А что происходит в государствах всеобщего благосостояния Запада? Основные идеологические битвы ведутся в относительно узких рамках, но они всё еще важны. Разве государство не должно контролировать рынок? Разве государства всеобщего благосостояния не более гуманны, чем были бы государства либертарианские? Хотя Западная Европа и США никогда не пытались построить полный социализм, подобные соображения привели к тому, что на протяжении XX в. контроль государства над экономическим аспектом жизни людей невообразимо усилился. Европейские правительства национализировали больше отраслей промышленности и создали больше государственных монополий, чем США. Авиаперевозки и телефонная связь, угольная промышленность, металлургия, автомобилестроение, радио и телевидение вошли в число отраслей, которые в США оставались в основном частными, а в Западной Европе принадлежали государству. Раньше, чем США, европейские страны учредили государственные программы социальных пособий «от колыбели до могилы».
В США национализация коснулась немногих отраслей (в их числе железные дороги Conrail и Amtrak), однако масштабы регулирования и ограничений экономического выбора растут по всей стране, и хотя мы не создали такой же всеохватной системы «социального страхования», как в Европе, наши трансфертные платежи простираются от программы «Женщины – младенцы – дети» (WIC) до программы «Рывок на старте», ссуд на оплату обучения в колледже, пособий по безработице, социального страхования и «Медикэр»[4] – неплохое начало для построения государства, опекающего «от колыбели до могилы».
Тем не менее во всем мире государства всеобщего благосостояния сталкиваются с серьезными трудностями. Налоговые ставки, необходимые для поддержания крупномасштабных трансфертных программ, калечат западные экономики. Зависимость от государства девальвировала ценность семьи, работы и бережливости. От Германии до Швеции и Австралии государства всеобщего благосостояния больше не способны выполнять свои обещания.
Уже через 15 лет, начиная с 2012 г., государственная система социального страхования в США будет испытывать дефицит средств, а полностью деньги закончатся к 2029 г. Официальные прогнозы показывают, что деньги на «Медикэр» кончатся уже в 2001 г., а к 2006 г. дефицит составит 443 млрд долл. Экономисты подсчитали, что американец, родившийся в 1975 г., будет вынужден тратить 82 % доходов, заработанных им в течение всей жизни, на налоги, взимаемые для поддержания программ социальных субсидий; вот почему молодые люди негодуют по поводу перспективы бо́льшую часть жизни работать на то, чтобы финансировать трансфертные программы, которые в конце концов с неизбежностью обанкротятся. Опрос 1994 г. показал, что 63 % американцев в возрасте от 18 до 34 лет не верят, что государственная система социального страхования просуществует до их выхода на пенсию; они охотнее верят в НЛО (46 %), чем в государственную систему социального страхования (28 %).
Демонтаж государства всеобщего благосостояния будет сложной экономической и политической проблемой, но все больше и больше людей – в США и в других странах – признают, что большое государство западного типа переживает замедленный вариант краха, покончившего с коммунистической системой.
В начале 1970-х годов экономический рост в США и Европе очень сильно замедлился. Объяснения этому давались самые разные; наиболее неоспоримое, по моему мнению, заключается в том, что десятилетием ранее неимоверно возросло бремя налогов и государственного регулирования. Количество страниц в «Federal Register», где публикуются новые нормативные акты, увеличилось в два раза с 1957 по 1967 г. и еще в три раза с 1970 по 1975 г. Еще сильнее страдает Великобритания, где налоги выше, чем в США, и социализма значительно больше. В XIX в. это была богатейшая держава мира, но к 70-м годам XX в. ее экономическую стагнацию и недовольство населения именовали не иначе как «британской болезнью».
Эти проблемы привели к выбору Маргарет Тэтчер премьер-министром Великобритании в 1979 г. и Рональда Рейгана президентом США в 1980-м. Тэтчер и Рейган отличались от предыдущих лидеров своих партий. Вместо того чтобы управлять государством всеобщего благосостояния немного эффективнее, чем лейбористская или демократическая партии соответственно, они пообещали отказаться от социализма в Британии и высоких налогов в США. Их программы ни в коем случае нельзя назвать последовательно либертарианскими, но избрание этих лидеров показало, что избиратели были недовольны экономическим бременем большого правительства.
К сожалению, и Рейган, и Тэтчер, несмотря на продолжительность их пребывания у власти, не много сделали для замедления роста государства всеобщего благосостояния. Да, Тэтчер приватизировала немало национализированных предприятий, включая British Airways, телефонную компанию, государственное жилищное строительство и автомобильную компанию Jaguar. Но она не стала ничего предпринимать против субсидий, выплачивавшихся среднему классу, и доля государственных расходов в ВВП не была снижена. Можно утверждать, что в экономической сфере Рейган добился еще меньшего. Он сократил ставки подоходного налога, но затем поднял налоги на заработную плату в целях сохранения краеугольного камня государства всеобщего благосостояния – социального обеспечения. Доля национального дохода, приходящаяся на государственные трансфертные платежи, продолжала расти.
В 1980-е годы были основания ожидать, что страна столкнется с банкротством государства всеобщего благосостояния, до того как станет возможной реформа. Но наиболее разительным оказался успех не Тэтчер в Британии или Рейгана в Америке, а Новой Зеландии, где у корпоративистского и патерналистского государства всеобщего благосостояния кончились деньги. По иронии судьбы именно лейбористское правительство премьер-министра Дэвида Ланджа и министра финансов Роджера Дугласа ликвидировало пошлины, создававшие тепличные условия для бизнеса, снизило налоги, урезало социальные пособия для среднего класса и рассматривало такие идеи, как ваучерная система оплаты обучения, позволяющая родителям самостоятельно выбирать школу для ребенка. Во всемирном рейтинге экономической свободы Новая Зеландия взлетела с мрачных 4,9 балла из 10 в 1985 г. до 9,1 к 1995 г., заняв третье место в мире. Чили и Аргентина, два других особенно расточительных государства всеобщего благосостояния, также достигли дна и осуществили масштабные реформы в 1990-х годах. Как и в Новой Зеландии, реформы в Аргентине пришли с неожиданной стороны – от президента Карлоса Менема из перонистской партии, которая с 1940-х по 1970-е годы реализовывала популярные программы социального обеспечения, превратившие Аргентину из одной из богатейших в мире стран в бедную страну с государством-банкротом.
Разочарование в политике
Неспособность западных государств выполнить свои обещания обеспечить процветание, безопасность и социальную справедливость вкупе с безуспешными попытками реформ привела во всех странах Запада к глубокому разочарованию в политиках. Историк Пол Джонсон писал в своей книге «Современность»: «Разочарование в социализме и других формах коллективизма… всего лишь один аспект куда более значительной потери доверия к государству как надежному и стремящемуся к всеобщему благу институту власти. В XX в. государство было тем институтом, который разросся больше других, одновременно став самым большим провалом века. <…> И если во времена Версальского договора в 1919 г. большинство образованных людей верили, что разросшееся государство может увеличить общую сумму человеческого счастья, то к 1990 г. в это не верил никто, кроме незначительной, непрерывно сокращающейся и морально раздавленной группы фанатиков… Эксперимент ставился бессчетное число раз и практически во всех случаях провалился. Государство оказалось прожорливым транжирой и не имеющим себе равных растратчиком ресурсов. Кроме того, государство стало самым ненасытным убийцей за всю историю человечества».
К 1990-м годам во всех крупных западных странах произошло беспрецедентное падение популярности политиков. Можно утверждать, что в США на всех президентских выборах с 1968 г. избиратели голосовали за кандидата, с которым связывали наибольшие надежды на уменьшение роли государства. Однако самое большое и самое громоздкое правительство в человеческой истории оказалось невосприимчивым к желанию общества подсократить его размеры и могущество. (Заметьте, я, естественно, не утверждаю, что правительство США является наиболее тираническим вообще; вовсе нет. Однако, я думаю, можно без преувеличения сказать, что правительство США контролирует больше ресурсов, распределяет больше помощи и издает больше правил и нормативных актов, чем любое другое правительство в мире.) К 1993 г. разочарование общества четко фиксировалось в социологических опросах. Институт Гэллапа проводит регулярные опросы общественного мнения о доверии федеральному правительству. С середины 1960-х годов этот показатель неуклонно снижается. Неудивительно, что самого низкого, как казалось, уровня он достиг в 1974 г., в конце провального президентства Ричарда Никсона. Затем он немного вырос, но за последний год неумелой администрации Джимми Картера упал еще ниже. Доверие федеральному правительству выросло на волне первоначального энтузиазма, связанного с обещанной Рональдом Рейганом революцией, но затем продолжило свое падение, пока не достигло самого низкого уровня за все время проведения опросов в январе 1993-го, когда пост президента занял Билл Клинтон. Никогда прежде доверие общества правительству не было таким низким в самом начале президентского срока. Стоит ли удивляться, что общество без энтузиазма встретило предложенную Клинтоном амбициозную программу правительственного активизма: повышение налогов, программа стимулирования экономики, национальная молодежная служба и, конечно, его грандиозный план фактической национализации медицинского обслуживания.
Результаты другого опроса подтвердили охлаждение общества к правительству. При ответе на вопрос: «Что вы предпочитаете, более компактное правительство, предоставляющее меньше услуг, или большое правительство, предоставляющее большое количество услуг?» – процент высказавшихся в пользу «более компактного правительства» увеличился с 49 в 1984 г. до 60 в 1993-м и до 68 в 1995-м. (Заметьте, этот вопрос даже не напоминал, что больше услуг означает больше налогов.) Другой постоянно задаваемый в этих исследованиях вопрос звучал так: «Как часто вы считаете, что правительство в Вашингтоне поступает правильно?» В 1964 г. 14 % ответили «всегда» и 62 % – «чаще всего». К 1994 г. ответ «всегда» практически исчез, а доля ответов «чаще всего» упала до 14 %. Доля варианта «только иногда» возросла с 22 до 73 %, а 9 % респондентов предложили свой ответ: «Никогда». Принимая все это во внимание, не приходится удивляться, что к середине 1995 г. число избирателей, выступающих за создание третьей партии, выросло до 62 %.
Майкл Ледин из Американского института предпринимательства утверждает: во время «холодной войны» избиратели на Западе считали, что они должны поддерживать свой правящий класс, дабы избежать гораздо худшей участи. Но в 1990-х годах «внешняя угроза исчезла, и люди готовы востребовать обратно контроль над своей судьбой».
Эти люди понимают, по крайней мере интуитивно, что век политики не сдержал своих обещаний. Они готовы к встрече с политической философией и политическим движением, которые смогут объяснить, почему политика потерпела неудачу и чем ее можно заменить.
Причины политических провалов
Исследованию проблем, связанных с принуждающим правительством, и либертарианской альтернативе будет посвящена значительная часть этой книги. Здесь мы ограничимся кратким введением. США поражены болезнью, которая диагностируется по всему миру: слишком много государства. Чем больше государство, тем масштабнее провал; так, например, крах политики государственного социализма очевиден для всех. Как неустанно предупреждали либертарианцы на всем протяжении XX в., социализм и все остальные попытки заменить индивидуальные решения распоряжениями государства отнимали свободу и подавляли достоинство личности – то, ради чего в западной цивилизации велось столько битв. Кроме того, социализм сталкивался с несколькими непреодолимыми политическими и экономическими проблемами:
• проблема тоталитаризма – соблазн злоупотребления такой сконцентрированной властью непреодолим;
• проблема стимулов – отсутствие стимула для людей работать усердно и эффективно;
• проблема расчета – неспособность социалистической системы, не имеющей системы цен и рынков, распределить ресурсы в соответствии с предпочтениями потребителей.
Десятилетиями либертарианские экономисты, такие как Фридрих Хайек и Людвиг фон Мизес, не уставали повторять, что социализм просто не может работать, не может эффективно использовать все ресурсы и знания великого общества для обслуживания потребителей, и десятилетиями социал-демократы на Западе отклоняли эти заявления, утверждая, что советский коммунизм не просто худо-бедно существует, а его экономика растет быстрее, чем экономики стран Запада.
Социал-демократы были не правы. Хотя неповоротливая советская экономика и могла производить в больших количествах низкосортную сталь и бетон, занимаясь, по выражению родившегося в Венгрии философа Майкла Поланьи, «зримым производством», и даже запускала людей в космос, ей никогда не удавалось произвести ничего из того, что желали иметь потребители. К концу 1980-х годов советская экономика не составляла 2/3 экономики США, как утверждало ЦРУ; не «использовала свою рабочую силу полностью», как утверждал экономист из Гарвардского университета Джон Кеннет Гэлбрейт; не являлась «мощным двигателем экономического роста», как многие поколения студентов колледжей узнавали из учебника нобелевского лауреата Пола Самуэльсона. В действительности советская экономика составляла примерно 10 % экономики США, если вообще позволительно сравнивать столь несравнимые вещи, и крайне неэффективно использовала высокий интеллектуальный потенциал страны. Нежизнеспособное порождение индустриального века, в информационную эпоху советская экономика производила впечатление пещерного прошлого – факт, очевидный для всех, кто посещал СССР, за исключением западных интеллектуалов.
Вмешательству государства в функционирование общества и рынков в США сопутствуют те же проблемы, хотя и в более мягкой форме. Власть развращает, поэтому возможность государства указывать людям, как им жить, или отнимать деньги у тех, кто их зарабатывает, и отдавать другим является постоянным соблазном. Налоги и государственное регулирование снижают стимулы людей производить богатство, а государственные социальные пособия плохо сказываются на стимулах работать, сберегать и помогать семье и друзьям в случае болезни, нетрудоспособности или ухода на пенсию. И, хотя американские бюрократы не повторяют грубых ошибок, совершавшихся социалистическими плановыми органами, абсолютно очевидно, что государственные предприятия менее эффективны, менее склонны к нововведениям и более расточительны, чем частные фирмы. Сравните хотя бы Почтовую службу США с компанией Federal Express. Или посмотрите, как решаются проблемы клиентов в American Express и Налоговом управлении. Или сравните частный многоквартирный дом с государственным жильем. Если люди не владеют данным имуществом, они не будут заботиться о нем как собственники; люди, которые не инвестировали в предприятие своих собственных денег и не получают прибыль от его успехов, никогда не будут вводить новшества, обслуживать клиентов и снижать издержки так, как это делают стремящиеся получить прибыль предприниматели.