Благими намерениями
Игорь Николаевич Евтишенков
Корректор Ирина Юрьевна Бралкова
Дизайнер обложки Сергей Борисович Гусев
© Игорь Николаевич Евтишенков, 2023
© Сергей Борисович Гусев, дизайн обложки, 2023
ISBN 978-5-4498-7813-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Посвящается читателям
Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми, их именами, фамилиями или прозвищами является случайным. Описываемые события не имели место и не происходили в указанных географических районах.
.
ГЛАВА 1
Солнце медленно садилось над горами Аризоны, растягивая тени по плоской поверхности пустыни Сонора. Усталые красные тона громадного заката подавляли рыжеватый цвет грунта, заливая его густыми красками фиолетовых оттенков перед тем, как наступала полная темнота и все краски становились одного цвета – цвета глубокой чёрной ночи.
В городе Феникс зажигались огни, и жизнь перемещалась из офисов в квартиры и ночные заведения. Не затихала она и в тюрьме «Эстрелла», где новая партия прибывших арестанток постепенно приспосабливалась к естественным законам этого заведения.
В большой полуоткрытой камере «свободных» обитателей, не желавших ходить на добровольные работы в дневное время, наступал свой рабочий день. Отоспавшись с утра, они приступали к доступным им развлечениям. Самым обычным было распределение новеньких между группами старожилов.
Так случилось, что Дэнис украла в магазине «Уотч» часы за пять долларов и угодила за решётку на два года. Это считалось лёгким наказанием, но здесь всё выглядело иначе. Подружки Мартинез, как их называли, выбрали её для работы на побегушках. Они заправляли всем в этом блоке, потому что, как говорили, у них остались связи и нужные люди на свободе. Они случайно попались на взятках, и дотошные следователи докопались до всех их контактов и преступлений. Те, кто их прикрывал, откупились, однако их решили сдать, чтобы дело не пошло дальше. «Жертвам правосудия» в лице бедняжек Мартинез договориться со следователями не получилось. Зато их покровителям удалось найти общий язык с другими судебными исполнителями, чтобы сёстры отделались сроком в этой тюрьме.
Дэнис понравилась одной из сестёр Мартинез, возглавлявших группу, и её освободили от всех работ. Вместо этого она должна выполнять другую работу – ублажать их в дальнем углу блока, скрытом от видеокамер койками и телами заключённых. Всё это происходило в ночное время. Старшая, Лора, полная и постоянно шепелявившая, гладила её по плечам и подхихикивала, а младшая, Саманта, сутулая и злая, с вытянутым лицом и острым носом, похлопывала её по ягодицам и криво улыбалась одной стороной рта. Денис отказалась слушаться. И тогда началось «воспитание». Каждую ночь одинаково дикое, зверское и ужасно болезненное. Ей затыкали рот и насиловали, как и чем могли.
Через месяц она попала в лазарет, где пациентки с разрывами и кровотечениями, заражениями и опухолями были не редкость. Две недели пролетели, как один день. Её возвращение в камеру после «долгого отпуска» было встречено криками радости и животного удовольствия. Дальше насилие продолжалось с прежним упорством. Причём каждый раз, когда очередь доходила до младшей сестры, полусумасшедшей Саманты, всё превращалось в ад, и Дэнис в тысячный раз слышала над ухом её хриплый шёпот, думая, что умирает.
– Я – сержант Уильям Линдстон. Клянусь говорить правду и только правду. Ты – тоже сержант Линдстон. Говори правду! Он всегда так говорил. Он испортил нам жизнь. Да, правосудие – это больно! – эти слова повторялись в разной последовательности и звучали как проклятие. В конце концов, Дэнис перестала понимать разницу между реальностью и вымышленным миром Саманты Мартинез и стала кричать ей в ответ то же самое. Мексиканка искренне радовалась и прекращала мучить её. А однажды вообще произошло невероятное.
– Хочешь в «Последний шанс»? – прошептала она ей на ухо после очередного издевательства, хищно сверкая обезумевшими глазами.
Хотела ли Дэнис в этот отряд? Конечно, да! Арестанты попадали туда по собственному заявлению, однако, на самом деле, это происходило только после того, как они получали разрешение от главных в общих камерах. В отряде было хорошо: там работали днём на общественных работах, а ночью спали в отдельных камерах по два человека. Это был рай по сравнению с тем, что происходило с ней сейчас.
– Да, – еле слышно прошептала Дэнис, не веря своему счастью. Неужели её отпустят?
– Да? – усмехнулась Саманта и расхохоталась на всю камеру. Сонные сокамерницы стали что-то бурчать, недовольные шумом, но она не обращала на них никакого внимания. – Она хочет в «Последний отряд»! Слышали? – после этих слов стали смеяться и остальные члены её группы. – Я – сержант Уильям Линдстон. Клянусь говорить правду и только правду. И ты – сержант Линдстон. Говори правду! Я тебе отомщу! Правосудие – это больно! – выкрикнула она, и всё повторилось снова.
Но через неделю у Лоры Мартинез и ещё нескольких её «подружек» обнаружили ВИЧ, после чего камера опустела почти наполовину. Дэнис эта беда обошла стороной. По крайней мере, её анализы были чисты. На следующий день к ней подошла хромая Брута, старая арестантка из другой группы и сказала, чтобы она уходила в «Последний шанс».
– Скажи инспектору, что можно, – буркнула она. – Можешь прямо сейчас.
Дэнис растянула лицо в страшной гримасе, как делала это Лора Мартинез, и, кривляя голос, стала повторять её слова:
– Я – сержант Уильям Линдстон. Клянусь говорить правду и только правду… Правосудие причиняет боль! – после этого она захихикала и села на корточки, обняв колени руками.
– Совсем крыша съехала, – сказала одна из заключённых, и после этого на Дэнис никто не обращал внимания.
На следующее утро она всё-таки подала заявку на общественные работы, и через день её впервые вывели на улицу, к сетке, надели пластиковый наручник с датчиком и соединили цепями с пятью другими арестантками, которых она видела впервые. Потом автобус отвёз их на пустырь, где первый трудовой день начался с захоронения трупов бездомных, которых за неделю набралось в местном морге больше десяти человек. К вечеру голова болела от жары и тяжёлой работы, руки и ноги саднили от пота и металлических колец, которые растёрли их почти до крови, зато в конце её отвели не в общую камеру, а в отдельный бокс на четыре кровати, две из которых были пустыми. Здесь Дэнис впервые спокойно смогла помыться в раковине и сразу же рухнула на койку, чувствуя, что больше не может стоять на ногах. Прошлое превратилось в мрак, о будущем она даже не думала – оно могло просто не наступить, поэтому для неё реальным оставалось только настоящее.
ГЛАВА 2
– Привет! Я хотела бы поговорить с тобой, – Кэрол выглядела уставшей: большие серые глаза под тонкими бровями казались полупрозрачными в приглушённом свете гостиной, слегка впавшие щёки подчёркивали обострившийся подбородок, и у самых висков, как ему показалось, он заметил тонкие морщинки. Кожа была необычайно бледной, почти прозрачной, отчего лёгкий румянец на щеках и шее был похож на свет цветной лампы, случайно задержавшийся на них каким-то чудом.
– Привет! Да, конечно. Что случилось, дорогая? – Уильям сразу почувствовал в её голосе напряжение.
– Прости, я долго пыталась молчать, но больше не могу. Я устала, – тонкие брови поднялись вверх, а в глазах застыла внутренняя боль.
– Э-э… Ты о работе?
– Нет. Пожалуйста, послушай и не перебивай. Мне тяжело, но я должна сказать это. Я больше так не могу. Ты целый день на работе. На этой проклятой работе, которая съедает тебя. А я – одна. Совершенно одна. Я поговорила с Тэдом. Он согласился отпустить меня через неделю. Я хочу уехать. К родителям. Мне надо что-то поменять. Я так больше не могу.
– Это из-за меня?
– Нет! Из-за себя, из-за всего вокруг. Это всё сложно. И ты, и я, и София. Уже прошло четыре года, а я никак не могу убрать её комнату, – тонкие руки-крылья разметались в разные стороны, как бы пытаясь охватить пространство вокруг, и, не сделав это, плавно опустились вниз, как будто соскользнули с невидимого шара.
– Хочешь, я вызову клининговую службу…
– Нет, ты не понимаешь. Это внутри, здесь, – она приложила ладонь к груди и подняла взгляд. В нём было столько мольбы и страдания, что Уильям не выдержал и отвёл глаза в сторону.
– Может, нам надо подумать о втором ребёнке? – осторожно предложил он.
– Нет, нет, что ты! Я даже думать об этом боюсь, – на её лице промелькнуло знакомое выражение. Так всегда поджимала губы её мать, когда речь заходила об их браке. Она всегда говорила одно и то же – что он был неправильный, неразумный, слишком быстрый, никому не нужный и ещё тысячу слов, которые произносились только ради того, чтобы унизить Уильяма и показать Кэрол, что она совершила ошибку. Но ведь он делал всё, чтобы доказать ей обратное! Он заботился о ней, выполнял любые прихоти, сам дослужился до лейтенанта и сдал все экзамены. Эти чёртовы награды и медали…
– Да, я вижу… – Уильям смотрел на её до боли знакомое лицо, на котором застыла мука внутренних переживаний, и ему впервые за последние четыре года стало так больно, как и в день смерти дочери.
– Вот… Я уже собрала вещи. Мне надо только, чтобы ты понял меня, – Кэрол тоже отвела взгляд и старалась не смотреть ему в глаза.
– Я специально взял завтра выходной, чтобы мы сходили… – он никак не хотел верить в то, что она говорила, пытаясь вернуть её назад, в тот мир, где они жили вдвоём, храня память о прошлом.
– Том, не надо! – она сцепила пальцы и поднесла руки к груди. Рукав блузки на запястье натянулся, и он увидел, как там оторвалась пуговица. Но Кэрол этого не заметила. Небольшой пластиковый кружок упал на пол. Он притягивал взгляд, не давая Уильяму думать. В голове была полная пустота.
– Ты подала на развод? – наконец тихо спросил он. Она кивнула и опустила голову. Худые плечи задрожали, как ивовые ветки на ветру у реки, и Кэрол, не выдержав, отвернулась к окну.
– Я попросила адвоката решить все вопросы за меня. У неё есть твой телефон. Я подписала все документы. Я не хочу приходить в суд. Давай всё сделаем тихо и прилично?
– Но так нельзя… – ускользающее чувство реальности лишало его способности думать и говорить. Отчаяние захлестнуло разум, и в горле образовался комок.
– Пожалуйста, не перебивай меня. Я прошу только об одном – дай мне уйти. И обещай не звонить хотя бы год. Пожалуйста!
– Я… – он растерянно развёл руки в стороны, поймав себя на мысли, что уже давно был готов к такому повороту событий, однако вынести его оказалось нелегко. После смерти дочери в психиатрической лечебнице между ним и Кэрол возникла пропасть. Он настоял на том, чтобы отправить Софию на принудительное лечение, хотя Кэрол была против. И когда произошла трагедия, она так молчала, что это было страшнее всяких слов. Да, она считала его виновным в смерти дочери. Но Софии было уже восемнадцать лет. Их маленькой, весёлой девочке, которая с радостью прижималась щекой к папе и маме, смешно коверкая слова, вдруг в один день стало так много лет! И она больше не спешила к родителям, чтобы поделиться с ними историями о ночных феях или Санта Клаусе. София нашла друзей и не раз попадалась с ними на курении травы. Потом стала баловаться лёгкими химическими наркотиками. Когда её отчислили из колледжа, Уильям принял решение отправить её в лечебницу и ни разу об этом не пожалел. Потому что её приступы ярости сменились потом провалами в памяти и заговариванием. Даже в день смерти, когда им сообщили, что она погибла такой страшной смертью, когда она пыталась ночью сбежать из лечебницы… Даже тогда он считал, что поступил правильно. Дома они бы с ней не справились. В этом была правда – они потеряли Софию ещё задолго до того, как она пристрастилась к наркотикам. Просто не хотели это признать. А сейчас… сейчас уже было поздно. – И куда ты поедешь? К матери? – хрипло спросил он.
– Да. Переночую тут неподалёку у подруги. Она согласилась приютить меня до конца недели.
– Но это – твой дом. Я не гоню тебя. Ты можешь остаться. Я уйду. Переночую в управлении. Ничего страшного. Или в машине. Зачем тебе…
– Не надо! Я не могу. Для меня – это пытка. Я уже приняла решение. Прости. Но так будет лучше. Мне лучше уйти. Я начинаю плакать. Это плохо. Если что, позвони моей матери или лучше адвокату.
– Да, лучше адвокату, – покачал головой Уильям, видя, что неловкость ситуации начинает тяготить жену. Помолчав, она решительно выпрямилась, поджала губы и, стараясь не смотреть на него, прошла мимо. Затем тихо щёлкнул замок входной двери, и всё стихло.
Уильям остался один. Совершенно один. Здесь, в небольшом доме на Лоу-стрит, двадцать два, где они с Кэрол мечтали растить детей и жить полной жизнью, теперь не было ни детей, ни жены. Он подошёл к дверце шкафа и долго стоял, пребывая в состоянии полного отупения. Именно отупения, потому что внутри было пусто. Там не было ни горя, ни боли, ни отчаяния или злости – просто ничего. Уильям стал искать виски. Последний раз он пил четыре года назад… Теперь это был, похоже, единственный способ отключиться и не думать о том, что сейчас произошло в его жизни, разделив её пополам – до и после сегодняшнего дня.
ГЛАВА 3
В сумерках наступающего вечера улица казалось пустой и заброшенной. Одинокий прохожий перешёл на другую сторону и несколько раз оглянулся. На нём были джинсы, кроссовки и куртка с капюшоном, как на тысячах молодых жителях этого города, которые внешне мало чем отличались друг от друга. Подойдя к калитке с низким заборчиком перед лужайкой, он ещё раз оглянулся и только после этого открыл её. На табличке у двери было написано: «Доктор Вудраф. Психиатр». Поправив рюкзак на плечах, молодой человек нажал на кнопку звонка и откинул с головы капюшон. В доме послышались шаги.
– Все пациенты ушли? – вместо приветствия спросил он, когда дверь открылась, и на пороге появился хозяин дома.
– Что случилось? Мы же не договаривались… – доктор Вудраф был явно озадачен и не мог этого скрыть. Ему было непонятно, что могло привести этого человека к нему в столь поздний час.
– Захотелось тебя увидеть. Ты, как всегда, не пьёшь? Даже со мной?
– Прекрати! Ты вряд ли пришёл бы ради этого. Я тебе уже сто раз говорил, что у меня проблемы с сердцем. Заходи! – стоять на крыльце было не очень хорошо, лучше было спросить его обо всём в доме.
– Да, точно. Ты говорил. Хотя со стороны не скажешь. Особенно в постели.
– Уже поздно. Что случилось? У тебя снова приступ? Нужны препараты? – Вудраф сел на диван и, сложив ладони перед собой, приготовился слушать. Стройная фигура немного жеманно опустилась в кресло напротив.
– Да. Снова этот призрак. И снова кричит. Всё одно и то же. Только сегодня он меня достал. Да, да, я знаю, что ты мне говорил об этом: надо избавиться от него, стать выше, расслабиться, заняться чем-то другим. Не получается. Мне помогают только эти встречи. Когда ты рассказываешь о других. Но сегодня стало совсем плохо, скрутило прямо на работе. Пришлось отпроситься. Он ходил за мной. Везде, представляешь? Да, да, я принимал твои таблетки, садился, считал до ста. Не помогает. Не знаю… Мне тяжело.
– Ты точно принимаешь все препараты, которые…
– Конечно! Ты же видишь, я перестал заговариваться и память вернулась. Но всё это чепуха! Самый лучший препарат – это ты и твои рассказы. Ты – хороший врач. Я, наверное, сумасшедший, да? Ну прости, такой вот. Но ты – самое лучшее лекарство. А твои антидепрессанты – дерьмо.
– Слушай, я тут подумал, а почему бы тебе не усыновить ребёнка? Это самый мощный стимул в жизни. Это может изменить всё. Сейчас уже можно даже…