– Вы не можете что-либо опровергать до этой даты. Ни при каких обстоятельствах. Согласитесь, это не большой срок… Для такой суммы.
Округлившимися пустыми глазами профессор прошелся по нижней строке, затем застыл на верхней, пытаясь осмыслить сумму в привычных эквивалентах. Но так и не сумев, поднялся.
– Нет… Это слишком… Я требую объяснений. Мне это не по душе. Причем здесь наука? Это интрига какая-то… Какая-то непонятная игра.
– Именно! – собеседник азартно блеснул очками. И лицо его более не казалось интеллигентным. – Пусть будет игра. Игра с высокими ставками. Считайте, что выиграли в ней научный грант. Я удваиваю сумму. С такими средствами вы легко организуете собственную экспедицию. Даже без огласки маршрута. Купите лицензию, и будете исследовать окрестности Амарны. Разве не об этом вы мечтали? А вернувшись в указанный срок, опровергнете любые слухи.
Профессор молча опустился в кресло с напряженным сомнением в лице. Раздумывая, он машинально перекинул резную обложку, отбросив несколько страниц, и бессмысленным взглядом упёрся в уже читанный текст.
«Раскатистый, неожиданно громкий голос расколол предрассветную темноту.
– О могущественный Ра-Хорахти…»
13. Древний Египет. Ахетатон. 17 год правления Еретика. 1353 год до н.э.
Раскатистый, неожиданно громкий голос расколол предрассветную темноту.
– О могущественный Ра-Хорахти, воссиявший в имени своём Шу! Ты и есть Атон, дарующий жизнь и возрождающий из небытия! Ты даёшь свет и выводишь из мрака тьмы!
Атон – зримое проявление единого и единственного бога, услышал начало молитвы – грязно-серое небо на востоке подёрнулось синеватым отливом. Серая от ночного мрака, статно сложенная фигура царя, медленно опускалась, склоняя простёртые к небу руки. Стоявшие сзади валились на колени.
Едва силуэт правителя слился с горизонтом, как взору чужестранца Хануфы, удостоенного чести быть на молитве фараона, открылся вид, вызвавший сомнение в реальности происходящего.
Линию на востоке, отделявшую сизое небо от чёрной пустыни, рвал клинообразный вырез, уходивший ниже горизонта. Излом располагался по центру, куда и были направлены взоры. Словно неведомый исполин клинком вырубил в горизонте зияющую дыру, через которую просматривалось светлевшее голубовато-жёлтое небо.
Хануфа сглотнул и огляделся. Привыкшие к темноте глаза уже различали лица. И царившее спокойствие говорило чужестранцу, что ничего необычного не происходит. Хануфа, уважительно поставленный в первый ряд хозяином церемонии, стал с любопытством наблюдать.
Фараон чинно возносил молитву. Подрагивала высокая двойная корона – символ единения северных и южных земель. Внешняя корона повелителя севера, ещё недавно чёрная на фоне ослепительно белой короны юга, отливала слабой краснотой, пока не окрасилась пунцовым цветом. Ветерок потрёпывал полосатый клафт на плечах живого божества.
Небо светлело, и остриё рассечённого провала уже заливалось янтарным заревом, предвещая этот странный восход.
Едва в щели сверкнул оранжевый блеск, как верховный жрец Атона – фараон Эхнатон поднялся и выпрямился. Хануфа вздрогнул, но спокойствие остальных вернуло его колено в сырой песок.
Фараон закончил молитву и замер, отбрасывая длинную тень на истоптанный серый песок. Он медленно поднял голову и протянул руки к небу. Ярко блеснули ладони. Пару минут он омывал руки живительным светом. Затем обернулся к подданным.
– Всемогущий Атон вновь смилостивился над нами и возродил жизнь после мрака ночи.
Все бодро поднимались с колен прославляя бога и правителя.
– Слава великому Атону!
– Да здравствует Эхнатон, сын небесного Атона, бог для живущих, да будут долгими лета его!
– Слава Атону!
– Слава!
– Слава Эхнатону!
Показавшийся над горизонтом край оранжевого диска уже золотил стену большого храма Атона, когда Хануфа разглядел, что линия, которую он искренне принял за ночной горизонт, оказалась ровной, как по шнуру оттёсанной вершиной горного плато, охватившего долину Ахетатона большим полукругом, краем которому был берег величественного чёрного Нила. А клинообразным провалом в центре оказалось ущелье ва́ди – высохшего русла горной реки, проистекавшей мощным потоком в незапамятные времена и рассёкшей цитадель восточных предгорий. Ступень горного плато находилась в десятке километров восточнее храма и образовывала ложный горизонт с провалом в ущелье.
Южнее, пёстрым ковром домов, храмов, дворцов, дорог, стел и обелисков, раскинулся бескрайний Ахетатон, подкрашенный розовым сиянием утра. На пустынном месте, зажатом между горными изгибами и большой рекой, где двенадцать лет назад ещё властвовали сухие ветры пустыни, взросла столица, затмившая размахом, изяществом и великолепием все известные города от Нубии до воинственных хеттов.
Ещё недавно, в столь ранний час, из тесных кварталов к восточным каменоломням текли цепочки строителей и каменотёсов. По притенённым раскидистыми пальмами дорогам, укатанным щебнем и горной смолой, тянулись повозки с фруктами, рыбой, зеленью, вяленым мясом, зерном, маслом, посудой, папирусом, паклей, льном и прочим товаром, что расползётся до заката по домам, мастерским, хижинам и храмам. К каменным причалам тянулись рыбаки. В ожидании барж и судов набивалась людом городская пристань.
Нынче великий город опустел и медленно возвращался к жизни. Неслыханная ранее хворь, налетевшая невесть откуда пару месяцев назад, выкосила четверть жителей. Хворь прекратилась внезапно, как и началась. Но страх остался, питаемый слухами и домыслами, расползавшимися, как юркие аспиды в песке.
Злые языки исподтишка обвиняли фараона, толкуя мор гневом свергнутых богов.
Писцы и чиновники, оглашавшие царские указы, называли сей знак карой Атона, в наказание тем, кто втайне поклонялся старым богам, фигурки которых, то здесь, то там изымала бдительная стража.
И поэтому, для изгнания страха из людских голов, владыка обоих земель Эхнатон лично воздавал молитвы небесному отцу, взяв себе титул верховного жреца Атона.
Хануфа, посланник дружественной земли Ханаан не боялся хворей, как новых, так и известных. За долгую жизнь, познав бремя войн, невзгод и лишений, он видел пылающие города и полчища бедуинских стрел, смердящий чад трупов налетевшей оспы и разящие мечи пришлых армий.
Он был старше правителя Египта и его память хранила то, что разделило привычный мир на «до» и «после». И единственным воспоминанием, леденившим сердце Хануфы, был ужас Великой Тьмы, случившейся тридцать три года назад, когда фараону довелось появиться на свет.
В кошмарных снах его не отпускала Тьма – вязкая, пепельная, тошнотворная, смешавшая мир в единое чернильное месиво.
Жуткий вой шакалов. Визг собак. Бессмысленный трепет птичьих крыльев. Неистовое ржание сорвавшихся лошадей. И леденящие крики предсмертного ужаса.
Сколько времени это длилось: неделю, две, или больше – точно не знал никто.
Хануфа не помнил ухода Тьмы. Его спасло беспамятство. Болезненное беспамятство на глинобитном полу крохотного дворика.
Годы спустя, он не раз слышал в сбивчивом шёпоте озирающихся странников, что Тьму рассеял один египетский бог, ранее забытый людьми. И бог этот, вознёсшийся к солнцу, единственный и настоящий, скоро свергнет всех надуманных богов и воссядет на небесном троне.
Во времена солнцеликого Эхнатона, он узнал имя этого бога.
И только теперь, на рассвете десятого дня третьего месяца сезона Ахе́т, Хануфа исполнил наказ жреца: он прижал левую ладонь к шершавой стене главного храма Атона, а правую раскрыл и подставил живительным его лучам.
И чудо свершилось – страх исчез.
14. Биофактории
Счастье изменило уклад. Теперь, когда стрелки часов вытягивались в линию, Ерохин выжидал ещё томительных пять минут, и вылетал вслед за лидерами вечернего спринта Мурцевой, Тюриной и Варёным.
Хоть семейная жизнь уже входила в обыденное русло, он не мог насытится вечерами и разговорами за кухонным столиком.
Этот вечер пошёл не так. В Эльке улавливалась скрытая суетливость с налётом угодливости. Да и стол не назовёшь обыденным. Бутылка вина, оливки, греческий салат, маринованная фасоль и полная сковорода жаренного мяса с луком. Как и любил Сергей – только мясо и лук.
А повод? – думал он, орудуя штопором, – Может я что забыл? …День рождения не скоро. …Дата нашей встречи не круглая.
– Ну, Серёженька, за нас с тобой. – Элька заискивающе улыбнулась, протягивая бокал.
Сергей отхлебнул и зажмурился, раскусывая румяный прожаренный кусок. Откусив, открыл глаза. Мясо было необычно мягким. Задумчиво дожёвывая, он пытался понять странноватый вкус. Изрядно сдобренное специями и луком, оно отдавало незнакомым слащавым привкусом.
– Вкусно, – соврал Ерохин, – Это, что, свинина?
– Нет, говядина. – Элька хитровато прищурилась.
До Сергея стали доходить и суета, и улыбочки. Он с трудом проглотил разжёванный кусок и залпом осушил бокал. – Это что, то самое? …Которое по телевизору?
– Ну да. Надо же приобщаться к современным продуктам. Да и рацион разнообразить полезно.
Помявшись, Сергей решил не обострять. – Ладно… разок можно поесть и искусственного мяса.
– Оно не искусственное, – Элька обрадованно протянула пустой бокал, – Самое, что ни есть настоящее, только произведено без зверского убийства разумных существ. Разве это плохо? Гуманный и современный продукт биофакторий. Спасение человечества от голода и тяжкого бремени жестокости.
Сергей молча разлил вино. После третьего бокала гуманный продукт уже не казался таким противным.
– Ну что ты, Сереж? Это с непривычки вкус кажется неприятным. На самом деле он просто другой, более чистый. Вкус еды не на языке, а в голове. Ешь мы с детства гуманные продукты, то мясо со скотобойни вызвало бы рвоту и понос.
– И тебе приятного аппетита, – пробурчал Сергей, положив вилку на край тарелки.
– Ну извини. – Элька грустно вздохнула и потупив взгляд стала убирать со стола. – Яичницу пожарить?
Меньше всего Сергей хотел её обидеть. Гулявшее в жилах вино подталкивало к примирению. – Эль, а давай ещё винца. Там оставалась бутылка. И сковородку давай обратно. Попробую ещё разок гуманный продукт, – улыбнулся Сергей, спасая вечер.
Она поставила сковороду без особого энтузиазма и молча достала вино. – Не надо, Серёж. Тебе ж не понравилось, будешь давиться ради меня.
– Да погоди ты. Я просто не распробовал, – Сергей протянул руку к бутылке. Он мучительно искал слова, чтобы вернуть Эльку к началу вечера и без задней мысли спросил, – Слушай, а как его делают? Ну мясо это без коровы?
Элька пригубила вина. – Выращивают из клеток на специальных питательных средах. Для медицины ткани выращивают давно. Но промышленно, как продукты питания – меньше десяти лет. А лет шесть – семь назад случился прорыв: три мировых гиганта, практически одновременно вырвались на глобальный продуктовый рынок. Это кажется экзотикой, но мировые объёмы их производства уже превысили традиционную мясную продукцию.
– Надо же, как всё серьёзно, – ляпнул Сергей для поддержания разговора, – А я думал, это новомодное баловство.
– Это революция. Очередная ступень развития человечества. Кроме того, это снимает угрозу голода и снижает выбросы в атмосферу. И всё благодаря микробам и генной инженерии.
– Это как? – спросил слегка окосевший Сергей, уже мало-мальски привыкший к новому вкусу, изрядно сдабриваемому терпким вином.
– Глобальное производство мяса началось с производства питательных сред. А это стало возможным благодаря особым микроорганизмам, которые перерабатывают целлюлозу, углекислый газ, связывают атмосферный азот и вырабатывают эти самые питательные бульоны. А другие микроорганизмы очищают отработанные среды.
Тут Сергей понял, что любопытство его подвело. Гуманный продукт, выращенный из клеточных культур на микробных бульонах, колыхнулся в желудке и рванул вверх. Ерохин обхватил рот и помчал в туалет, едва не растянувшись в коридоре.
– Прости Сережа. Господи, какая ж я дура.
– Это ты меня извини. Наверное, вина перебрал.
– Какое там вино? Ладно, давай сменим тему.
Смена темы оказалась оригинальной.
– А знаешь, что ещё производят биофактории?
Сергей умоляюще посмотрел на Эльку, когда та старательно разливала чай.
– Их основные доходы – в непищевом секторе. Это натуральные меха и кожи, которые выращиваются и поставляются рулонами. Горностай, шиншилла, змеиная кожа, крокодилова кожа в неограниченном количестве и без каких-либо звериных или крокодиловых ферм. Генные модификации позволяют получать меха и кожи разных цветов. Представь себе: сумка из натуральной кожи красного крокодила.
– Да? Надо же, – облегчённо выдохнул Сергей, поддерживая на лице маску заинтересованности.
– А ты об этом не знал? Огромный рынок, гигантские инвестиции. По оценкам аналитиков, их доходы уже соизмеримы с доходами мирового автопрома. Вот как. Но кожи и меха – не самое главное. Святая святых – секретнейшие технологии, охраняемые похлеще военных – выращивание тканей слоновых бивней, носорожьих рогов, черепашьих панцирей и прочей экзотики. Причём выращиваются не сами бивни или панцири, а ткань, что позволяет менять размеры и формы. На пористом субстрате выращивается ткань слонового бивня, или панциря черепахи. Так можно получить, например, столик или кубок из слоновой кости. А знаешь, что побило рекорд стоимости на прошлогоднем лондонском аукционе?
Сергей вопросительно кивнул.
– Кресло из черепашьего панциря, ответила Элька, – Цельное, представляешь? Всё в квадратиках. Необыкновенное зрелище. Неужели не слышал? Правда, пока это аукционные раритеты, доступные лишь арабским шейхам да промышленным магнатам. Но технологии стремительно развиваются.
Сергей пытался представить это кресло, но смутный силуэт ускользал, а в голове вырисовывался огромный черепаший панцирь, покатый, и крайне неудобный для задницы.
– Серёж, чего молчишь? Тебе не интересно? Заболталась я совсем. А у тебя на работе как?
– На работе? – Ерохин зевнул, прикрыв рот ладонью. – На работе… нормально. Да! На работе… – Он снова зевнул, протяжно, в голос, мотнул головой и глянул на Эльку влажными глазами, – Эль, давай завтра расскажу о работе. Что-то меня вырубает не по-детски. Я наверно пойду стелиться, ладно?
15. Сто тринадцатое ОВД. Кировский район Ленинградской области
Лодочник говорил много и обстоятельно. Жестикулировал натруженными ладонями, изредка поглаживал плотную седую бороду. Ему внимали чуткие лица.
– А как Семёныч появился, это почитай дней десять прошло, так я ему и рассказал. Да и то не сразу. А через пару дней, как вспомнилось. Чаёвничали мы. А до этого кому рассказать? Митьке алкашу? У того одна водка на уме. Я б его метлой поганой гнал, пока он базу не спалил по пьянке. Да Семёнычу он племянником приходится, вот и пристроил ко мне в сменщики.
– И что сказал Семёныч? – перебил Сдобников, глядя исподлобья.
Рассказчик осёкся и удивлённо вскинул брови. – Извиняюсь, товарищ старший лейтенант, заболтался. Так вот, Семёныч мужик грамотный, отставной подполковник МЧС, – крепкий старик вскинул указательный палец с треснутым желтоватым ногтем, – Он мне и сказал, что мол агентство это, по безопасности авиаперевозок, розыском не занимается, мол у них даже подразделений таких нет, это мол дело полиции, или спецслужб.