– Правда, что она откусила тебе руку? – восхищенно спросил Эмиль Ламбер с фермы Ламбер. Ему было девять, но он уже ходил во второй класс с старшей сестрой.
– Правда, – сказал Бен и спрятав кисть в рукав, поднял руку.
Эмиль восхитился еще больше и торопливо удалился к своим.
– Вот этого мне еще не хватало, – сказал Бен. Такое внимание к его персоне, вопреки ожиданиям, начинало раздражать.
– Не бери в голову, Бен, – сказал Ру умную фразу и неловко похлопал его по плечу, – Эмиль конечно загнул, но вот пара ребят не прочь взглянуть на ожог. Я обещал устроить.
– Нет, – отрезал Бен.
– Да ладно тебе, за два гляса.
– Нет!
Ру горько вздохнул.
– Ладно, надеюсь ты передумаешь, пока он не зажил.
Арчер едва закрыл дверь, как Ру выложил перед Беном три цветных стеклышка. Одно из них, зеленое, Бен даже узнал.
– Сегодня игра, Бен, идешь со мной? А по пути расскажешь во всех подробностях как там, в восточной роще. Ходят слухи, что вы могли и не вернуться.
Бен кивнул. Но по какой – то причине, рассказывать о походе ему не хотелось. Хотя весь город гудел новостью, что по реке в результате похода было сплавлено целых девять стволов, вместо ожидаемых четырех.
Игра была на новом месте. Разведчики донесли, что про старое место игр за городским амбаром взрослые прознали, и даже стали следить, потому сегодня играли прямо за школой, не опасаясь господина Арчера, который по делам был вызван в Совет.
В тот день за школой собрались сильнейшие игроки ферм, и даже тот парень в шортах. Не было только Курта Линквуда по понятным причинам. Зато были оба брата Ганн. У старшего Ллойда горло все еще было обмотано шарфом. Арбитром был младший сын Корвинов.
С мешочком, на четверть заполненном разноцветными глясами, Ру чувствовал себя богачом. Он, не думая, сразу поставил на кон два очень дорогих гляса, выигранных не так давно на празднике Линквудов и снискал жгучую зависть и восхищение.
– Играем в короткую, поле три четверти, – объявил арбитр, выставляя руку для ставок.
– Ру, где разжился стеклом?
– Не ваше бедняцкое дело, играйте.
– Ну, это ненадолго.
Но Ру, как ни странно, снял кон вдвое больший, чем ставка, удалив из игры одного, совсем уж бедного на стекло, мальчика. Глядя на несчастное чумазое лицо, Бен хотел его подбодрить, но понятия не имел, какие слова положено в таких случаях говорить у игроков.
Ру играл профессионально. Было похоже, что визит к Линквудам пошел ему на пользу. Проиграв три не слишком хороших гляса, Ру приобрел почти десяток идеальных цветных стеклышек, которыми не стыдно было блеснуть на игре. Еще двое пунцовых от злости игроков заняли свое место возле не играющего Бена.
– Жулишь, Ру!
– Иди, играй с котятами.
– Ставка по три. Поле полное. Играем длинно, – объявил арбитр, – Начинаю я.
– Отлично, меняем поле. Ру, тебе сегодня везет, сидишь напротив солнца.
Игра продолжалась недолго, пока в игру не вступили Ганн. Ллойд оказался плохим игроком, Эду везло больше, и он продержался целых двадцать минут, после чего распрощался со стеклянным капиталом семьи Ганн. Кисет Ру раздулся и почти не завязывался, он был вне себя от счастья и даже был не против проиграть пару стекляшек в знак благотворительности. Но все вышло несколько иначе. Ллойд приподнялся и дернул шнурок на шее Ру, так, что несколько глясов упали на землю.
– Не честно играешь, Кимберли!
– Честно, Ганн, отдай моё!
– Попроси.
По лицу Ллойда расползлась неприятная улыбка. Игроки мгновенно оставили поле, а чумазый мальчик спрятался за Бена.
– Кимберли, скажи: «Бен – ездовой осел» и можешь убираться со своими стекляшками. Я тебе еще и сверху дам парочку.
За широкой спиной Ллойда противно рассмеялся Эд.
– Ну же, Руперт, давай!
Ллойд тряс его за шею и глясы рассыпались по земле. Бен только сейчас увидел, какой Ру маленький, тощий в большой коричневой рубашке не по размеру. В его глазах был невнятный испуг отчасти перед Ллойдом, а частично за честный выигрыш.
– Говори!
Ру пытался подняться на ноги, но не смог, Ллойд крепко держал его за шнурок на шее. Он умоляюще взглянул на Бена и сжал губы. Бен улыбнулся. Он поднял с земли из-под носа Ллойда пару глясов и вручил их чумазому пареньку, тотчас просиявшему. Эд раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но почему-то передумал.
– Ну вот, я ездовой осел, – сказал Бен громко, – теперь отпусти его.
– Нет, пусть сам скажет.
Ру замотал головой, но на глаза его навернулись слезы.
Бен снова поднял с земли несколько стекляшек и протянул их на тыльной стороне ладони.
– А может, сыграем, Ллойд? По-честному. Да не бойся, я плохо играю.
Ллойд встал и повернул к нему крупное лицо с вздернутой от злости верхней губой.
– Да пошел ты, Китс! – и ударил Бена по руке. Глясы сверкнули в воздухе, но Бену это и нужно было. Он, не жалея сил и шеи со всего размаху впился головой в рыхлый живот Ллойда и дернув Ру за руку, увлек его за собой. Пробегая, он задел плечом Эда и тот кубарем откатился к стене, от неожиданности пискнув. Ллойд осыпал ругательствами землю под своими ногами, но преследовать их не мог.
Ру и Бен выбежали на дорогу, обогнув здание школы. Они бросились на юг, скрываясь за редкими деревьями, взбежали на высокий пригорок. Там за низким зданием поста они смогли отдышаться, держась за животы. Бен вдруг рассмеялся и похлопал Ру по спине.
– А ты молодец, Ру, бежал впереди меня.
– Я… я не… не сказал. Б… Бен, – заикался Ру, тяжело дыша.
– Да не важно. Главное, что теперь нас ожидает игра в прятки лет пять, пока этот тугодум не подрастет.
– Ничего, я подожду, – улыбнулся Ру.
Они сели на пригорок. Отсюда было видно огромный пустырь, почти до самых южных гор и дымящие трубы мануфактур. Где-то там было и озеро, безжизненное, которое фабрики использовали для своих нужд. Там ткацкие мастерские, кузницы, плавильные цеха и прочие производства, заключенные в девять низеньких кирпичных коробочек, производили необходимые фермам одежду, металлические и глиняные вещи в обмен на продукты и чистую воду. До мануфактур было очень далеко, и их работа казалась бесшумной, а высокие трубы величественно тянулись в небо.
– Спасибо, – сказал Ру.
– Не за что, – ответил Бен.
Бен вдруг вспомнил о тетради и засмеялся:
– Серьезно, модель чего-то?!
– Ну, это предположение. Я заметил, что Грач чертит именно так, схематично, когда объясняет устройство любого механизма. Карты он, например, чертит куда аккуратнее. А значит это модель, возможно, механизма, но, скорее всего, чего-то из оптики. Видишь, эти колечки похожи на линзы.
– Да, очень похоже, – согласился Бен и вернул тетрадь.
– Бен! Мне нужно покопаться в бумагах Грача!
– Я не буду просить рыжую Лизу!
– Совести у тебя нет, Бен, – сказал Ру с печальной интонацией своей матери, – я на пороге большого открытия!
– И ремня от мамы.
– Не могу с сами не согласиться, дорогой друг, – вздохнул Ру и улыбнулся.
Они долго сидели, глядя на дымящие трубы, затем Ру сказал:
– А знаешь, есть один секрет, но обещай, что никому не скажешь.
Бен выразительно посмотрел на Ру, как бы намекая, что тот все равно проболтается.
– Ладно, смотри! – Ру полез в карман. Бен готовился увидеть какой-нибудь новый, хорошо выточенный, гляс, а может и не один, но Ру достал нечто иное. Это был блестящий металлический предмет, плоский и круглый. На его полированной поверхности играло бликами солнце. Но больше всего поражала искусная резьба. Бен сразу понял, что это бронза. На желтоватой поверхности явно выделялся рисунок – островок в середине реки и восходящее солнце, две птицы в чистом небе и буквы «R» и «С».
Ру, словно показывая фокус, нажал где-то на торце круга, и верхняя крышка открылась, представив взгляду потрясающую картину.
Это были часы, но часы очень маленькие и выполненные настолько искусно, что ими можно было любоваться сколько угодно долго. По бирюзовому циферблату ползли две маленькие стрелки, а вверху маленький бронзовый кружок, означающий солнце, медленно двигался от цифры 9 к цифре 3. Сами цифры были искусно вырезаны, а верхняя была заменена на маленькое цветное стеклышко и означала полдень.
У Бена перехватило дыхание, и он аккуратно взял игрушку из пальцев Ру. Механизм тихо стучал в его руках, словно был живой.
– Что это? – спросил он, не сводя глаз с миниатюрного циферблата.
– Часы, – гордо сказал Ру.
Представления о часах у Бена были несколько иные. Часы – это нечто тяжелое и дорогое, стоящее на полу в гостиной в каждом доме, за исключением поместья Линквудов, где часов трое. Часы привозили с мануфактур на повозке, грузчики устанавливали их в доме по просьбе хозяина и капризам хозяйки, а инженер отлаживал их ход и устанавливал время. Никто не носил часы с собой.
Бен не мог выпустить маленький механизм из рук, разглядывая его безупречное исполнение. Ру протянул руку, и Бен нехотя вернул их.
– А буквы…
– Ричард Кимберли. Это штучка Рика. Я стянул на время, пока он не видел. Потрясающе, правда?
– Да, – согласился Бен, – но где он их взял?
Ру подсел ближе и заговорщически зашептал, предварительно осмотревшись по сторонам.
– Ты помнишь Нэда Хоффмана?
Бен помнил. Нэд был старшим сыном семьи Хоффман и учился в старшем классе, готовясь в следующем году пойти на Мануфактуры. Его сестре Нэнси когда-то очень нравился Ру, но Бен решил этого не упоминать.
– Прошлогодний чемпион по стриту, – сказал Бен.
– Честный чемпион, заметь. Ну в общем… Это он их делает?
– То есть как?
Кроме везения в игре и средних оценок по учебе, Нэд не выделялся никакими особыми талантами. И уж совершенно невозможно было представить, что он был способен сотворить такую красоту.
– Собирает в подвале. Говорит всем, что готовится к экзамену на мастера мануфактурщика второго разряда, а сам собирает часы. Ну и продает, конечно. Ему самому – то столько не нужно.
– Продает? В самом деле? И сколько же…
– Много, – с грустью в голосе сказал Ру.
Они обсудили еще недавние события, поход Бена в восточный лес, ночные нападения на скот и на людей, но до конца дня Бена не отпускала мысль о часах. Когда они встретились на следующее утро в школе, Бен категорично заявил: