Просмотрев газеты, Голомёдов сложил их в стопку и прихлопнул сверху рукой:
– Что ж… Неплохо!
Зинаида Леонидовна издала из угла невнятное «о-х-х-э-э-э», поправила прическу пальцами со следами маркеров всех цветов, улыбнулась и начала дышать.
– Подведем промежуточные итоги. – Кирилл бросил на гражданку Тушко недобрый взгляд. – Засветка с генералом пошла «на ура», заказные СМИшилки в целом сработали хорошо, хотя джинсы можно было бы и побольше. Пехота топчет город, АПМ распространяются без срывов. Но есть и серьезные залеты. Начнем с вас, уважаемая Зионида Ленаидовна.
– Леонидовна… – затравленно шепнула гражданка Тушко и снова перестала дышать.
– Во-первых, что за ИКОД? Вы хотите, чтобы наш кандидат вызывал у избирателей нервную икоту? Неужели трудно хоть изредка включать мозги, когда бездари-журналисты вам присылают публикации на утверждение?
– Это, та-скать, сокращение. Длинно получается «искторико-культурное общественное движение». А мы ведь за площадь платим. Та-скать, экономия бюджетных…
– Хватит! Про экономию я от вас каждый день слышу! Доэкономились до воздушной тревоги! Работу нужно делать хорошо, или не делать ее вообще! Я не могу писать за журналистов каждую публикацию, и не могу просматривать их творчество за вас!
– Я… Я больше не бу…
– «Не бу»… Еще как «бу…»! Вот ваш список предложений по мероприятиям на следующую неделю. Давайте читать вместе. Веселые старты «Мои года – мое богатство». Что это?
– Вы же сами просили… Составить, та-скать, предложения по вовлечению в работу пенсионеров… Вот – предложения. Харитон Ильич мог бы выступить с речью. Та-скать, наградить самых активных пожилых спортсменов.
– Бег в мешке за валерьянкой? Гонки на инвалидных колясках? Фехтование на костылях? Вы издеваетесь или всерьез?
Зинаида Леонидовна положила пухлую ручку на левую грудь и горестно подняла нарисованные брови.
– Идем дальше! – беспощадно продолжил Голомёдов. – Торжественные линейки в школах, посвященные открытию месячников; встреча учащихся с ветеранами «Подвиг твой бессмертен!»; праздничный концерт: «У войны не женское лицо»; праздники первоклассников «Мы теперь не просто дети, мы теперь совет друзей!» и смотр по силовой подготовке «Если ты мужчина». Что это?!
– Это, та-скать, в преддверье 1 сентября. Программа патриотического воспитания школьников. Харитон Ильич мог бы…
– Да, он мог бы! Но смогут ли первоклассники на смотре силовой подготовки стать мужчинами?! Что за названия? Вы хотите приветствовать живых ветеранов эпитафией с могилы неизвестного солдата? Переделать!
Зинаида Леонидовна с готовностью что-то черкнула в блокноте.
– «В патриотическом и гражданском воспитании заложен мощный и эффективный потенциал для воспитания личности, которая будет способна креативно мыслить, творить и сострадать», – прочел Кирилл.
– Это обоснование, та-скать, всей воспитательной программы. Можно и в газетах разместить…
– Разместите в тот день, когда объясните мне, как можно креативно сострадать! Дальше. Акция «Я здесь живу и потому за всё в ответе».
– Работа во дворах, конкурсы между жителями многоэтажек. Самый, та-скать, широкий охват. Общегородской конкурс на самую благоустроенную клумбу. Возрождение субботников.
– И Харитон Ильич с агитационным бревном на плече. Все это, конечно, хорошо. Но название! Вам самой нравится?
Зинаида Леонидовна собралась шумно вздохнуть, но в этот момент дверь с треском распахнулась, и в кабинет пресс-службы влетел Харитон Ильич. Он был растрепан, бледные губы под встопорщенными усами испуганно тряслись.
– Все! – в отчаянии воскликнул он. – Доигрались, ядрен-батон!
Кирилл поднялся навстречу Зозуле, заботливо взял его под локоть и усадил в кресло.
– Успокойтесь, Харитион Ильич. Возьмите себя в руки. Что случилось?
– Вот! – Харитон Ильич бросил на стол бумагу. – Вот! Мне угрожают. Меня хотят убрать. Я знал, что все эти ваши штучки до добра не доведут.
Кирилл взял бумагу и расправил ее на столе. На белом листке были ровно наклеены буквы, аккуратно вырезанные из газеты.
– «морГ дорос до степи СЛАВа ежам» – прочел Кирилл.
– Подбросили! Утром! На стол! В закрытый кабинет! Морг, ежи – это выше моих сил! – проблеял Харитон Ильич и в изнеможении откинулся на спинку кресла.
– Какие-то знакомые шрифты… Не могу вспомнить, в какой газете их видел… – пробормотал Кирилл, внимательно изучая вырезанные буквы. Василий глядел на анонимку с полным безразличием. Зинаида Леонидовна затравлено попыталась втянуть голову в плечи, но выполнить это акробатическое упражнение ей помешали щеки, пышущие жаром, и каскад подбородков.
– Успокойтесь! Полная бессмыслица. Где тут угрозы? – уверенно сказал Кирилл, откладывая анонимку в сторону. – Чья-то глупая шутка. Расследование обстоятельств беру на себя.
Уверенный тон немного успокоил Харитона Ильича. Но ему вдруг стало обидно за то, как мало внимания его персоне выказал в столь серьезной опасности предвыборный штаб. В глубине души Харитону Ильичу хотелось бы услышать ахи и вздохи верных подчиненных, быть может, даже увидеть обморок какой-нибудь особо чувствительной сотрудницы аппарата. На фоне такой суеты и беспомощности он, Харитон Зозуля, на чью жизнь покушаются неизвестные злоумышленники, выглядел бы внушительно и значимо, как адмирал, который ведет свое судно сквозь льды, бури и штормы, наперекор стихии. А потому он не знал, чего ему хочется больше – видеть в письме чью-то глупую шутку или серьезную угрозу. Оказавшись на распутье, Харитон Ильич закапризничал:
– Не хочу больше ходить на ваши дурацкие митинги! Уберите от меня этих телевизионщиков с их глупыми вопросами!
– Вот об этом мы с вами и поговорим! Зинаида Леонидовна! Прошу вас приступить к работе. Не забываем про ежедневный мониторинг СМИ, – сухо заявил Кирилл и указал глазами на дверь. Гражданка Тушко, надсадно пыхтя, извлекла свое тело из угла и вышла, бросив недобрый взгляд на Василия и Кирилла. Тем временем Голомёдов открыл ноутбук и запустил видеофайл.
– Это запись вашего выступления на вчерашнем митинге и интервью СМИ, – подчеркнуто холодно сказал Кирилл. Харитон Ильич придвинулся поближе к монитору и увидел себя, взбирающимся на трибуну. Внизу колыхалась жиденькая толпа тех, кому по долгу службы положено блюсти памятные даты. Функционеров разбавляли студенты, привезенные на автобусе. Харитон Ильич на экране откашлялся в микрофон, и чахлый оркестр тут же захлебнулся.
– Дорогие, эм-м-м… земляки!
Повисла долгая пауза, которую Харитон Ильич заполнял, шурша листком с речью и шмыгая носом.
– Дорогие, значит, земляки! Мне отрадно видеть здесь молодых и пожилых. Вместе, значит.
Скосив глаза в шпаргалку, Харитон Ильич не нашел нужного текста, а потому прочитал первый попавшийся абзац.
– Наполеон сказал о Бородинском сражении: «Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвой. Французы в нём показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми».
Оторвав взгляд от шпаргалки, Харитон Ильич счел своим долгом пояснить текст своими словами:
– Это когда французская армия под председательством Наполеона, значит…
Раздались жидкие хлопки. Ободренный ими, Харитон Ильич сложил шпаргалку вчетверо и взмахнул ею над головой.
– И мы вместе с нашими предками, ядрен-батон, должны это самое!
На этом месте пламенный оратор неожиданно стушевался. В голове ни к селу, ни к городу завертелось: «Смело мы в бой пойдем за власть Советов, и как один умрем в борьбе за это!» Он торопливо развернул бумажку, и снова невпопад прочитал.
– Дорогие ветераны и труженики тела!
На заднем плане из толпы раздался чей-то смешок, но тут же смолк, будто прерванный пулей. Камера дрогнула но тут же вернулась к трибуне. Харитон Ильич в кадре занервничал еще больше.
– Вы все вместе видите, как с каждым днем увеличивается патриотизм. Растет, это самое… спорт. И мы отказываемся от спиртного. Боремся, значит, с вредными привычками.
Скосив глаза в шпаргалку, Харитон Ильич продолжил:
– У нашего славного города славные традиции. Но мы должны многое сделать для возрождения и становления духовности и культурности нашего народа. Дадим пример нашим соседям. Пусть Славин будет площадкой для экскрементов…
Камера снова дрогнула, смешок в толпе раздался более отчетливо, но снова смолк. Харитон Ильич, близоруко щурясь, поднес шпаргалку к самому носу и, собрав волю в кулак, закончил:
– Э-кыс-пе-ри-ментов… по воспитанию, значит, нового поколения в духе, значит, патриотизма. Я, товарищи, кончил!
Оркестр вразнобой заквакал марш, и Харитон Ильич, утирая пот, спустился с трибуны.
Камера сменила план. Харитон Ильич, недовольно щурясь, стоял на фоне здания городской Думы. За правым плечом развивался флаг Славина.
– Ну, как я? Ничего, ядрен-батон? – поинтересовался Харитон Ильич и смущенно кашлянул.
– Отлично выглядите! – воскликнул бодрый голос журналиста за кадром.
– А мне сюда смотреть? – Харитон Ильич перевел взгляд на камеру.
– Нет-нет, общаетесь с корреспондентом! – ответил все тот же голос.
– Понятно… – обреченно сказал Харитон Ильич, отвел глаза от камеры и потянул руку к микрофону.
– Нет-нет! Микрофон пусть держит журналист.
– Понятно. – снова сказал Харитон Ильич, и, не зная, куда пристроить руки, принялся теребить полы пиджака.
– Работаем! – Воскликнул голос за кадром и протараторил:
– Ваше сегодняшнее выступление как-то связано с началом предвыборной кампании?
Харитон Ильич испуганно отвел глаза, поискал ими кого-то, стоящего за камерой, не нашел, откашлялся, помолчал, еще раз откашлялся и замямлил:
– Я это… Вообще-то к другому готовился. Я про патриотизм… Можно?
– Можно! – милостиво согласился голос за кадром.
– У нашего славного города славные традиции. Но мы должны многое сделать для возрождения и становления духовности и культурности нашего народа… Вместе. Да, вместе. Ведь что? Ведь когда недоверие с друг другом – это плохо. Когда доверие с друг другом – это хорошо. Это, значит, здорово… Ну… Ну, все. Вы там сами вырежете что-нибудь?
– Последний вопрос! Как кандидат на пост мэра, в чем вы видите залог благополучия Славина и его жителей?
– Благополучие? – Харитон Ильич болезненно наморщился. – Ну, благополучие, это когда живет человек. У него, так скажем, квартира. В квартире, это самое… холодильник. В холодильнике – одежда. В общем, все путем у человека. Все! Хватит!
Экран погас. Кирилл строго посмотрел на Харитона Ильича. Тот насуплено молчал.
– У нас нет времени на сглаживание острых углов, – наконец, прервал паузу Голомёдов. – Поэтому я буду говорить прямо, без обиняков. Считается, что первый блин выходит комом. Но даже для первого блина ваше выступление было ужасным.
Харитон Ильич, взрастивший свое самолюбие на плодотворной почве неприкрытой лести, от удивления открыл рот.
– Конечно, агитаторы на улицах говорят о вас самое лестное, – сурово продолжил Кирилл, не обращая внимания на недовольное хмыканье Зозули. – Газеты у нас под контролем. Они напишут то, что мы им продиктуем, поскольку работают за наши деньги. Но на телевидении и – самое главное – на публичных выступлениях мы вас заменить не можем. А потому – ряд рекомендаций. Во-первых, труженики тела – не наша целевая аудитория. Нас интересуют труженики тыла. Во-вторых, отныне любую написанную речь вы не должны зазубривать наизусть. Вы будете оценивать ее лишь как набор фактов и тезисов, которые вам нужно излагать простыми словами. Без бумажки.
– Как это?
– Своим языком. Так же, как говорите со мной, коллегами, с женой, в конце концов. Убираем из речи все эти «значит» и «ядрен-батон». Перестаем кашлять и сморкаться в микрофон. Ведь вы же не первый год на публике! Вы ведете заседания Думы без бумажки!
– Там протокол есть… – скис Харитон Ильич.
– Что, готовый протокол заседания? – Удивился Кирилл. – Еще до того, как оно состоялось?
– Ну, да. А какие могут быть неожиданности?
– Отставить протокол. Неожиданности могут и будут случаться. И вам нужно быть к ним готовым. Пока все вопросы, касающиеся вашей предвыборной кампании, оставляете без ответа. Сейчас вы, прежде всего, не кандидат. Вы – патриот. Человек дела. Вы говорите, потому что не можете молчать, и действуете, потому что не можете бездействовать. Вы идете впереди большого движения. Вы хотите дать людям не буханку хлеба, и не горячую воду и даже не новые дороги. Вы дарите им нечто большее. Самоуважение. Вы пробуждаете в них давно забытую гордость за себя, за свой город, свою историю. Вы заставляете их оторваться от серости быта, сплотиться, чтобы вместе – единым порывом.
– Что – единым порывом?
– Да не важно! Главное – вместе, и единым порывом. Ваша задача – всколыхнуть это болото. Разбудить гражданскую совесть. А потому в первую очередь вы не кандидат, а патриот. Кресло мэра – лишь средство достичь вашей общей с народом цели. Ясно?
– Ясно. А что говорить-то, когда спрашивают, ядрен-батон?
– Запомните фразы: «Прежде чем ответить на ваш вопрос, хочу отметить, что…». И далее впариваете все то, что хотите сказать, вне зависимости от того, имеет это отношение к вопросу, или нет. Обычно журналисты тушуются, и не повторяют свой вопрос дважды. Но если попадется настырный, отвечаете: «Я понял ваш вопрос. И, как я говорил ранее…» И снова терпеливо пересказываете свою речь, но уже другими словами. Практика показывает, что в третий раз задать один и тот же вопрос из десяти журналистов отважится едва ли один. На этот случай запомните фразу: «Этот вопрос уже звучал, прошу вас быть внимательнее! Гораздо важнее, что…» И снова выходите на нужные тезисы. После этого извиняетесь и, ссылаясь на неотложные дела, неспешно, с достоинством удаляетесь. После вашего ухода у журналистов остается впечатление энергично проведенной пресс-конференции, запоминается ваш уверенный тон, складывается мнение о том, что вы без запинки готовы ответить на любой самый сложный вопрос. А самое главное – что вы гораздо умнее их.
– А можно мне это самое… Вот эти фразы. В смысле, записать? Я потренируюсь.
– Да, конечно! Теперь поговорим о памятнике.
Харитон Ильич вздохнул так горестно, как только может вздыхать очень жадный человек, у которого просят крупную безвозмездную ссуду.
– А что, нужен он, все-таки?
– Конечно, нужен! Вы поймите, что памятник генералу, герою войны – это главнейший символ вашей работы. Наглядное свидетельство того, что вы произносите не пустые слова, а готовы на решительное дело! Интеллигенция и культурное сообщество возбудится от возможности обсудить новое монументальное творение. Пенсионеры придут в умиление от вашей заботы по давно ушедшим и увидят в этом добрые предзнаменования для себя. Учителя и школьники будут ходить к нему на экскурсии и состязаться в исторических викторинах. Военные и силовики будут посменно возлагать к ногам бронзового героя венки, поскольку тоже посчитают его своим. Харитон Ильич! Одним чугунным зайцем вы убьете весь город!
– Дороговато…
– Привлеките бюджетные средства. Это не сложно. Снимите со статьи «Культура». Это ведь и есть самое целевое назначение «культурных денег» – открывать новые памятники в городе. Спонсоров качните. Может, за кем-то из бизнесменов какой должок имеется? Пусть раскошелится и почувствует, как красиво звучит слово «меценат». Подтяните резервы!
– Культуру тряхнем! – радостно сказал Харитон Ильич, как будто сбросив с плеч тяжкое бремя. – Опять же, аппарат Думы добровольно перечислит дневной заработок в пользу монумента.
– Добровольно? – усмехнулся Кирилл.