Со временем все как-то нормализовалось, Инга привыкла к своим обязанностям. Вопрос о том, кем заменить Жанну, уже не стоял. В лагере появлялись новые люди и новая должность – сменный педагог (человек, который сможет заменить действующих вожатых в случае чего). Лика завела синего дога Гая. Он стал мне другом, мы с ним много гуляли. К сожалению, он заболел. В ветеринарной клинике ему помочь не смогли. Славик встречался с Терезой из своего отряда. Чем-то она была похожа на Жанну, но все-таки не она. Никто этого союза не принимал и не поддерживал. Изменился и сам отряд, дети в нем были уже на год-два младше. Не было такого количества влюбленных пар. Инге здорово помогал Леша. Он укладывал детей спать, он будил, он приводил отряд на зарядку и на завтрак. Теперь приходить нужно было целым отрядом. С отъездом Жанны правила начали меняться. Точнее, обычные для лагеря правила вступили в силу. Осуществлялись проверки перед отбоем и в тихий час. Когда она уехала, некоторые у себя на тумбочке помимо общего фото обнаружили еще одно, на котором была только Жанна. Такой снимок ждал и меня. Она отлично на нем вышла. Это был ее нам подарок.
Закончилась очередная смена, последняя. Славик сразу же уехал. А меня Инга и Леша на неделю забрали к себе погостить. Рига уже была мне знакома как свои пять пальцев. Перед отъездом удалось со многими увидеться еще раз в центральном парке. Прощаясь, мы надеялись встретиться в следующем году, но этого не произошло. Лагерь, испокон веков являвшийся собственностью одного крупного рижского завода, вдруг был продан. Это стало печальной новостью. Но каждый распознал в этом и кое-что еще, пока трудноуловимое, необъяснимое, нечто сродни ликованию. И только со временем станет понятно, что это было. А было это понимание того, что некоторые вещи случаются лишь однажды. И если исчезает что-то главное, все остальное исчезает тоже. Нет Жанны, нет лагеря.
Ребята продолжали дружить и вне лагеря, так как жили в одном городе. Многие жили в одном дворе, районе, учились в одной школе, а позже и в одном университете. Мне было ужасно обидно, что я из другого города, другой страны, не с ними. Я до сих пор скучаю по тому месту, которое существует теперь лишь в нашей памяти.
Славик живет в Америке. Мы созваниваемся, переписываемся. Он тоже часто и тепло вспоминает то время. Жанна как-то приезжала к нему погостить, но не осталась.
Глава 3
День, когда мне стало ясно, что летом в очередной раз поехать в Юрмалу не получится, был не из радостных. Меня эта новость так огорчила, что не хотелось вообще ничего. Казалось, что других мест на свете не существует. И что теперь? Остаться в городе? Ехать куда-нибудь с родителями? Мама предложила другой лагерь, что само по себе казалось мне предательством по отношению ко всем, кто стал мне так дорог. Какие только доводы она мне не приводила! И что этот новый лагерь находится в потрясающем месте – в Крыму! И что там у меня появятся новые друзья! Представить себе такое было невозможно! Просто возмутительно! И слышать не хочу!
Время шло, все разъехались, и стало скучновато. Воспоминания о былых летних деньках то и дело накатывали и будоражили молодую кровь. Сердце печалилось и сладко ныло. И когда сидеть в городе мне совсем наскучило, пришлось согласиться. Обещая себе пребывать на новом месте в гордом одиночестве и предаваться воспоминаниям, предложение мамы было принято.
Мне пятнадцать. И мне одиноко среди людей. В нашей группе есть ребята и постарше. И с нами едет сопровождающая, которая сразу же мне не понравилась. Общаться не хочется, мои спутники еще успеют мне надоесть. Я еду не в то место, настроение плохое, делаю вид, что сплю. Потом меня и правда одолел сон. Проснувшись в темноте, вспоминаю, что я в поезде. Он мчит на полной скорости. Перебивая друг друга, стучат колеса, вагон поскрипывает. Я на верхней полке. За окном хоть глаз выколи. Хочется пройтись. В наших купе спят все, кроме сопровождающей. Провожает меня взглядом. Выхожу в тамбур. Там два парня, выпившие, курят, один в форме. Стою у противоположного окна, смотрю в темноту. Они ко мне, спросили, как звать, угостили сигаретой. Предлагают выпить за друга, за его дембель. Идем к ним в купе. Передо мной стакан водки. Нужна закуска. У них закончилась. Вспоминаю, у меня же есть бутерброды, мама собрала в дорогу. Отдам им. Пить не буду. Не успеваю я достать сверток, как меня хвать за руку наше контролирующее начало – Хивря. Так ее между собой зовут ребята. У нее волосы торчат во все стороны, как наэлектризованные. Насчет забавная, не знаю, не очень. Но из-за прически точно напоминает какое-то существо. И вот здесь что-то во мне взбунтовалось. Иду и выпиваю стакан залпом. Не закусываю. И до обеда сплю как младенец.
Мы в Феодосии. Нас должен забрать автобус, но его нет. Муж сопровождающей отправился на почту связываться с лагерем. Там сообщили, что автобус обломался в пути, нужно ждать. Пропал целый день. Прибыли мы на место уже к вечеру, около десяти. Как раз заканчивалась дискотека. Был объявлен заключительный медленный танец, затем тот же голос в рупоре сообщил об отбое. С вещами мы стоим перед каким-то старым продолговатым двухъярусным строением с окошками вдоль и шторками на них. Внутри темно. Неужели это жилое помещение?! Фонари освещают аллею и аккуратные цветочные клумбы. Все не так, как в моем любимом лагере! Наконец прибежала какая-то девушка в белой рубашке, синей юбке и голубой косыночке, завязанной в виде галстука! Она открыла ключом боковую дверь. Вместе с Хиврей они зашли в тесную коморку, где в кучу свалены знамена, плакаты, а на стенах все еще висят вымпелы. Господи, настоящий пионерский лагерь! Так мне и надо! Не поездка, а наказание. Это за то, что предаю дорогое мне.
Нас просят оставить вещи и заходить тех, чьи фамилии названы. Началось распределение. Заезд состоялся несколько дней назад, мы опоздали на два плюс еще сегодня, итого три дня. И хорошо! Вообще не приезжать бы! По этой причине поселить нас всех вместе как один отряд не выйдет. Есть свободные домики, но их на всех нас, скорее всего, не хватит. Назвали почти уже всех, моей фамилии не было. Хотя в списках я где-то чуть выше середины, на букву «К». Нас всего несколько человек. И вот на нас-то места и закончились.
– Ребятки, кто остался, подходите, – кричит из коморки всем начальникам начальник и мочалок командир, – придется разбить вас по отрядам. В корпусе будете. А что делать…
Это ее месть за ночное происшествие. Потому что фамилии тех, кто остался, и правда, в конце списка. Девушка в белой рубашке с оранжевым карандашом в руке периодически чешет им за ухом, а затем, перелистывая и изучая какую-то толстенную тетрадь с записями, ведет по странице сверху вниз.
– Значит, свободно три места в двенадцатом отряде совсем с малышами, но зато отдельная комната, девчонки, пойдете?
Надя, Оля и Леська переглянулись, а затем закивали головами. А почему нет?
– Так, вас двое осталось, – карандаш в воздухе выводит знак бесконечности и устремляется в записи. – Пятый отряд, к Наташе! Других вариантов нет. Там по одной кровати и оставалось. Как раз. Мы же здесь все равно все вместе, с ребятами днем будете видеться.
Я молчу, а что тут скажешь. Долговязая и тощая девчонка рядом со мной тоже молчит, причем все время. Может, немая. Как же ее, Ира, кажется. Нет, не Ира, Инна.
Мы берем свои вещи и следуем за провожатой. Хивря ушла восвояси. Девушка привела нас в четырехэтажное здание, оно одно такое на территории. Поднимаемся по лестнице. Девчонкам на второй, нам дальше. На последнем этаже сразу у входа дверь. Лагерная приемщица распахивает ее, и мы видим картину – на стуле посередине комнаты на коленях у какого-то парня сидит Наташа, и между ними происходит нечто страстное. О том, что это она, по всей видимости, наша вожатая, мы поняли, когда та, что была с нами, выкрикнула ее имя. Даже мы испугались. Мы шли по коридору в ту сторону, куда без слов рукой указала Наташа, продолжая заниматься с молодым человеком тем, чем занималась.
Моя кровать у окна. С остальных пяти на меня с любопытством глазеют дети. Минута молчания, затем посыпались вопросы. Ногой я задвигаю свою сумку под кровать и сижу с отрешенным видом, не удостоив их ни единым словом. И что делать? Не ложиться же спать в такое время! Завтра пойду на разведку, может, и придумаю что. В крайнем случае договорюсь с нашей вожатой, похоже, это будет несложно. Отсюда нужно бежать. Корпус еще и закрывается на ночь. Завтра же поговорю с Наташей, с самого утра! Уж она-то меня поймет.
Да, здесь не те люди, это чувствуется сразу. Как же важен коллектив, дружный, сплоченный. А ведь все могло быть иначе, если бы Жанна не уехала и если бы лагерь не продали. Что со мной творилось бы, как билось бы мое сердце, очутись я сейчас перед домиком нашего любимого первого отряда! Обидно до слез. Спать в первую же ночь, такого еще не бывало! Ребята сейчас наверняка отмечают приезд. Малышня успела рассказать мне обо всем на свете: и о распорядке дня, и о кефире, который сейчас должны принести. «Благоприятный день» для меня во всех отношениях. Ничего не поделаешь, надо ложиться. Это был бы самый скучный вечер в моей жизни, если бы не то, что произошло дальше. Дверь в комнату отворилась и на пороге появилась она!
Глава 4
Когда я вспоминаю этот момент, мое сердце начинает колотиться точно так же, как и тогда. Ее зовут Лена. Она тоже вожатая пятого отряда. На тумбочку у двери Лена поставила поднос с кефиром. Мои глаза встретились с ее, и я не могу от них оторваться. Они, как море, синие, и в них легко утонуть. В это время дети несутся разбирать стаканы. Я стою не шевелясь. Она смотрит ласково и немного с удивлением. Она еще ничего не произнесла, а я уже знаю, что люблю ее, без ума от нее!
Высокая, стройная, длинные светлые волосы распущены, цветы на халате под цвет глаз, красивые запястья и тонкие пальцы, как у пианистки, красивая, добрая с мягким, бархатным голосом. И имя прекрасное – Елена.
– А у нас пополнение? Странно, меня никто не предупредил. Тогда я возьму журнал и вернусь? Ладно? Кефира хватит на всех, с добавкой. Вот, бери, – она протягивает мне стакан и выходит из комнаты. Я стою и не могу произнести ни слова. И только молюсь, чтобы она поскорее вернулась, я так хочу увидеть ее снова.
Позвали мою спутницу Инну. Елена присела на край моей кровати и записывает наши данные. Дети рассеялись по своим местам. Лена задает вопросы, я отвечаю, и не узнаю своего голоса, кажется, что все это сон. Я говорю ей, что неплохо плаваю и немного играю на гитаре. Она улыбается и говорит, что я ценный для отряда человек. Ее чистый взор снова обращен ко мне, и все летит к черту. Каким смирением проникаюсь я, и моя недавняя угрюмость улетучивается молниеносно. Мне трудно дышать. Со всем моим тайным я становлюсь открытой книгой, по крайней мере, мне так кажется. Усилием воли я отвожу взгляд и смотрю в сторону, потому что боюсь, что стук моего сердца слышен всем в этой комнате и ей тоже. Весь ее образ – воплощение такого всеобъемлющего смысла, что всякое слово становится бессмыслицей, и я молча наблюдаю, как она говорит с Инной, наслаждаясь ее присутствием.
– Так, а почему еще не закрыты глаза? И еще не у всех закрыты, я жду, – дети хихикают, она им нравится. Лена желает всем спокойной ночи, выключает свет, и они с Инной выходят в коридор.
Я быстро раздеваюсь и запрыгиваю в кровать. Сердце мое все еще колотится. Я прокручиваю в голове все сказанное Лене, нехорошо было хвастаться своими умениями. Но тем самым мне удалось привлечь ее внимание, хоть как-то, хоть ненадолго. И она улыбнулась мне. Значит, все было правильно. Какая же красивая у нее улыбка!
Как быстро все может измениться, в мгновение ока. Теперь день моего прибытия в этот лагерь кажется мне самым счастливым днем в жизни! А еще недавно, до появления Елены, все было наоборот. Я лежу в кровати и не могу уснуть от счастья. Эта встреча перевернула все с ног на голову. Меня уже все устраивает, я уже ни с кем, ни о чем не собираюсь договариваться и желаю лишь одного – видеть ее. Я хочу быть в этом отряде и только в нем. При встрече я расцелую Хиврю, ведь если бы не она… Никогда еще со мной такого не было, никто еще не производил на меня такого сильного впечатления. Ни разу еще мне не доводилось утонуть в чьих-то глазах вот так сразу, безропотно и бесповоротно. Изменился весь мир, и изменилось что-то во мне. Еще совсем недавно, каких-нибудь полчаса назад, до ее появления в этой комнате, у меня были какие-то желания, мысли, потребности, но стоило ей войти, как все превратилось в одно единственное желание, мысль и потребность – мне нужна она одна на всем белом свете. О чем я мечтаю? О ней, о том, чтобы меня разбудил ее дивный голос, о том, чтобы провести с ней день, о том, чтобы не расставаться ни на минуту. И этот жар внутри, я все еще чувствую его. А ведь вечера в Крыму прохладные… Теперь так будет все время?
Мечты сбываются, и утром я слышу ее голос.
– Подъем. Доброе утро. Просыпаемся. – Лена очень быстро прошлась по комнатам, заглянув в каждую.
Она оставила дверь открытой, и ее голос еще три раза донесся из коридора. Слово «подъем» никогда меня не радовало, да еще и летом в такую рань! Но не в этот раз. Ведь оно было произнесено ею. И я снова боюсь пошевелиться, потому что мне все еще кажется, что это сон, до сих пор. Малышня довольно бодро и быстро перемещается по комнате. Нужно надеть на себя спортивную форму и строиться в коридоре. Умываться потом. Меня это ужас как возмутило бы, отдых на то и отдых, чтобы делать, что хочешь и когда хочешь, но Лена идет с нами, и я покорно роюсь в сумке в поисках шорт. Надеваю их очень быстро. Уснуть мне удалось только под утро. Выхожу в коридор, идти стараюсь бодро, но выходит не очень. А там Лена. Ее белая футболка, словно свет в конце темного коридора. Господи, как радостно мне ее видеть! Я буду ходить строем, делать зарядку, обливаться холодной водой, я буду делать все, что она скажет! Лишь бы видеть ее!
Теперь я могу разглядеть территорию. Она небольшая. Зарядка проходит на площадке с флагштоком. Туда сбрелись отряды и под музыку из радиорубки выполняют упражнения. Лена сидит поодаль на лавочке. Перед ней мне как-то неудобно стоять в строю и повторять все эти дурацкие движения, как в первом классе. Чувствую, что стесняюсь ее во всем. А Лена и не заставляет меня их делать. Из наших здесь только я и моя соседка. Девчонки из корпуса не выходили. Спят еще, наверное.
Не зарядка, а очередная формальность. Правила, правила. По возвращении в корпус наконец-то можно умыться. Но перед этим следует застелить постель, причем каким-то идиотским способом, так как покрывало намного шире кровати и его нужно складывать вдвое. А подушка должна стоять треугольником. Еще будет и проверка. Как же разительно отличаются два места, лагерь в Юрмале и этот! И только присутствие Лены сглаживает все эти острые углы.
Перед завтраком мы встретились с ребятами из нашей группы и сразу же обменялись впечатлениями. Они были всем довольны, уже успели побывать в соседнем пансионате, там есть кое-какие злачные места. Вчера они таки хорошенько отметили приезд и заселение. А сегодня приглашали сделать это уже всем вместе. И мы скинулись на вино.
В столовой я стараюсь сесть так, чтобы видеть Лену. Ее стол через три от меня. Она сидит спиной к окну. Сидит мало, чаще ходит между рядами, проверяет, у всех ли все есть. Наташа себя такими заботами не утруждает. Принимать пищу перед Леной я стесняюсь и ем быстро, когда она не видит. А она уже в который раз проходит мимо нашего стола. Предложила добавку. Отказываюсь. Мне бы эту свою тарелку каши доесть. Здесь климат другой, не прибалтийский, жара с самого утра. Для завтрака слишком рано. Хочется только пить. Наконец в моей тарелке показалось дно. Сама Лена приступила к завтраку только тогда, когда в столовой почти никого не осталось. За столом с ней сидит вожатая еще одного отряда на нашем этаже, живет с Леной в комнате, Ира. Хмурая такая, брови сдвинуты, и все время напряжена. Ничего общего с Леной. Цвет волос темный и короткая стрижка.