Василий расслабленно приподнял бровь и лениво пояснил:
– С ней будет веселее.
Голомёдов посмотрел на коллегу с удивлением.
– Хорошо. Развлекайся. Но сам. Чтоб у меня эта тушка под ногами больше не путалась.
– Угммм… – лениво процедил Василий, выпуская клуб дыма.
– Я, кстати, все спросить забываю. Как ты заставил диктора с городского радио прочитать в эфире всю эту ахинею? – заговорщицки прошептал Голомёдов. Раздайбедин не ответил. Он смотрел на жирную галку под балконом, и плавно крутил головой, будто очень медленно выражал отказ невидимому собеседнику.
– Василий? Василий! – Кирилл тряхнул напарника за плечо, – что ты делаешь?
– М-м-м-м… Если честно, то размахиваю воображаемым хвостом.
– Зачем?
– За головой, – ответил Василий так просто, будто речь шла о самом обыденном времяпрепровождении. – А с диктором Агафоновым все получилось довольно банально. Я просто пронумеровал страницы. С одной стороны – единица. С другой – двойка. Агафонов исполнил свой дикторский долг и добросовестно прочитал обе страницы. Исполнительность – антипод ума.
– Жжешь, Василий! – не то восхитился, не то посетовал Голомёдов, и добавил наставительно:
– Ты это самое… Поосторожнее сознание расширяй. Вдумчивее подбирай алкоголь. Нам здесь еще выборы проводить – ты помнишь?
Василий затянулся сигаретой и сделал вид, что последние слова его не касаются.
Вернувшись в приемную Зозули, коллеги продолжили экстренное заседание в более мирном и деловом русле.
– Итак, задача перед нами очень сложная, но одновременно – понятная и простая. Определить, где у электората сильнее всего чешется, и начать это место усиленно чесать. Для этого нам нужно немного сориентироваться в окружающей обстановке. Знакомство начнем, пожалуй, с конкурентов, – заявил Кирилл и вопросительно посмотрел на Харитона Ильича.
– Ну, тут шо я вам сказать могу… Окромя меня – восемь человек. Но тут кто запасные, кто непроходные, у кого пороху на агитацию не хватит. А по делу идут трое, – виновато улыбнулся Зозуля.
– Подробнее? Возраст, пол, привычки, партийная принадлежность?
– Ну, первая, значит, будет Октябрина Александровна Хохловцева. Только она… – Харитон Ильич задумчиво пощелкал пальцами и закончил, – ну, в общем, не конкурент она.
– Почему? – поинтересовался Голомёдов. – Противника опасно недооценивать. Не имеет популярности в массах?
– Ну шо вы! – воскликнул Зозуля, усмехаясь в прокуренные усы. – С массами у нее полный ажур. Человек она достойный. Кремень. Крепкая косточка! Надежный кадр.
Кирилл недоуменно посмотрел на Харитона Ильича.
– Как бы вам объяснить попонятнее, ядрен-батон… Она у нас заслуженный оппозиционер. Уже 13-й год как депутат. Сначала в народном совете, теперь вот у нас.
– Все равно не понял. – Пожал плечами Кирилл.
– Даже оппозиция считается не вредною, если она не вредит, – лениво процедил из своего угла Раздайбедин и снова впал в транс.
– Товарищ верно говорит, – согласился Харитон Ильич, с сомнением поглядывая на желтые очки и небритый кадык Василия. – Она – полезная оппозиция. На заседаниях или там митингах – она, бывает, конечно, расходится. Ругает нас разными нехорошими словами. Но мы не обижаемся, ядрен-батон! Во-первых, женщина, во-вторых – возраст почтенный, в-третьих – старый заслуженный товарищ, член партии с 69-го года. Ну а в-четвертых – с ней всегда можно это самое… Обсудить детали. И сумму.
– А! – догадался Кирилл. – Кандидат-обезьяна! Идейная проститутка? Торговец принципами?
– Ну, зачем вы так! – закачал головой Харитон Ильич. – Октябрина Александровна у нас человек заслуженный, политик авторитетный! Народ ее любит. Уважает, за то, как она нас, грешных, песочит и в хвост и в гриву. Режет правду-матку без страха! Но она сама говорит – возраст. Тяжело уже в мэры.
– А в депутатах не тяжело?
– В депутатах пока не тяжело. А чего тут тяжелого? Говори себе, да говори. Лишь бы людям нравилось. Ты же оппозиция, ядрен-батон! Всегда в меньшинстве. Кто тебя послушает? И спрос с тебя потому небольшой.
– А в мэрах?
– В мэрах сложнее. Тут решения принимать надо. К примеру, зарплату учителям с врачами отдать, или дорогу новую построить. А если ни того, ни другого не сделал – людям объяснять, куда бюджетные деньги делись. Тут память нужна. Энергия. А Октябрина Александровна сама порой жалится. Выйду, говорит, иной раз на трибуну, и не помню, говорит, против чего мне выступать надо…
– А в мэры, значит, баллотируется, чтобы базовый электорат конкурентов на себя оттягивать а потом выборы за деньги сливать? – констатировал Голомёдов.
– Ну, мы тут попроще на жизнь смотрим. Она уже в четвертый раз баллотируется. И каждый раз перед самыми выборами свою кандидатуру сымает. Выходит перед народом, и кается. Вихри, говорит, враждебные веют над нами. И темные силы нас злобно гнетут. Мне, говорит, все равно работать не дадут с моей принципиальностью. А вы, говорит, голосуйте теперича не за меня, а вот за того-то. Он почестнее всех других будет, ядрен-батон! Ну, денег, естественно, возьмет с того, который «почестнее». За рекламу.
– А после выборов? – улыбнулся Кирилл.
– А после выборов говорит – как же я, мол, в вас ошиблась уважаемый! Думала, говорит, хоть вы честный, а вы – как все! И давай свою старую пластинку крутить. Я, говорит, теперь против вас!
– А если никто не заплатит?
– А если никто не заплатит, она все равно пойдет. Из удовольствия. Человек она активный, товарищ проверенный. Ей без политической борьбы – сразу на кладбище. Но только из виду ее упускать нельзя. Приглядывать надо. Если она на кого-нибудь взъелась – пиши «пропало». Такого людям наговорит, что ядрен-батон! Не то чтобы в мэры – в дворники не выберешься!
– С этой более-менее понятно, – сказал Голомедов и начертил в своем блокноте напротив фамилии «Хохловцева» холмик с могильным крестом. – Нужно с заслуженной оппозиционеркой познакомиться. Пусть она на этот раз против кого-нибудь другого будет. Ну а если по-хорошему не договоримся, клакеров запустим.
– Кла… Кого? – кукарекнул Харитон Ильич.
– Ох ты, Господи! – нетерпеливо нахмурился Голомёдов, – Специально обученных людей, которые займутся шумовым сопровождением встреч госпожи Хохловцевой с избирателями. Кто там у нас дальше по списку?
Харитон Ильич покрутил головой, мало что поняв из объяснений Кирилла, недовольно откашлялся и ответил:
– Еще Славик Дрисвятов. Вячеслав Егорович. Этот из молодых. Денег у него уж больно много… У него тесть на Железной дороге хозяин. Выбил ему место директора нашего Славинского «Водоканала». Ну и сам он держит заводик пивной, сеть ресторанов, магазины одежные, колбасный цех. Он в случае чего колбасой весь город завалит, ядрен-батон! Народ-то у нас не слишком, знаете… За колбасу – не только голос, мать родную отдадут.
– Засвеченный или нулевой? – по-деловому прищурился Кирилл. Зозуля опять округлил глаза.
– В смысле, пробовал себя на политическом поприще? Народ о нем слышал? Ну и вообще – есть за ним что-нибудь этакое? – Кирилл пощелкал пальцами.
– Ну, как не быть? Человек молодой. Увлекающийся. В ресторанах иногда безобразничает. Охоту любит. В прошлом году вот кенгуру из Австралии привозил. В поле выпустил и давай этих кенгуров с ружьем гонять. Восемь гектаров пшеницы потравили совхозу – и в газетах писали. Но рассчитался за все, как честный человек. Замяли скандал-то.
– Да, этого не подкупишь, – задумчиво произнес Кирилл, рисуя в своем блокноте напротив фамилии Дрисвятова значок доллара, перечеркнутый наискось. – И это гусарство с кенгуру – далеко не однозначный вопрос. Могло в антирейтинг пойти, а могло стать поводом для народной любви. Разбери ее, эту загадочную русскую душу… Но не беда. Замочим при случае. Задавим компроматом, пачкушек подкинем. Или сольем по суду: уличим в подкупе избирателей, организуем ему нарушения с агитацией и отменим регистрацию кандидата. Кто же у нас третий?
– С третьим хуже всего! – горестно вздохнул Харитон Ильич. – Третьего мы не знаем. В избиркоме зарегистрирован, как независимый кандидат Павел Степанович Болдырев. Залог, подписи избирателей – все как надо. Но сведений о нем – никаких. Есть подозрение, – тут Харитон Ильич понизил голос и приложил ладошку ко рту, – есть подозрение, что он – человек губернатора!
– Имеется риск нарваться на административный ресурс со стороны областного руководства?
Голомёдов озадаченно посмотрел на Зозулю. Этот «мистер икс» Болдырев» ему решительно не нравился. Он вывел в своем блокноте жирный вопросительный знак, постучал ручкой по столешнице и бодрым голосом заявил:
– Ну, не все так плохо! Мы ведь и сами с усами, а Харитон Ильич?! Мы – городская власть. Померяемся административными ресурсами. Может, наш подлиннее окажется!
Харитон Ильич хихикнул, прикрывая усы ладошкой.
– Теперь поговорим о вас! – Кирилл взглянул на кандидата строго, как на допросе.
– А шо про меня говорить? – оторопел Зозуля.
– Давайте обсудим ваши сильные и слабые стороны. Исходя из этого, будем разрабатывать стратегию, тактику и план-график нашей избирательной кампании, – решительно заявил Голомёдов.
– Ну как вам сказать… Родился и вырос в трудовой рабочей семье, – неуверенно начал Зозуля и зарделся. Его папа был директором Славинского станкостроительного завода.
– Прошел путь от простого рабочего до мастера, а потом – главного инженера.
В этом месте Зозуля покраснел окончательно. Свой производственный путь от рабочего до главного инженера он прошел под руку с папой отнюдь не прогулочным шагом.
– Потом – общественная работа, райком комсомола. Партийная деятельность. Ну, словом… Незапятнанная биография, ядрен-батон!
Кирилл с сомнением покачал головой:
– Рабочие корни – это хорошо. Народ это любит. А вот скажите, любезный, каких наиболее выдающихся успехов вам удалось добиться на вашем нынешнем посту?
– Ну, как же! – Харитон Ильич суетливо зашарил руками по столу, схватил злополучный «пресс-релиз», напечатанный на бланке оповещения о воздушной тревоге, и протянул Кириллу. Голомёдов задумчиво посмотрел на текст.
– Проведено обследование на предмет необходимости выявления проблемных аспектов… Это все?
– Все! – честно выдохнул Зозуля.
– Разрешите говорить откровенно, Харитон Ильич! – сказал Кирилл после непродолжительного размышления. – Судя по тому, что я успел увидеть за два дня в Славине, город находится в полной… депрессии! Заводы стоят. Вода, по крайней мере, у нас в гостинице, подается по графику и пахнет носками. Дороги – как ребра мерина, павшего от голода и старости.
Мы могли бы ремонтировать дороги или прокладывать новые водопроводные трубы. Но это долго, дорого и рискованно. Никогда еще люди не были благодарны чиновнику, который занимается благоустройством. Что бы он ни сделал, они хотят еще больше.
– Кто людям помогает, тот тратит время зря. Хорошими делами прославиться нельзя. – промурлыкал Василий. – Это не я сказал. Это Шапокляк. – И снова отключился.
– Верно! – согласился Кирилл. – Поднять промышленность и повысить урожайность мы тоже не успеем. Здесь нужны система и время. Значит, нам требуется что-то быстрое, яркое, запоминающееся и бьющее точно в цель. Использовать для засветки рабочие корни – тривиально и даже пошло. Этим народ не удивишь. А наша цель – не просто удивление, а подлинная народная любовь. Есть мысли?
Зозуля и гражданка Тушко затравленно молчали.
– Как у нас дела с избирателями? – спросил Кирилл.
– С избирателями? – удивленно поднял брови Харитон Ильич.
– Вас ведь избрали в депутаты! – пояснил Кирилл – Вы отстаиваете интересы какого-то округа, проводите встречи с избирателями, выполняете их поручения. Иногда балуете их какой-нибудь новой детской площадкой во дворе или надувными шариками с вашей фамилией?
– У Харитона Ильича имидж, та-скать, делового человека! – решалась, наконец, подать голос опальная гражданка Тушко.
Кирилл, как человек сообразительный, быстро перевел:
– То есть, Харитон Ильич обычно слишком занят Государственным Делом, чтобы тратить время на такие мелочи, как заигрывание с избирателями, и народ это воспринимает как должное?
Зинаида Леонидовна важно кивнула. «Имидж делового человека» она по праву считала своей находкой и большой заслугой. Над его созданием пришлось изрядно потрудиться. Ничего не делать годами, облекая бездеятельность в форму напряженной работы – весьма изнурительный труд.
– Как у нас с семейными ценностями? – продолжил допрос Голомёдов. – Объявим месячник семьи, создадим образ верного мужа и заботливого отца. Ваши дети на страницах газет с живой непосредственностью охарактеризуют папу, как рачительного хозяина и тонкого психолога. Жена расскажет, как вы своими руками построили дом и вырастили сад. Нарисуем политика без галстука…
Харитон Ильич скис. Его сын учился в Англии. Вернее, так думал Харитон Ильич. На самом деле, сын вкладывал папины деньги в индустрию развлечений Туманного Альбиона, и вряд ли отвлекся бы от этого увлекательного занятия, чтобы охарактеризовать папочку в славинских СМИ как тонкого психолога и рачительного хозяина. Супругу свою Антонину Ивановну, властную особу с мощными руками и юношескими усиками, Харитон Ильич слегка побаивался. Он вдруг представил себе, как будет выглядеть на обложке журнала его семейное фото: дородная супруга займет не менее семидесяти процентов площади, а он на ее фоне будет выглядеть как пожухлый усатый огурец рядом со спелым наливным баклажаном (тоже, кстати, усатым).
– Может, попробовать что-то еще? – с надеждой попросил Харитон Ильич.
– Хорошо! Пойдем от противного! – Голомёдов поднялся и начал энергично расхаживать по кабинету. – Образ мачо. Герой-любовник, который разобьет сердца всех домохозяек. Можем записать песню в стиле «латино» и снять клип. Плащ цветов Славинского флага, широкополая шляпа. Вы спасаете Неизвестную славинскую красавицу. В ожесточенном бою протыкаете шпагой политических конкурентов, а заодно Коррупцию, Мздоимство и График подачи воды. Эффектный ход.
Харитон Ильич скис еще сильнее. Дело в том, что несколько лет назад – как раз после избрания Зозули на пост председателя городской Думы, с ним случилась одна очень неприятная история, которая здорово подорвала в нем желание изображать матерого самца.
В теории Харитон Ильич был примерным мужем. Не столько из порядочности и веры в святость супружеских уз, сколько от своей природной застенчивости, возрастной лени и боязни своей супруги Антонины Ивановны, обладавшей весьма крутым нравом. А на практике, конечно, бывали командировки, случайные «деловые» связи и курортные романы. Но тяга к приключениям пропала не то с возрастом, не то после обширных побоев, нанесенных Антониной Ивановной в порыве ревности. Сама Антонина Ивановна, и ранее не особо часто баловавшая Харитона Ильича супружескими ласками, после этого обидного инцидента и вовсе перевела мужа «на сухой паек». С годами Харитон Ильич, хорошо помня подбитый глаз и распухшее ухо, научился предпочитать грубым плотским утехам хорошую выпивку.
Седина посеребрила виски и усы Харитона Ильича, и в полном соответствии с фольклорной мудростью, в его ребро уперся рогом хулиганистый бес. Случилось так, что Зозулю позвали в частную баню за городом. И позвал не кто-нибудь, а самые титулованные потомки воеводы Дрынова. Это приглашение означало для Зозули приглашение в высшую лигу избранных и потому очень ему льстило. Чем занимается в банях-саунах номенклатурная элита, Харитон Ильич выучил еще во времена работы в Райкоме комсомола. И, надо признаться, перспектива поучаствовать в таком интересном деле показалась ему заманчивой и приятно защекотала где-то в районе селезенки. Но неожиданно селезенка екнула, потому что перед мысленным взором совсем некстати предстал образ разгневанной Антонины Ивановны. Додумывать до конца эти мысли Харитон Ильич тогда не стал. Решил – как будет, так и будет. И, сочинив для супруги историю о срочном вызове из Москвы, направился в баню.