мозга и перелом черепа и его друзья прилично пострадали в драке, что случилась во дворе соседнего дома. Галина все гадала, кто их так и за что, а Маша смотрела на нее, сощурившись, и молчала. Она-то знает кто и за что. Он. За нее.
Отец все так же пил и все реже появлялся на работе, а в начале декабря его уволили. И снова мир погрузился во мглу, и лишь визиты Максима, хоть и не долгие, всего лишь на несколько минут, освещали ее путь лучами радости и света. Он всегда приходил, улыбаясь, и всегда что-то ей приносил.
– Подкармливаешь меня! – засмеялась Маша, когда он в очередной раз пришел к ней.
– Держи. – Он протянул ей два больших пакета. – Небольшой презент тебе.
– Спасибо. Может, пройдешь? – Маша улыбнулась, опуская подарки на пол, в глазах мелькнула надежда: – Чай будешь?
Она видела, что он уже собирался уходить, как обычно, стараясь не задерживаться, но сегодня вдруг в нерешительности замер.
– Пойдем. – Довольно улыбнулась она и потянула его за рукав спортивной куртки. – Отца нет уже вторые сутки, он у Татьяны, а мне скучно одной и одиноко.
– Хорошо. – Максим не особо сопротивляясь, сдался, прошел вслед за ней на кухню. На столе новая скатерть, а вставленное им же стекло в старые рамы окна – задернуто плотной, в цвет скатерти, шторой.
– Ты присаживайся. – Маша заметалась по кухне: поставила на плиту чайник, достала из шкафа чайные пары.
Максим снял куртку, сел за стол. Окинул ее взглядом – за месяц их общения она изменилась, повзрослела и, кажется, у нее, наконец, появился на лице румянец. Кажется взрослее, на вид как его однокурсницы по учебе, наверное, из-за высокого роста и не детской грусти в глазах. Маша, словно почувствовав на себе его взгляд, улыбнулась, карие глаза заблестели под светом бордового над головой бра.