Митя взгрустнул.
– Видела вчера Любочку – ну, это подружка моя, я тебе про нее говорила, – Света сделала глоток горячего чая. – Они с Васей на Шри-Ланка собираются. Говорит, там пляжи – самые лучшие в мире.
Митя еще больше поник. К сожалению, он не мог подарить своей возлюбленной путевку на Шри-Ланка.
– Жарко там, наверное, – предположил он.
– Да нет, ничего подобного! Как раз сейчас самый сезон. Там обезьянки, слоны, по-моему, тоже водятся.
Митя в этот момент намазывал паштет на ломоть батона. Запах от серой массы был настолько отвратительным, что Митя понял: паштет, увы, придется выбросить вместе с батоном.
– Ну ладно, вот закончу работу, и тогда, может, тоже поедем куда-нибудь. Не в Шри-Ланка, так в Турцию.
– И когда это случится? Ну, когда ты работу закончишь?
– Пока не знаю, – вздохнул Митя. – Результаты так себе. Вчера вот поставил эксперимент…
Эту халтурку подкинула ему сама Света. У одной ее подруги друг работал в антикварном салоне, и там промышляли подделками. Например, выдавали икону XVIII века за икону XIV века. И вот жулики решили обратиться к продвинутым технологиям в области химии.
Митя Лопотев как раз занимался этой темой. Он писал диссертацию о создании веществ, полностью идентичных другим веществам. И, проводя в лаборатории по пятнадцать часов в сутки, смог добиться неплохих показателей. Например, ему удалось создать точный аналог прокисшей еще на той неделе сметаны. Результаты химического анализа полученного вещества были такими же, как и в случае с оригинальной сметаной. Возможно, этой субстанцией точно так же можно было отравиться, но на такой эксперимент Митя не отважился.
Он бы так и продолжал работу в избранном направлении и, совсем не думая об их практическом применении, клонировал бы гуталин и минеральную воду, но тут в его жизни появилась Света.
Одним поздним январским вечером Митя, как обычно, возвращался из лаборатории. Заснеженная остановка оказалась абсолютно пустынной. Последняя маршрутка уже давно уехала, а ждать автобуса можно было хоть полчаса. И тут вдруг появилась Она.
Из какой-то маленькой улочки вынырнула очаровательная блондинка. Хлопья снега оседали на ее волосы. Она подошла к остановке, взглянула на расписание, затем на экран мобильника, чтобы узнать время. Митя сразу обратил на нее внимание, но подойти к ней и познакомиться он бы не отважился никогда в жизни. И тут незнакомка сделала несколько шажков в его сторону и сама завела разговор.
Выяснилось, что им по дороге. Они в складчину заказали такси. Первому выходить было Мите. Когда водитель уже пересчитывал купюры, Света вдруг предложила обменяться телефонами:
– На всякий случай, если вы снова задержитесь на работе…
Митя так разволновался, что долго не мог припомнить свой номер.
Они созвонились уже на следующий день, а в следующую же субботу случилось их первое свидание. Его итогом стал жаркий поцелуй на прощанье.
Митя потерял покой и сон. Первые 25 лет своей жизни он был верен одной даме – Ее высочеству Химии. Но как только перед ним появилась реальная девушка, сразу же изменил своей лабораторной возлюбленной.
Света была настоящей красавицей. Броской, эффектной и, что удивительно, терпеливой. Неопытность Мити в амурных делах ее вовсе не раздражала. Он долго не мог понять, что привлекало такую красавицу в нем, небритом пареньке скромного телосложения в потертых джинсах и старой китайской куртке. Но Света сразу развеяла все сомнения.
– Для меня важен сам человек, а не его внешность, – сказала она на первом же свидании. – И особенно его интеллект. Жалко, что в наше время его мало кто ценит.
Именно этим Митя объяснял свои прошлые неудачи, которые в его личной жизни никогда не чередовались с успехами. На его интеллект женскому полу было глубоко наплевать.
Обычно девушки были готовы отдать предпочтение какому-нибудь безмозглому тусовщику, нежели лауреату Международного конкурса молодых ученых. Митя в их глазах был типичным очкариком и заучкой. И вот наконец нашлась та, которая оценила его по достоинству… Так, по крайней мере, думал Митя.
Он приобрел новую привычку – следить за собой. Он стал не реже чем раз в месяц посещать парикмахера, одолжил у мамы денег на приличную одежду и даже начал бриться каждый день, чего с ним прежде никогда не случалось. А еще он охотно рассказывал Свете о своих исследованиях, и она всегда увлеченно слушала, хотя и не понимала в химии решительно ничего.
Но вскоре стало ясно, что любимой этого мало. Получив на День святого Валентина коробку конфет, она поведала о том, что ее подруге Лидочке подарили бриллиантовое сердце. Скромный букетик роз на 8 Марта заставил ее произнести лишь дежурное «спасибо». Хотя откуда ей было знать, что Митя одалживал на него деньги по всему институту? Ведь ее подруге Катеньке парень подарил новый «фиат».
Митя не знал, где искать выход из этой ситуации, но Света предложила его сама. У одной ее подруги был друг, который…
Митя сначала отнекивался. Он не любил прикладных исследований и не собирался создавать рецепты шампуней. Его интересовала только наука во всей ее чистоте. Света не настаивала, но изводила аспиранта рассказами о богатых подарках, которые получают ее подруги.
Митя скрепя сердце согласился. За эту работу ему пообещали немыслимые деньги – десять тысяч долларов. Конечно, он понимал, что это плата за риск, ведь бизнес этих антикваров нелегальный, и если их поймают, то мало не покажется.
Митя забросил свои научные исследования и вместо них стал зарабатывать своей любимой на платье из бутика и отдых в Турции.
Света передала ему образец, который требовалось размножить. Митя снова трудился в своей лаборатории по пятнадцать часов. Но эта задача оказалась несколько сложнее, чем размножение кислой сметаны.
На часах было уже девять. Обычно в такое время Митя отправлялся в лабораторию. Сегодня он хотел задержаться дома подольше, но Света его поторапливала.
– Ну что, кажется, тебе пора? – поинтересовалась Света, допивая свой чай.
– Да, я уже иду, – кротко согласился он. – Вот сейчас посмотрю еще на тебя немного, моя радость.
– Кстати, моя подруга о тебе уже спрашивала. У них ведь тоже сроки, сам понимаешь.
– Не волнуйся, моя хорошая, в сроки мы вложимся. Уже не так и много осталось.
Он корпел над этой задачей уже целых три месяца. Но разве Свете объяснишь, что некоторые процессы невозможно ускорить? Тем более во время экспериментов не избежать ошибок.
– Срок через три дня заканчивается, – холодно взглянула на него Света. – Успеешь?
– Ну, я постараюсь, конечно, но, сама понимаешь, три дня – это очень мало. Совсем мало.
– А ты постарайся, – надавила Света.
– Ради тебя, мое вдохновение…
– Ладно, хватит нам с тобой болтать. А то ничего за сегодня сделать не успеешь.
Митя был огорчен. В последнее время они виделись все реже, поэтому он так ценил эти утренние минуты.
– Все, уже отправляюсь, – послушно промолвил он. – Может, сходим куда-нибудь сегодня? Например, в кино?
– Какое кино? Тебе же работать надо.
Перед уходом Митя наклонился к Свете, чтобы ее поцеловать, но та его мягко отстранила. И парень сразу понял, что вернуть расположение своей возлюбленной он может, только исполнив ее просьбу.
* * *
Болдигов с трудом поднялся с кресла. Голова буквально раскалывалась, в животе неприятно бурчало. Кажется, он не ел уже часов двадцать.
Ничего съестного на кухне не оказалось, но Болдигов вспомнил, что в кладовке можно найти какую-нибудь залежавшуюся банку консервов. Там же обнаружилась и бутылка дрянной водки – хозяин дачи обычно расплачивался этой валютой с местными рабочими за разные услуги. Сейчас такая находка была весьма кстати.
От первой рюмки его чуть не стошнило, зато вторая зашла как по маслу. Болдигов смачно отрыгнул и одним махом опустошил банку сайры. Голова немного прошла, но руки все еще тряслись. После третьей рюмки он наконец нашел в себе силы хорошенько обдумать произошедшее.
Раньше ему казалось, что самый страшный человек на свете – это майор Колбышев. Но с ним уже кое-как рассчитались, после суда он не беспокоил. И вот вчерашний визит…
«И откуда он взялся? – гадал Болдигов, вспоминая циничную улыбочку незнакомца. – Мент? Точно нет. Может, из ФСБ? Или все же бандит? Непохож, непохож».
Ментов, гэбистов и бандитов он представлял себе совершенно другими. Впрочем, свой отпечаток здесь накладывало чтение бульварных газет.
Стопка за стопкой бутылка постепенно опустошалась. Болдигов отчетливо понимал, что он уже пьян, но рука снова и снова тянулась к стакану.
В девять утра позвонили с Третьяковки. Болдигов совсем забыл, что сегодня рабочий день.
– Иван Ефимович, простите, что беспокою, – бормотала секретарша. – Тут вам звонил Лазарев из Академии наук, он интересовался «Троицей» Рублева, хочет ее исследовать.
Болдигов выругался матом, негромко, но вслух. Он сразу понял, откуда у Лазарева вдруг появился интерес к иконе Рублева. Тем более что Лазарев считался в их кругах самым дотошным экспертом и докой по части выявления подделок.
– А этот пострел уже везде поспел! – Болдигов снова вспомнил вчерашнего гостя.
– Простите, вы что-то сказали? – переспросила секретарша.
– Н-нет-нет, ничего…
Его голос явно выдавал в нем нетрезвого человека. Болдигов был готов держать пари, что она сразу это поняла. Секретарша даже по телефону могла унюхать запах изо рта.
Болдигов почесал затылок. Надо было выдумать какую-нибудь причину своего отсутствия на работе, а мозг наотрез отказывался сотрудничать.
– Я т-тут вчера отравился ужасно, – начал объясняться Болдигов. – И сегодня что-то мне с-совсем плохо, вот с температурой лежу под сорок.
– Ах, что вы! – огорчилась секретарша. – Какое несчастье! Надо же беречь себя, Иван Ефимович.
Ага, развела тут сюси-пуси! А про себя, конечно, подумала: знаем, мол, чем ты там отравился! Нажрался вчера как свинья, а сегодня лыка не вяжешь.
– Т-так что попрошу н-не беспокоить сегодня, – продолжал Болдигов. – Завтра, н-надеюсь, приду в себя, и тогда р-разберемся.
– Что вы, конечно-конечно, – воскликнула секретарша. – Я и директору скажу, если что.
– С-спас-сибо, д-до свидания, – выдавил он из себя и закончил разговор.
«Нет, этот тип точно не из бандитов, – вернулся к своим размышлениям Болдигов. – Иначе в его действиях вообще никакой логики нет. И не из полиции». Теперь осталось решить, говорить о нем Колбышеву или нет.
С одной стороны, самым лучшим вариантом в этом случае было залечь на дно и держать язык за зубами. Пусть они там сами между собой разбираются, это их дело. Он вспомнил и про то, что дал «слово джентльмена». Похоже, незнакомец ему поверил. Иначе Болдигов вряд ли остался бы в живых и его обгоревший труп случайно обнаружили бы здесь дня через три. С другой стороны, если Колбышев узнает сам, будет еще хуже. Тем более не сегодня завтра помощь майора очень понадобится. Когда этот Лазарев установит, что икона – фальшивка, возникнет сразу очень много вопросов.
Он налил себе еще стопку, осушил ее одним махом, поморщился. В этот момент зазвонил мобильный. Болдигов взглянул на экран – его как будто ошпарило. Звонок был от Евгении Францевны – именно под таким псевдонимом в телефонной книге был зашифрован Колбышев.
– Слушаю, – Болдигов поднес трубку к уху.
– Поговорить надо, – послышался знакомый голос. – Сегодня в одиннадцать вечера на 28-м километре Волоколамского шоссе. Выйди из машины и жди черную «Волгу». Усек?
– Д-да, все понял, – промямлил Болдигов. – Вол-локоламс-кое ш-шоссе…
– И протрезвей к тому времени!
В трубке раздались короткие гудки.
Болдигов был даже рад, что вопрос решился сам собой. Он допил водку и рухнул на тахту. Перед сном хотел выкурить еще одну сигарету, но, вспомнив вчерашнее, отбросил эту идею. Незнакомец навсегда отучил его от привычки курить в постели.
Глава четвертая
Один мудрец говорил, что человек – это совокупность его привычек. Изучив эти привычки, можно многое узнать о прошлом их носителя. Смотрительница из Третьяковской галереи Лидия Михайловна Гигина была очень интересным объектом для таких наблюдений.
В этот майский день Лидия Михайловна проснулась, как всегда, в шесть. И сразу же отправилась на небольшую пробежку. Такая привычка появилась у нее еще в те годы, когда заниматься спортом было очень модно среди бизнес-леди.
Другие привычки той поры, к сожалению, пришлось отбросить. Сегодня Гигина уже не могла себе позволить слетать на уик-энд в Мадрид или устроить у себя дома настоящий серпентариум. Ее средств не хватало даже на посещение приличного косметического кабинета. Но бегать по утрам ей никто не возбранял.
В шесть сорок Лидия Михайловна уже сидела в своей крохотной кухоньке. На плите кипятился очень крепкий чай, а между пальцами дымилась сигарета.
Посетители Третьяковки, встречавшие в зале иконописи эту почтенную даму раннего пенсионного возраста, скорее всего, были убеждены, что всю свою жизнь она занималась только одним: вежливо встречала туристов и проверяла билетики. Но в Третьяковке Гигина работала только пять последних лет. Это были самые спокойные и самые скучные годы ее жизни. Коллекцию привычек они почти не пополнили. Разве что Лидия Михайловна стала чаще употреблять вежливые слова: «простите», «извините», «пожалуйста». Раньше она произносила их крайне редко.
Делая глубокую затяжку, Гигина думала о том, что в этот весенний день неплохо было бы прогуляться по Амстердаму или посидеть на террасе парижского кафе с книжкой Хемингуэя…
Но увы, сегодня ее ожидал обычный рабочий день. Толпы туристов, шум, суета. А вечером – маленькие женские радости в виде творожного пудинга.
Лидия Михайловна никогда не проявляла своего недовольства жизнью. Всем своим коллегам (подруг у нее не было) она всегда казалась доброжелательной, вежливой, подтянутой, улыбчивой и очень скромной. Даже слишком скромной и стеснительной. Она никогда не участвовала в тех пересудах, которые нередко устраивали работники музея вдалеке от ушей начальства. Никому не перемывала косточки, не интересовалась никакими карьерными подвижками. Не пересказывала полушепотом последних сплетен, а когда сама их слышала, то в ответ только неопределенно улыбалась.
Даже по поводу недавнего события, которое потрясло всю Третьяковку, – внезапной гибели Болдигова – она не сказала ни единого слова. Кроме разве что дежурной фразы: «Ну, полиция, наверное, во всем разберется».
Ее, казалось, вообще не интересовало ничего, кроме работы. Директор галереи, его замы и покойный уже Болдигов считали Гигину идеальной музейной смотрительницей. Добросовестной, спокойной и совсем не амбициозной. Хотя казаться такой стоило Бигиной огромных усилий.
Размышления о жизни нахлынули на нее очень некстати. Пора было собираться на работу. Лидия Михайловна быстро допила чай и отправилась наводить марафет. На это ей требовалось никак не меньше двадцати минут.
Гитина взяла себе железное правило: появляться на работу только в самом лучшем виде. Макияж, прическа, одежда с иголочки.
– Ты, Михайловна, видно замуж собралась, – то и дело подтрунивали над ней коллеги.
Лидия Михайловна стала перед резным трюмо и открыла свою косметичку. Роскошное трюмо не вписывалось в скромные интерьеры ее однокомнатной квартиры. Эта вещь как будто была из другого мира и стоила совсем других денег. Зарплаты смотрительницы на подобную мебель никогда бы не хватило. Трюмо было самой любимой вещью Лидии Михайловны и единственным напоминанием о прежних временах. Все остальные напоминания были конфискованы по решению суда. А трюмо как раз отдали в починку, и поэтому про него чудом забыли.