Хорошо, что нет у меня морской болезни, а то обблевал бы все вокруг и катался в собственной блевотине. Неприятное занятие, особенно, когда ты умело связан по рукам и ногам так, что и пальцем не пошевелить. Профессиональная вязка сразу чувствуется. Дергаться бесполезно, только устанешь.
Наконец тряска прекратилась. Снаружи послышались шаги, и – о чудо! – свет в конце тоннеля все-таки появился. Только силуэт в нем был неправильный. Вместо крылатого архангела в квадрате двери обозначилась коренастая фигура Жилы, в целом похожая на шар для боулинга, водруженный поверх могильной плиты.
Торговец посветил фонариком.
– Надо ж, живой, – удивленно промолвил он. – А я уж думал тебя на мясо для собачек продать, пока свежий.
– Не стоит, – прохрипел я. – Пожалей животных, передохнут в мучениях.
– Хех, – ухмыльнулся Жила. – Он еще и хохмит. Значит, продадим не на мясо.
С этими словами он нырнул внутрь трейлера, ухватил меня за ноги и выволок наружу.
Я предусмотрительно прижал подбородок к груди и потому не долбанулся затылком вторично, а лишь довольно чувствительно, но в общем терпимо приложился лопатками об землю. Ничего, переживем, бывало и хуже.
Проморгавшись после кромешной темноты, я смог оценить окружающий пейзаж, кстати, довольно унылый.
Прямо передо мной торчала пулеметная вышка. Под ней – типичный советский контрольно-пропускной пункт, коробка из красного кирпича с окнами, забранными решетками. Перед коробкой дорогу перегораживал бруствер, сложенный из мешков. Хочешь проехать, изволь малым ходом съехать с дороги и трюхать себе по обочине. Понятное дело, ежели большое начальство пожалует, мешочный бруствер солдатики мигом раскидают, будто ничего и не было. Да только начальство редко в Зоне появляется, боится радиации, мутантов, явлений всяких гадостных типа того же «жгучего пуха» или «ведьмина студня». А еще сталкерскую пулю словить опасается. И еще неизвестно, чего больше.
За КПП виднелись довольно мощные сварные ворота, на одной из створок которых кто-то криво присобачил бело-синий дорожный знак со стрелками и двумя надписями: «Страхолiсся» и «Чорнобиль». Та, что «Страхолiсся», указывала прямо, та, что «Чорнобиль», – налево, и при этом явно врала. Карта Зоны у любого сталкера в голове сидит накрепко. Таблицу умножения наш брат вспоминает, лишь когда хабар перекупщику сдает, а вот что где в Чернобыльской зоне отчуждения находится, это мы помним круглосуточно.
Значит, это КПП перед въездом в поселок Страхолесье. Говорящее название… Много про это место слухов поганых ходило среди сталкерского люда, а вот что творится за усиленным армейским кордоном на юго-востоке от Чернобыля, доподлинно не ведал никто. Зато все знали точно – проще среди бела дня открыто пройти в Зону через КПП «Дитятки», поплевывая на блестящие гуталином сапоги начкара и его пристяжи, нежели ночью просочиться на запретную территорию в районе Страхолесья. Пропадали там люди, даже плененные в Зоне военными патрулями. Поехал конвой на юго-восток, значит, считай, никто и никогда больше не увидит взятого под белы ручки сталкера-арестанта. Ни писем из тюрьмы не будет, ни на запросы официальные о судьбе преступника никто не ответит. Был человек – и нет человека. Вот такие дела.
– Спасибо, Жила, удружил, – сказал я, после чего собрал во рту побольше вязкой слюны и смачно плюнул в морду торговца.
Тот довольно ловко уклонился от плевка, занес было ногу, чтоб отвесить мне пинка, но передумал. В сторону его драндулета с пристегнутым трейлером направлялись четверо молодцев в камуфляжах и при автоматах. Я сразу отметил: камуфла на всех была новая, автоматы тоже «с нуля». И пулемет на вышке – не ПКМ, занюханный до невозможности, а самый натуральный «Печенег», причем без малейшей царапины на стволе, можно сказать, только со станка. Все это я разглядел абсолютно точно, снайпер я или где?
Пока четверка вояк неспешно направлялась к нам, Жила загодя согнул спину в полупоклоне, а Ильюша куда-то ненавязчиво смылся от греха подальше. Мутант – он и в Африке мутант, их нигде не любят, даже в местах, где у военных с барыгами все схвачено и проплачено.
– Здорóво, Жила, – лениво обронил пятнистый капитан, подойдя поближе.
Тройка его церберов выстроилась позади, по-уставному пожирая глазами мясистый затылок начальства. Лучше б в Зону пялились, придурь кирзовая. Оттуда могут гораздо большие неприятности нагрянуть, нежели самые ужасные кары его сиятельства капитана.
– Здравия желаю, товарищ Голопупенко, – потупил глазки торговец. Ишь ты, Голопупенко. Камуфла маскировочная не только на плечах, но и на фамилии.
– Ну, чего привез на этот раз? – прищурился капитан, почесывая объемистое брюшко. Хорошо у них тут, на КПП «Страхолесье». Таких момонов я не видал у вояк с других блокпостов, даже у майоров не наблюдал. А тут не только начальство, но и рядовой состав, я смотрю, ряхи серьезные накушал на казенных харчах. Не во всякое зеркало такая будка поместится.
– Сталкера вот заловил… – еще сильнее засмущался Жила.
– Это я вижу, – поджал губы Голопупенко. – Ты давай по делу, коммивояжер, не тяни зомби за яйца.
– Да я ж и не тяну, – горестно вздохнул торгаш. – Вот оно, все как на духу. Три «батарейки», две «губки», «брызг» семь штук. Все, как положено, запаковано в свинцовые контейнеры, обернуто войлоком, печати проставлены с особой маркировкой…
Капитан хмыкнул, следом, как по команде, деликатно и коротко хором гыгыкнула пристяжь, растянув рты и тут же вернув их в исходное положение.
– Значит, запаковано, обернуто и проштамповано, – протянул Голопупенко. – А как же без досмотру-то? Может, ты там полную «пустышку» везешь, откуда ж мне знать?
– Да какой там, – испуганно отмахнулся Жила. – Их и пустые-то все давно повыбрали, а уж полную…
– Брешешь, – зевнул капитан. – Жаль, наш дежурный ученый на Хильчу отъехал, а без спецкостюма я в твои контейнеры не полезу. Короче, ладно. Сгружай две «батарейки», одну «губку» и полдюжины «брызг», я сегодня добрый. И можешь проезжать.
Глаза торгаша округлились, челюсть отвисла книзу, отчего он стал похож на Щелкунчика из старого мультика.
– Да что же это… Да как же… Это ж грабеж средь бела дня…
– Почему грабеж? – осклабился капитан, следом за ним автоматически растянули хомячьи щеки автоматчики. – За проход из Зоны троих сталкеров с хабаром и без досмотра – вполне нормальная цена.
– Да откуда трое-то? – возопил Жила.
– Как откуда? Ты, твой мутант, что в трейлере среди ящиков зашхерился, и вот это тело с обожженной рожей. Ты ж сам сказал, что он сталкер. Ну и вот.
– Так это ж…
– А-тставить базар, – рыкнул капитан. Его пристяжь разом перестала лыбиться и недвусмысленно взяла автоматы на изготовку. – Короче. Или плати, или чеши обратно в Зону. Хоть лесом двигай до Губинского блокпоста, хоть в Припять ныряй вместе со своим барахлом, авось речной патруль не подстрелит и возьмет дешевле. Только учти, сейчас на кордоне усиление в связи с возросшей активностью Зоны, и проверяющие из центра скачут по гарнизонам, как вши по сверхсрочнику. Так что, если какая-нибудь шишка на блокпост заявится, тебя при визуальном контакте тупо расстреляют без разговоров, а «проверкин» доложит наверх о ликвидации очередного преступного элемента. Выбор за тобой, коммивояжер.
Выслушав все это, Жила вздохнул горестно и, чуть не плача, полез в трейлер, откуда и вынес, пыхтя и отдуваясь, пять войлочных свертков, каждый величиной с небольшой чемодан. Так вот обо что я бился всеми частями тела во время поездки! Свертки были тщательно перевязаны брезентовыми ремнями, и на каждом стояли черные печати с надписями на трех языках: «Осторожно! Не кантовать! Научное оборудование!»
Это правильно. Хабар, взятый из Зоны, конечно, можно брать голыми руками, чесать им разные чешущиеся места, бросать его об землю или в костер. Некоторые даже это проделывают в реале, особенно «отмычки», осознавшие, что обратно к маме с папой они уже не вернутся и терять им больше нечего.
А те, кому терять есть чего, предпочитают переносить хабар в освинцованных контейнерах, для безопасности обернутых в несколько слоев войлока, чтоб, не дай Зона, не сотрясти ненароком опасный груз. Признаться, я сам таких укупорок живьем не видел, наш брат сталкер в основном хабар в поясных контейнерах таскает. Правда, слышал о том, что вывозится он из-за кордона чуть ли не в броневиках, плотно забитых изнутри ватой. Брехня это все, конечно. Вон оно как транспортируется, богатство Зоны, оплаченное кровью многих сталкеров. Научное оборудование, мать его…
– Вот это другое дело, – дружелюбно улыбнулся Голопупенко. – Добро пожаловать на страхолесский рынок. Только ты осторожно по обочине езжай. А то недавно Балан на своем драндулете завалился набок, так ему пришлось нам весь хабар скинуть, чтоб мы его бэтээром на дорогу выволокли. Так и поехал он обратно в Зону, чего на рынке без товара делать-то?
Жила ничего не ответил. Поднапрягшись, закинул меня обратно в трейлер, после чего сквозь шум заведенного двигателя я расслышал рык капитана:
– Открыть ворота!
Трейлер затрясло, потом он накренился набок, но довольно скоро вернулся в нормальное положение. Транспорт Жилы въезжал в Страхолесье, из которого не вернулся еще ни один сталкер, волей Зоны попавший в это загадочное и страшное место.
* * *
Хороший рынок – это тот, где есть всё. Надо тебе, скажем, картошки, не в Зоне выращенной, размером с арбуз, а нормальной, с кулак, в грязи и культурной сеточке, – пожалуйста. Или водки, например, душа захотела. Не паленой, местного разлива, выгнанной из табуретки, найденной в Припяти, а настоящей «Столичной». Да не вопрос! А если автомат нужен? Чтоб прям в складском сохране, блестящий от смазки. Пожалуйста, хороший человек, всё для тебя. Вот он, прям рядом с прилавком стоит, открытый армейский ящик с пятью «калашами» рядком, магазинами и принадлежностями. Или рабыня тебе срочно понадобилась. В меру симпатичная, хозяйственная, со всеми бабскими округлостями, не очень дорогая, но и чтоб по утрам с души не воротило от кривой рожи. И такое найдется. А уж раба подобрать – вообще не проблема. Работящего, не прожорливого, нормально забитого. Не до полусмерти, конечно, но и чтобы знал цену плетки в хозяйской руке. Все для вас, уважаемый. На то он и хороший рынок, чтоб на нем все было…
Рынок богатого поселка Страхолесье был очень хорошим. А чего ему плохим-то быть? Безопасность торгового люда гарантирована военными. Поселок еще в восемьдесят шестом, после взрыва на ЧАЭС, мигом стал стратегически важной точкой. Страхолесье расположено на берегу громадного Киевского водохранилища, часто называемого Киевским морем, в которое несколько рек впадают, и Припять в том числе. Считай, перекресток водных дорог, к тому же расположенный прямо на границе Зоны. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, каким образом хабар вывозится из Зоны, минуя все армейские кордоны, понатыканные отсюда до самого Киева. Ночью загрузил тючок в моторку, да и погнал себе куда душа пожелает. Хочешь – практически в любую точку незалежной, а хочешь – прямиком через Днепр в Беларусь, ежели тебе там рады, конечно.
А если вдруг какая незадача образовалась в поселке, незапланированный труп, например, так решается все проще простого. Не зря ж в Киевском море рыбы плавают таких размеров, что если б случилось иной акуле увидеть, скажем, сома-мутанта, удирала бы она, нервно хихикая, со всех своих плавников от греха подальше…
Все эти ценные сведения о житье-бытье местных аборигенов я узнал из разговоров покупателей, подолгу торчащих возле прилавка Жилы. А чего бы не постоять? Посмотреть есть на что, товар качественный, хозяин радушный. Кого хочешь заговорит, словно паук зазевавшуюся муху, оплетая потенциального клиента тонкой, незаметной паутиной из слов. Глядишь, и поплыл пассажир, уже и неудобно ему уйти без покупки…
Торговал Жила всем. Продуктами, водкой, оружием (как подержанным, заляпанным плохо отмытой кровью, так и новым, по виду только что с завода), запчастями для машин, само собой, хабаром в освинцованных контейнерах, обернутых войлоком. И рабами. Но с этим у него сегодня было неважно, товар хреновый, и всего в одном экземпляре. Товар – это я, накрепко привязанный к одному из столбов, поддерживающих навес над длинным и широким прилавком.
– Что-то у тебя нынче со скотинкой слабовато, Жила, – хохотнул амбал в понтовой, с нуля «цифровой флоре», подходя ко мне вплотную. – Мне как раз «отмычка» нужна, хочу в Толстый Лес за хабаром сходить. Как думаешь, подойдет?
– Не подойдет, – недовольно буркнул торговец. – Я эту породу знаю. Такой только на остров Хильча сгодится, в мастерские. Прожженный сталкерюга, вишь, глаза какие…
– А что мне его глаза? – осклабился амбал, подходя ко мне вплотную и кладя мясистую граблю на рукоять «стечкина», болтающегося в кобуре на поясном ремне. – Мне его глаза пофигу, меня его зубы интересуют. С гнилыми зубами в Зоне делать нечего. Слышь, ушлёпок, оскалься-ка.
Я улыбнулся одними губами.
– Чо лыбишься? – вызверился амбал. – Жвала свои покажь, пока я тебе…
Не люблю я такое слушать. Тем более что изо рта понтового обладателя дорогого в Зоне камуфляжа воняло премерзко. Поэтому я просто боднул его лбом в переносицу.
Получилось. Почувствовал я, как от удара смачно хрястнула спинка носа – значит, попал куда хотел, несмотря на ремни, плотно стягивающие за спиной мои руки.
Амбал несолидно ойкнул, отступая назад. На новую «цифру» обильно хлестануло красным. Постояв мгновение столбом, незадачливый покупатель качнулся назад и рухнул на спину, раскинув руки и ноги, словно выброшенная на берег морская звезда. Угу. Значит, я ему не только нос сломал, но еще и мозг сотряс, вон как лоб гудит, словно об рельсу приложился. Ну, ничего, теперь невежливому камуфлированному франту светит не поход в Толстый Лес, а покой, постельный режим и сеансы шоковой терапии, когда будет в зеркало смотреться. От такого удара морду на пару недель разносит в пельмень, остаются лишь глаза-щелочки, а вокруг – тесто бесформенное.
– Ну, что я говорил, – вздохнул Жила, бросив в мою сторону неодобрительный взгляд. – Приедут хрен откуда, накупят снаряги и корчат из себя сталкеров-ветеранов. Эй, кто-нибудь, уберите тело с дороги, пока его собаки не обоссали.
Какая-то местная одноухая шавка уже и вправду крутилась неподалеку, явно с недобрыми намерениями поглядывая на неподвижную кучу мяса. Насчет обоссыт – это, конечно, вряд ли, для этого столбики есть, а вот уши обгрызть может запросто. Собаки призонья хоть и не мутанты, но их повадки такие же, как у кошмарных тварей, обитающих возле ЧАЭС и в прилегающих районах. Сильного боятся, слабого и беспомощного рвут на месте.
– Дык, может, оно б и к лучшему, – заметил крепкий, коренастый дедок, сосед Жилы, торгующий черными кожаными плащами образца сороковых годов прошлого века с характерными синими петлицами на воротнике и желтыми пуговицами со звездами. Такие носили во время Второй мировой «сталинские соколы», летчики Рабоче-крестьянской Красной армии. Где только нарыл дед столько раритетов – непонятно, небось, какой-нибудь старый потайной склад вскрыл или у вскрывшего скупил по дешевке. Хотя для Зоны товар в самый раз. Толстая, хорошо выделанная натуральная кожа, байковая подкладка, идеальное состояние. Под таким и от слабокислотного дождя укрыться можно, и от «жгучего пуха» спастись, спрятав лицо в высокий воротник…
– Что к лучшему? – не понял Жила.
– Ну, ежели обоссут. Может, глаза несытые мочой собачьей промоет, мозги на место встанут. Глядишь, живой домой вернется, а не по частям.