4 ноября 1862 года архимандрит Савва был хиротонисан во епископа Можайского, второго викария Московской епархии. Хиротонию совершал митрополит Филарет в Успенском соборе Московского Кремля в сослужении архиепископа Евгения (Казанцева) и епископов Леонида (Краснопевкова) и Никанора Фиваидского (впоследствии патриарха Александрийского).
«Слезы струились из глаз первосвятителя, – писал преосвященный Леонид, участвовавший в этой хиротонии, – когда у престола, над главой коленопреклоненного поставляемого, читал он тайные молитвы, а Евангелие и руки архиереев возлежали на ней. Да, дивны пути Промысла Божия в судьбе преосвященного Саввы. Сирота прежде рождения достигает и высшего образования, и почестей высшего звания в Церкви. На 32-м году жизни отец Савва только что окончил курс академический, а 43-х лет он – архиерей. При самом выходе из академии сходит с дороги училищной службы и делается впоследствии ректором академии; действует с такой прямотой, что, по-видимому, разрушает свое внешнее благополучие, и, однако же, прежде многих старейших призван к высшему служению Церкви».
Несмотря на новое высокое положение, он сохранил прежние отношения со своими товарищами и всегда говорил, что «в дружбе чины забываются».
В ведении епископа Саввы находились церкви и монастыри, входившие в круг ведомства Можайского духовного правления. Много поручений он выполнял и своего архипастыря – любимого им митрополита Филарета (Дроздова): обозревал духовные заведения, следил за исполнением дел в консистории. Работа под руководством многоопытного и мудрого святителя оказала огромное влияние на дальнейшую службу владыки Саввы. Он приобрел богатый духовный опыт, воспитал в себе чувство меры к человеческим слабостям и усвоил все примеры в управлении своего знаменитого руководителя: твердость, соединенную с осторожностью, ревность, свободную от фанатизма, и благодушие, не переходящее в слабость.
17 июня 1866 года владыка Савва получает назначение на самостоятельную епархию: Полоцкую и Витебскую. Очень тяжело переживал разлуку со своим викарием святитель Филарет. «Отнимают у меня правую руку, моего викария, лучшего моего помощника», – говорил он.
19 ноября 1867 года святитель Филарет скончался. Его утрата была невосполнимой для владыки Саввы. С этого времени он начинает заниматься подготовкой и изданием бумаг покойного святителя Филарета, воздавая долг своему любимому учителю.
Служение в Полоцкой епархии было особенно многотрудным для владыки Саввы. Недавно воссоединенная из унии, бедная средствами духовными и материальными, епархия эта стоила преосвященному Савве многих забот и огорчений. В письме к наместнику Троице-Сергиевой лавры архимандриту Антонию (Медведеву) от 2 апреля 1867 года он писал: «В настоящем, не обинуясь скажу, тягостном моем положении для меня единственным утешением служит воспоминание о дорогой Москве и добрая память Москвы о мне». Храмы в епархии были бедны и неблаголепны, монастыри с малым числом братии и с скудными средствами, народ в отдельных местностях придерживался унии. «Приходилось иногда впадать чуть не в малодушие среди разнообразных огорчений и искушений, – писал он к преосвященному Леониду (Краснопевкову), – бури, воздвигаемые на мою душу разными врагами, и внутренними и внешними, и своими и чужими, часто до глубины возмущали мое сердце». Утешение в скорбях он находил в Москве, среди тамошних добрых людей, которые не оставляли его и советами, и материальной помощью на благоукрашение храмов.
Труд епископа Саввы в Полоцкой епархии был поистине равноапостольный. Выражения Высочайшей грамоты как нельзя лучше характеризовали благотворную деятельность преосвященного Саввы в Полоцкой епархии: «…неутомимые труды по приведению в благоустройство вверенной Вам воссоединенной паствы и постоянная заботливость об окончательном слиянии ее с древлеправославною» – и указывали ту великую для Церкви и Отечества задачу, которую он всеми силами старался выполнить и, сколько мог, действительно выполнил. К концу управления «и свои и чужие» увидели, что напрасно огорчали святителя, отдавшего всего себя делу благоустройства епархии.
7 декабря 1874 года владыка Савва был переведен на Харьковскую епархию, где пробыл пять лет. Перевод на новую кафедру владыка рассматривал как Промысл Божий и любил повторять, что «мы счастливы больше тогда, когда следуем указанию Промысла, нежели когда сами пролагаем себе путь». Девизом его архипастырской служебной деятельности было: польза и слава Православной Церкви, честь и благо паствы.
15 декабря 1876 года архиепископ Леонид (Краснопевков) скоропостижно скончался во время обозрения вверенной ему Ярославской епархии. Потеря друга была еще одним тяжелым ударом для владыки Саввы, и очень неожиданным. В память о друге он издает «Воспоминания о высокопреосвященном Леониде, архиепископе Ярославском и Ростовском». (Харьков, 1877). Книга имела большой успех. В адрес владыки Саввы поступило много благодарственных писем за это издание. Протоиерей В.П. Нечаев писал: «Книга знакомит читателя с личностью его (владыки Леонида. – Ред.), с его внутреннею жизнью, с его характером, склонностями, привычками, с его отношениями семейными и церковно-общественными. В ней много данных не только для его биографии, но вообще для русской церковной истории нашего времени. Главное достоинство заключается в искренности выраженных чувств. Но если были какие недостатки в преосвященном Леониде, они бледнеют в сопоставлении с несомненными достоинствами: его аскетизм, его пастырская ревность – образец для подражания архиереям».
Литератор Лихницкий писал:
«В настоящий век, век по преимуществу эгоизма и меркантильности, дружественные отношения основаны по большей части на расчетах, взаимных выгодах; друг остается другом, пока только он в силе, славе, пока богат; пока, так или иначе, может быть нам полезен, выгоден, необходим. Не только со смерти друга умирают в нас и чувства привязанности к нему; нет, смерть постигает дружбу и раньше, постигает, как только изменяются взаимные отношения друзей. Дружественные отношения, основанные исключительно на взаимном духовном единении, на влечении одной души к другой и продолжающиеся не год, не два и не один десяток лет и сохраняющиеся во всей полноте даже и по смерти друга, согласитесь, явление редкое, пример, достойный подражания. Письма преосвященного Леонида до того хороши, до того назидательны и настолько увлекательны, что некоторые из них с наслаждением перечитывал я несколько раз и при чтении испытывал то же биение сердца, какое ощущал, помню, когда впервые читал нашего бессмертного Пушкина».
23 апреля 1879 года владыка Савва получил назначение на последнюю в жизни кафедру – Тверскую, а 20 апреля 1880 года возведен в сан архиепископа. Непрестанная забота о благоукрашении храмов Божиих, о благоустройстве духовно-учебных заведений, попечение о внутреннем благоустроении иноческой жизни, частые периодические посещения епархии во всех ее уголках – вот предмет постоянной деятельности владыки Саввы на Тверской кафедре.
Господь одарил преосвященного Савву высокими дарами духа: умом светлым, крепким, основательным, умудренным опытностью; сердцем добрым, благостным, глубоко верующим, открытым, любвеобильным, подобно сердцу матери, сострадательным к скорбям сирых, вдовиц и несчастных; волей и характером мягким, когда нужно было оказать благость, снисходительность, и твердым, когда нужно было оказать справедливость и удержать или обуздать зло. Вся жизнь и деятельность его была проникнута самой высокой христианской любовью к пасомым, самым искренним желанием им добра.
13 октября 1896 года окончились земные дни высокопреосвященнейшего Саввы. Перед кончиной он был напутствован Святыми Христовыми Таинами. Глубокая, проникавшая все его существо вера в промышление о нем Божие не оставляла его от первых дней юности до кончины. Погребен владыка Савва был в Спасо-Преображенском кафедральном соборе Твери. К сожалению, захоронение его не сохранилось, так как в 1935 году собор был взорван.
Сорок лет продолжалась учено-литературная деятельность высокопреосвященного Саввы, не прекращавшаяся ни на один день, несмотря на управление кафедрами. Его ученые труды, принесшие великую пользу Церкви и Отечеству, отличались основательностью исследования, обилием исторических сведений, твердостью мысли и убеждения. В 1894 году владыка Савва был удостоен ученой степени доктора церковной истории.
Особое место в литературном творчестве высокопреосвященного Саввы занимает «Хроника моей жизни. Автобиографические записки высокопреосвященного Саввы, архиепископа Тверского и Кашинского». Свои записи он начал писать в 1876 году и окончил в 1892 году. В последние годы владыка Савва стал терять зрение, и поэтому записи были написаны не собственноручно, а под диктовку. В письме к Ф.И. Буслаеву он писал: «Продолжаю ли я “Хронику своей жизни”? Продолжаю мало-помалу. Но появится ли эта “Хроника” когда-либо в печати – это вопрос будущего. По всей вероятности, мне придется оставить ее в рукописи на память потомству». Издание было осуществлено спустя два года после кончины владыки Саввы, в 1898 году в Сергиевом Посаде, в издательстве А.И. Снегиревой. В предисловии издатели писали:
«Талантливый наблюдатель, высокий художник слова, православный богослов и в то же время благодушный и спокойный человек, он в своей “Хронике” обнимает историю большей половины истекающего столетия и освещает ее тем правильным и ясным светом, который может исходить из сердца лишь истинного христианина».
* * *
Издательство Сретенского монастыря благодарит сотрудников рукописного отдела Российской государственной библиотеки за предоставленную возможность использовать в подготовке книги материалы из архива владыки Саввы (Тихомирова), фонд 262.
Галина Гуличкина
Детство. Годы учебы в Шуйском духовном училище и Владимирской духовной семинарии
1819 год
От чрева матере моея Ты еси
мой покровитель… Не отвержи мене
во время старости: внегда оскуде-
вати крепости моей, не остави мене.
Пс. 70, 6, 9
Я родился 15-го марта 1819 года. Родители мои были Михаил Сергеевич и Стефанида Ивановна.
Отец мой был сын диакона Крестовоздвиженской церкви села Палеха Вязниковского уезда, Владимирской епархии Сергея Никитича; родился 20-го сентября 1783 года. Оставшись в малолетстве круглым сиротою, он воспитывался в доме священника и благочинного того же села Палеха Ивана Ефимовича Дмитревского (уроженца Вологодской епархии), женатого на сестре деда его, Никиты Феодоровича, Ирине Феодоровне. 11-ти или 12-ти лет он, обучившись грамоте, определен был к той же Крестовоздвиженской церкви, при которой был его отец, на должность пономаря и вскоре посвящен был в стихарь.
Мать моя, Стефанида Ивановна, родилась в 1788 году, была дочь также диакона села Гориц Шуйского уезда, Суздальской (ныне Владимирской) епархии Ивана Ивановича. Дед ее, также Иван Иванович, был дьячком в селе Горицах, а прадед отец Иоанн в том же селе был священником. Овдовевши, он поступил в число братии в Николо-Шартомский монастырь, находящийся от Гориц в 4-х верстах. Здесь, принявши монашество с именем Иоасафа, он возведен был в 1780 году в сан игумена, но в ночь на 29-е число августа 1786 года неизвестно кем был убит в монастыре, как замечено в старинном монастырском синодике[1].
Как у моего родителя была только одна сестра Аграфена Сергеевна, бывшая в замужестве за священником в селе Богородском Шуйского уезда отцом Александром, так и у матери моей был только один брат Петр Иванович, который был сначала дьячком при Горицкой Богородицкой церкви, а потом при той же церкви диаконом.
Отец мой, как мне его описывали, был невысокого роста, с русыми волосами и красивым лицом; при живом и веселом характере, отличался любознательностью и пользовался добрым расположением прихожан и родных, коих как в Палехе, так и в Горицах было очень много. Кроме исполнения своих служебных обязанностей по церкви, он занимался домашним столярным ремеслом – вставкой в оконные рамы стекол, и даже художеством – иконописью. Известно, что во второй половине XVIII столетия палеховцы заимствовали искусство иконописания от иконописцев г. Шуи – главного тогдашнего центра старинной Суздальской иконописи[2]. У меня и теперь цел образ Божией Матери Всех скорбящих Радость – произведение кисти моего родителя. Впрочем, на этом образе ему принадлежит только доличное, т. е. платье, а лица писаны другим, более искусным мастером. В Суздальской, а равно и в Палеховской иконописи существовало следующее разделение труда: один левкасит, т. е. грунтует алебастром, смешанным с простым клеем, доски, другой по заготовленному на доске рисунку пишет лица, третий – доличное (платье), четвертый подписывает, пятый накладывает серебро, шестой окрашивает поля (края образа) и последний олифит[3].
У родителей моих было 12 дочерей и ни одного сына: поэтому, естественно, отцу моему чрезвычайно хотелось иметь наследника – сына, и Господь внял его пламенному желанию; но ему не дано было утешения видеть появление на свет желанного сына.
В январе 1819 года Михаил Сергеевич был в Горицах у своей тещи Анны Васильевны в гостях. Возвращаясь оттуда домой, он сильно простудился и, после кратковременной болезни, 25-го числа того же января скончался на 36-м году от рождения, оставив беременную жену с тремя дочерьми.
Вознесенская церковь в с. Горицы на берегу реки Тезы
Мать моя, Стефанида Ивановна, вскоре после кончины своего мужа оставила Палех и переселилась с дочерьми на свою родину в село Горицы, где у нее оставались еще в живых мать, Анна Васильевна, и младший брат. На первый раз она поместилась у брата своего, диакона Петра Ивановича, в особом небольшом флигеле на дворе, и здесь-то 15 числа марта 1819 года разрешилась от бремени рождением первого и последнего сына, которого во святом крещении нарекли Иоанном в честь преподобного Иоанна, списателя лествицы, коего память совершается Церковью 30 марта. Восприемниками при моем крещении были: означенный диакон – Петр Иванович и старшая его дочь девица Елизавета Петровна, которая вскоре после того скончалась. Итак, мне суждено было, по воле Божией, родиться не под родительским кровом, а в чужом, хотя и родственном доме. Не было ли это предзнаменованием моей страннической жизни, моего постоянного перехождения из места в место, из града в град?
Младенчество мое, как мне сказывала старшая сестра, сопровождалось болезнями и лишениями. На первом же году жизни я страдал от кровавого поноса и был в крайней опасности жизни. От этой болезни меня лечили красным вином с растопленным сургучом и поили водой с какого-то целебного камешка, хранившегося у какой-то благочестивой, а может быть, суеверной старушки, известной под именем Малинки. Как бы то ни было, но храняй младенцы Господь сохранил мою слабую жизнь и хранит ее, по Своему неизреченному милосердию, до сего дня. Для моего питания требовалось молоко, но у матери моей своей коровы еще не было, а просить молока у брата своего, у которого была корова, она, вероятно, стеснялась, так как у него было свое немалочисленное семейство. К моему счастью, нашлась в соседстве одна добрая и сострадательная крестьянка, Феодора Михайловна Чайкина, которая, тайно от родных моей матери, каждый день доставляла для меня свежее молоко. Я помню хорошо эту благодетельную мою кормилицу, но ее давно уже нет в живых. Упокой, Господи, ее добрую душу.