– Вход тут.
Да, это был вход в туннель, который не был связан с системой туннелей, открытых нами несколько месяцев назад. Очень похожие плиты, такие же огромные ступени.
– Тут бы на моем вездеходе! – услышал я голос Кристины.
Она явно повеселела, бодро шагала впереди нашей группы и крутила головой.
Эта лестница была немного уже, чем в главном туннеле, да и явно короче. Вскоре мы повернули направо и пошли по коридору, который с небольшим наклоном уходил вниз. Примерно через час ходьбы мы уперлись в стенку.
– Странно, – пробормотал Иштван и стал рассматривать какую-то карту. – Мы ведь шли на восток…
– И… – Анри подошел к нему и посмотрел на карту. – Иштван, так мы у той стенки! Ну, той, которая у лестницы главного зала! Или очень близко к ней!
– Похоже!
Иштван взял фонарь в левую руку и правой ладонью стал гладить стенку. Потом он хлопнул себя ладонью по шлему, достал из кармана микрорадар и включил его. Кристина и Анри вплотную подошли к нему.
– Матерь Божья! Этого не может быть!
Голос у Кристины срывался. Она перешла на польский язык, потом на русский. Она перебрала все восклицания удивления, которые были в наших языках. Потом она подошла ко мне, взяла за руку и показала на экран.
Я ахнул! На экране были изображения человеческих лиц. Тысяч лиц, или даже миллионов! Мужских и женских. Красивых и некрасивых. Молодых и старых. Все стены коридора, по которому мы шли, были расписаны этими изображениями. Вероятно, такой же полупрозрачной металлизированной краской, которая была на потолке в большом зале. Ее можно было увидеть только с помощью радара.
– Это колумбарий. Странно, что все так одинаково изображены, будто это было сделано в один день, – сказал Анри.
– Это и было сделано в один день! – уверенное сказала Кристина, идя вдоль стены. – Они жили счастливо и умерли в один день, чтобы жить еще счастливее!
– Это как? – спросил Анри. – Неужели…
– Да, это сделали те, кто потом улетел к нам. А они остались на своей любимой планете. Они не хотели улетать. Их тела, вернее, их материальные остатки, в этом коридоре, а их сознание, их воспоминания объединились и живут отдельно в виртуальном мире. Где хранится этот мир, я не знаю. Может, ветер носит их мысли, может, песок хранит их воспоминания. Нам этого сейчас не понять, они опередили нас на миллионы лет. Но я знаю точно, что они живы, что они мыслят и чувствуют, и они будут жить, пока будет жива их планета. И мы тут лишние. Нам показали это, чтобы мы ушли. Но ведь люди такие подлые существа. Они непременно захотят исследовать этот коридор, а этого допустить нельзя. Иштван, мы можем что-то сделать?
Ты скажешь, что так возвышенно люди не говорят. И будешь прав. Это я приукрасил, конечно. Но смысл донес. Если тебе нужна правда жизни, то надо в ее речь вставить ругательства. Но ты не вставляй. Иштван промолчал тогда. Но когда мы выбрались наружу, он открыл свой рюкзак.
Потом мы стояли на стенке кратера и смотрели, как опускается пыль от взрыва. У запасливого Иштвана все было с собой.
– Я направленными взрывами еще в детстве интересовался, – сказал Иштван. – Теперь все, этот вход никто не найдет без подсказки, а ведь мы будем молчать?
Ответ был очевиден, мы просто промолчали в знак согласия.
Стас замолчал, встал, подошел к окну и добавил:
Ну вот, писатель, это еще один рассказик в твою марсианскую коллекцию. Теперь я могу об этом говорить. Оказалось, что к «автобусу» давно подвесили маяк, и уже наутро начальники на станции знали об этом кратере. Теперь над входом в колумбарий тоже стоит металлическая будка. Одно утешает, что материалы оттуда не публикуют в открытом доступе. У меня сначала было разрешение знакомиться с отчетами, и я с удивлением прочитал, что там находится простое марсианское кладбище. Ну и пусть так считают!
Виртуальная любовь
Я сидел в редакции и думал о Стасе. Передо мной лежали два рассказа, где описывались его главные приключения на Марсе. Истории казались законченными, но я чувствовал, что продолжение обязательно последует. И на Марсе, и на Земле. Когда мы с ним расставались месяц назад, он долго мялся, хотел что-то рассказать, потом махнул рукой и сказал, что пока хватит. Я ему звонил раз в неделю, но с каждым звонком он все больше замыкался в себе, вяло говорил, что устал, плохо себя чувствует, и у него нет пока желания продолжать наши беседы. Я позвонил Майку, его приятелю по станции, чтобы узнать о здоровье моего «марсианина». Майк был не в курсе, обещал узнать. Свое обещание он выполнил через два дня. Позвонил мне сегодня утром и сказал, что был у Стаса и ему очень плохо. К врачам он ходить не хочет, а с его сердцем он может умереть в любую минуту.
– Ему надо в госпитале полежать недельку, – сказал Майк. – Там его проверят, сосуды прочистят, стимулятор поставят… А он ничего не хочет. Он умереть хочет. Бред какой-то! Все, кто первым был в туннеле, хотят умереть. Я Кристине написал и Нэнси.
– Кто такая Нэнси? – спросил я.
– Его виртуальная любовь из Канады. Они переписывались, когда он на Марсе был.
– А почему они сейчас не вместе?
Майк замолчал. Я видел на экране, как он, потупив глаза, пытается найти подходящие слова, чтобы сказать что-нибудь вежливое, но при этом ничего не сказать. Его большое черное лицо даже покрылось испариной. Я не стал его мучить, поблагодарил, попрощался и нажал кнопку отбоя.
– Тебе надо с ним встретиться, – сказала Вера. – Я полечу с тобой. У меня второе образование – психология, и вообще я знаю, как с ними надо разговаривать.
Вера – это наша самая любимая сотрудница. Она универсал, умеет делать все, что нужно нашей редакции. Появилась она у нас год назад, сказала, что работала в какой-то космической фирме, знает технический жаргон, и ее интересуют психология отношений между людьми в космосе. Она готова писать статьи на любые космические темы, редактировать наши колонки и вообще быть всем полезной, не лезть в чужие дела и не пытаться делать карьеру. Для нашего журнала она оказалась просто находкой. Она и вправду разбиралась в плазменных двигателях, в космических ботанических садах, знала марки марсианских вездеходов и устройство скафандров. У нее было хобби – она собирала картотеку всех, кто побывал в дальнем космосе. Она искренне переживала, если видела неустроенность парней, отдавших космосу свои лучшие годы, пыталась организовать что-то вроде общества или клуба бывших космонавтов, но почему-то постоянно встречалась с сопротивлением то официальных лиц, то самих ребят, вернувшихся из космического ада. Несмотря на это, она не теряла оптимизма, ее картотека постоянно пополнялась, и она, как могла, помогала всем, кто к ней обращался. Сейчас Вера сидела рядом со мной, худенькая, в потертых джинсах и мужской клетчатой рубашке. Она обожала моду конца прошлого века, ее гардероб почти не менялся. Менялись только цвет клеток на рубашках и цвет ее волос. Сегодня она была блондинкой.
– Ты думаешь, это серьезно? – спросил я.
– Ты видел лицо этого чернокожего? У него было такое выражение, как будто он уже попрощался со Стасом. И потом он вызвал двух женщин. Двух вызывают, чтобы они сказали последнее «прощай», а не для того, чтобы жить дальше. Давай, собирайся, я с тобой. Мне собираться, как ты знаешь, не надо.
Да, Вера могла улететь в любой город с одним телефоном в кармане. Все, что нужно, она покупала в ближайшем магазине, а потом выбрасывала в конце поездки, чтобы оставаться мобильной. Я решил последовать ее стилю, включил компьютер и заказал два билета из Москвы до Нью-Йорка. Через три часа мы с ней сидели в самолете и смотрели на темнеющее небо, где яркой красной точкой выползал из-за горизонта Марс.
В Нью-Йорке мы взяли машину-автомат. Я продиктовал адрес Стаса навигатору, он показал, что к нему ехать два часа и что он готов нас довести. Я включил автопилот, машина мягко тронулась, покружилась по дорогам около аэропорта, потом вышла на скоростную трассу и понеслась в темноту, слегка покачиваясь на стыках покрытия дороги. – Мы приедем, а он спит! – сказала Вера, сворачиваясь калачиком в большом пассажирском кресле. – Позвони ему!
Я набрал номер Стаса, телефон соединился, и я увидел его худое лицо. Как и в мой прошлый визит, он был в сером свитере, его шею обвивал большой шелковый шарф, на голове шерстяная шапочка.
– Стас, извини, я тут с Верой, моим коллегой, едем к тебе. Мы можем переночевать в отеле и прийти утром, но мне бы хотелось увидеть тебя сегодня.
Стас смотрел на экран, где было изображение моего лица. Вера придвинулась ко мне, чтобы попасть в камеру, и сказала: «Привет, Стас, не прогоняй нас, мы будем через два часа, завари нам кофе покрепче!»
Я увидел, что Стас неожиданно улыбнулся.
– Хорошо, – сказал Стас. – А я как раз вчера собирался звонить твоему настырному попутчику, чтобы он приехал. Я хочу закончить свою историю, а он неплохо пишет.
– А я неплохо редактирую, – сказала Вера. – Ты же знаешь, что твой первый рассказ все- таки попал в «Марсианские Хроники», но это только благодаря моей редактуре и пониманию, что можно и что нельзя писать в «хрониках». Кстати, результат ошеломляющий! У тебя теперь тысячи поклонниц. Но ты, наверное, уже все видел в Сети.
Да, она сказала правду. Шеф все-таки пробил публикацию рассказа. И это случилось после редактирования Веры. Это к тому, что редактор я неважный.
Стас смотрел в объектив камеры и молчал. Я видел, что он подошел с телефоном к окну и стал к чему-то прислушиваться. Камера на телефоне была по-прежнему направлена на его лицо, я видел, как он трет лоб, словно пытаясь что-то вспомнить.
– Хорошо, – сказал он, вспомнив про нас. – Я сварю кофе. Но если вы хотите есть, то заезжайте в магазин около моего дома и купите все, что вы любите.
На этом он отключился. Вера долго смотрела на погасший экран, о чем-то думала, потом встряхнула волосами, пожала плечами и достала из сумочки зеркальце и губную помаду.
– Вроде все не так страшно, – сказала она. – Во всяком случае, я надеюсь застать его живым.
Я стоял перед дверью Стаса, держа в руках пакеты с продуктами. Вера нажала кнопку звонка, дверь открылась почти мгновенно, Стас как будто стоял в прихожей и ждал нас.
– Я вас увидел в окно, – сказал он. – Проходите.
Вера сделала шаг вперед и вдруг неожиданно обняла Стаса и прижала голову к его груди.
– Стас, ты извини меня, – сказала она через некоторое время. – Я тебя знаю только заочно, по твоим рассказам, просто мне хотелось как-то выразить свое чувство. Ты совершил там почти невозможное.
Стас растерялся, было видно, что такое с ним впервые. Он погладил Веру по спине, сказал, что ему неловко, что он уже почти заварил кофе, есть неплохой сыр, и он готов с нами перекусить. Вера стала суетиться в небольшой кухне, отгороженной от гостиной-столовой высокой стойкой. Стас стоял рядом с ней и колдовал над эспрессо-машиной.
– Вот, готово! – сказал он и поставил на стойку две небольшие чашечки, от которых шел аромат хорошего кофе.
Вера отвлеклась от салата, взяла чашки и принесла их на столик около огромного Г-образного дивана. Стас нацедил кофе еще в одну чашку, пришел к дивану и сел рядом с Верой. Вера слегка повернулась, чтобы видеть его лицо. Стас и в самом деле выглядел неважно: темные круги под глазами, замедленные движения. Он не спеша пил кофе и поглядывал то не меня, то на Веру.
– Расскажи, почему ты хотел меня позвать! – спросил я его.
– Просто мне надо рассказать про последний год на базе. За мной начали плотно следить, и я бросил свой дневник. Были только письма на Землю и фотографии в «Марсианских Хрониках». Но кроме этого было еще нечто, о чем должны знать люди. Я хочу вам все рассказать, вы напишите рассказ от моего имени, но не публикуйте его, пока я вам не разрешу. Или пока я не умру. Там будет много личного, мне не хотелось бы видеть, как незнакомые мне люди будут обсуждать мои чувства.
– Майк мне сказал, что он пригласил сюда Кристину и Нэнси, – сказал я. – Они могут появиться с минуту на минуту, тебя это не будет смущать?
– Они не появятся, – сказал Стас. – Майк сказал мне об этом, я написал обеим девчонкам и попросил их не приезжать.
Он встал, подошел к окну, долго смотрел на небо, потом повернулся к нам и начал свой рассказ.
После попытки спрятать вход в новый туннель наша жизнь на Марсе, считай, окончилась. Нас обвинили в попытке скрыть факты огромной научной ценности и оштрафовали так, что я даже перестал считать, сколько денег я смогу привезти на Землю. Там и считать стало нечего! Нас четверых отстранили от работы вне базы. Майк стал начальником службы безопасности вместо Иштвана, которого посадили за компьютер, чтобы он оформлял отчеты о перемещении сотрудников. Кристину практически заперли в лаборатории, куда иногда поступали для анализа образцы, привозимые автоматами. Анри работал с ней, на глазах спивался, и ему поручали только простейшие операции. Мне запретили путешествия на вездеходах, я сидел в маленькой комнатке и писал программу по анализу фотоснимков с орбитальной станции. Все решили, что я самый главный по поиску следов марсиан, и дали задание найти еще такие же туннели.
Я, правда, мог выходить на поверхность и гулять около станции. Запаса энергии в скафандре хватало километров на десять. Я часто брал фотоаппарат и шел фотографировать закаты, пыльные бури и нагромождение красных камней в небольшой долине к северу от станции. Журнал «Марсианские Хроники» продолжал публиковать мои снимки, я даже писал небольшие веселые заметки, где каждая шутка была чудовищно грустна, что придавало моим рассказам особый шарм. Это многим нравилось, мне писали комментарии и письма с благодарностью. Кто-то написал, что ждет моих заметок каждый день и теперь мои мысли его занимают больше, чем мысли великих классиков.
И еще мне писала Она. Звали ее Нэнси, жила она в Канаде, в маленьком городке у подножья Скалистых гор. Она мне присылала фотографии, я смотрел и не верил, что такое бывает. Улицы ее городка были покрыты красными керамическими плитками. Их мыли каждый день, по ним можно было смело ходить в белых носках. Около всех домов были цветники, посреди улиц тоже были цветы, все дома покрашены яркими веселыми красками, окна сверкали, вдали синели горы с белыми вершинами. Все это казалось нереальным, как в сказке. Нэнси была замужем, у нее был прекрасный, обожавший ее муж и двое мальчишек, которые, по ее словам, сидели у нее на шее, пили кровь и требовали постоянного внимания. Но они также давали ей силы, когда она уставала. Утром Нэнси отправляла всех своих мужчин из дому – кого на работу, кого в школу, кого в садик, а сама приводила в порядок цветник, что-то подрезала, поливала, убирала упавшие листья, готовила обед, приводила в порядок одежду, чистила обувь, протирала полы, после этого садилась к компьютеру и начинала писать мне письма. Почему она выбрала меня – я не понимал. Все на Земле знали, что с Марса возвращаются больные люди. Больные не только физически, но и морально. Они всеми мыслями пребывают на красной планете, и это навсегда. Я говорил об этом в прошлый раз, об этом написано во многих книгах и дневниках, я сам ей писал, но Нэнси ни о чем не хотела слышать. Она хранила в ящике своего стола мою фотографию из «Марсианских Хроник», где я стоял в верхнем зале у окна, на фоне красных камней и розового неба. Я только прилетел на Марс, выглядел возбужденным и очень романтичным. Я еще не начал ходить к кратеру, не общался с Иштваном, все было впереди. Я был наивен и хотел сделать великие открытия. Самое смешное, что я их сделал вместе с ребятами, но в результате я получил не славу, а кучу штрафов и вот эту жизнь.
Тут Стас обвел руками комнату и пошел в кухню заваривать новую порцию кофе. Вера поднялась с дивана и стала заканчивать приготовление ужина. Третий в кухне уже не помещался, и я стал ходить по комнате, разглядывая фотографии, висевшие на стенах. Многие пейзажи я помнил по «Марсианским Хроникам». Иштвана, Кристину и Арни я узнал по рассказам Стаса. Не узнать Майка я не мог – с ним я разговаривал сегодня утром. Меня привлекла фотография стройной женщины в цветастом платье с рыжеватыми волосами, стоявшей около большого цветника с лейкой в руках. Снимал опытный фотограф. Снимал против солнца, волосы женщины светились, она повернулась к объективу и улыбалась. Было видно, что она счастлива, радуется солнечному дню, цветам, своей молодости и красоте.