Надя отстранилась и вопросительно посмотрела на брата Иннокентия, пухлого монаха, мрачно подпиравшего стену часовни.
– Нет, Нина, – печально ответил он, – но мы тебя ждали. Пойдем во внутрь. Нам предстоит разговор.
Проглотив подступивший комок боли, разочарования и страха, я позволила Наде взять себя за руку и увести следом за братом Иннокентием в часовню.
– Вы знали, что я приду? – Мой вопрос прозвучал как утверждение.
– Я наблюдала за вами, – ответила вместо монаха Надя, хлюпнув носом. Я потупила взгляд: "наблюдала" – значит видела, как ее брат медленно умирал. – Видела, как ты съехала с моста. Круто, кстати, было. Он бы прибил тебя за такую выходку, – усмехнувшись, добавила она.
– И не он один, – грозно сказал брат Иннокентий, искоса глянув на меня. – Между прочим, к нам можно попасть не связанными со смертью способами.
– Приму к сведению, – сухо ответила я, снимая куртку. – Почему он не здесь? Что вообще…
– Не спеши, Ниночка, – перебил меня монах, усаживаясь на лавку напротив. – Для начала расскажи мне все.
Хотела бы я ему все рассказать, да во всех подробностях, но, увы, рассказ мой был кратким.
– Он знал, что с ним что-то происходит, – добавила я. Во рту был такой привкус горечи, что хотелось сплюнуть. – Знал! Искал все время, что это, но я смогла найти лишь его заметку про то, что это может быть проклятием. Это так? Это проклятие? Поэтому он жив, но меня не помнит? Это можно снять? Или обратить?
Брат Иннокентий в раздумии склонил голову набок. Брови его ходили вверх-вниз, и я в нетерпении обкусывала ногти, боясь услышать ответ.
– Так, – наконец, изрек он, – во-первых, да: это проклятие, хотя и не совсем в том смысле, в котором его принято понимать. Во-вторых, он жив, то есть возрожден к жизни все тем же проклятием. В-третьих, он не совсем тебя не помнит, он… Как бы выразиться? Он лишен воспоминаний, связанных с чувствами, то есть все, что он любил или ненавидел из-за проклятия как бы перестало существовать, но не исчезло совсем, просто оно отделено от него вместе с его душой.
Я закрыла лицо руками. Это было именно то, чего я опасалась. Я хорошо помнила, чего стоили главе ордена попытки восстановить свою душу путем извлечения ее из других двоедушников. Правда, они не увенчались успехом, но я вряд ли смогла бы даже попытаться провернуть что-то подобное.
– Это обратимо? – глухо спросила я, снова боясь услышать ответ.
– Скажи мне, Ниночка, а ты почувствовала его смерть? Почувствовала, как его душа вместе с твоей половиной отходит?
– Нет, – выплюнула я, чувствуя отвращение к самой себе. По щеке потекла горячая слеза. – Я… Я вообще ничего не почувствовала.
– Это хорошо.
– Что ж в этом хорошего? – хрипло прорычала я, давясь слезами.
– А то, Ниночка, – голос монаха прозвучал обнадеживающе бодро, – что твои шансы на успех стали многим выше.
Пульс до этого едва ли уловимый, подскочил до опасного максимума.
– Так это обратимо? – Я подорвалась с лавочки, сбросив на пол шлем с перчатками и курточку.
– Обратимо, – улыбнулся брат Иннокентий, – но времени у тебя мало.
– Сколько?
– Сорок дней за вычетом тех, что уже прошли со дня его смерти. По истечению этого срока…
– Что нужно делать? – в нетерпении перебила я. К чему было говорить то, что и так было очевидно.
По истечению сорока дней, а по факту и того меньше, то, что произошло с Игорем станет необратимым.
Что ж, отсчет пошел.
Глава 6. День четвертый: обратимость
Вода с мотоцикла десятками ручейков стекала на пол гаража. Оставляя за собой мокрый след, я поднялась в спальню и приняла душ. Надев чистую одежду и, закинув в стиралку мокрую, я заглянула в комнату девочек.
Время шло к обеду, а они еще спали. Их детские личики сильно осунулись за последние несколько дней и отчасти это была моя вина, ведь я не следила за ними, не поддерживала, не утешала, не была той матерью, на которую они заслуживали.
– Где ты была? – сонно пискнула Вера, разбуженная тем, что я приоткрывала окно.
– Папу искала, да? – с надеждой спросила Аня, приподнимаясь на кровати. С плюшевым зайчиком она так и не расставалась.
– Папу? – Меня передернуло. Дети не должны были знать о том, что Игорь жив. – Откуда…
– Нам бабушка сказала, – ответила Вера.
Черт, повезло же мне со свекровью! Лучше бы она и дальше пила успокоительное и не мешала мне разбираться во всем.
Я укоризненно посмотрела на брата, вошедшего в комнату. Впрочем, не его вина, что меня не было дома и свои родительские обязанности я не выполняла.
– А что бабушка вам еще сказала? – Миша растеряно пожал плечами.
– Больше ничего, – пискнула Вера.
– Так это правда? – встрепенулась Аня. – Папа жив?
– Папа жив, – ответила я, присаживаясь к ней на кровать и заправляя светлый локон ей за ухо.
– Почему же тогда он не дома? – Вера вылезла из-под своего одеяла и пересела на кровать Ани.
– Папа не дома потому что он болеет.
– Ты его вылечишь? – С надеждой и мольбой девочки заглянули мне в глаза. Миша, присевший напротив, также вопросительно посмотрел на меня.
– Сначала я вылечу вас, – улыбнулась я, трепая обеих по макушкам, – от грязи и недоедания. Вас же в школе не узнают!
– Мы не хотим в школу! – прописчали они в один голос.
– И не надо вам туда, но умыться и почистить зубы придется. Жду вас на кухне. Будем завтракать. И не забудьте застелить постели, – добавила я, выходя из их спальни.
Выпустив Севера во внутренний двор, я насыпала кошкам еду и принялась готовить завтрак. Брат сказал, что родители Игоря уехали на кладбище за пол часа до моего прихода, и я была этому рада. Отвечать на вопросы я сейчас была не готова. Информации, полученной в пристанище, было очень много, и я все еще переваривала ее, потихоньку выкладывая из нее план.
Брат с подозрением наблюдал за моими простыми действиями: кипячением чайника, завариванием кофе, насыпанию какао, взбиванию яиц для омлета. Его мучили вопросы, но он молчал, за что я была ему очень благодарна.
– Ты совсем с ума сошла? – От воплей влетевшего на кухню Марка Аня поперхнулась, а Вера выронила вилку. – Ты в курсе, что тебя по новостям показывали?
– По новостям? – удивился Миша.
– Дорожная камера засняла, как твоя сестра с разгона съехала с моста в реку. Там целую спасательную операцию развернули.
Брат с девочками выкатили на меня глаза.
– И что? – Я невозмутимо отпила кофе. – Каким боком это тебя касается?
Злиться я перестала, не до этого было, но ему не следовало забываться и путать берега, считая, что в моем доме за неимением Игоря, главным теперь был он.
– Касается, – громыхнул Марк, сверкая глазами, – и еще как! Ты никогда не умела справляться с эмоциями!
– Мои эмоции сейчас справятся с тобой, если ты не прекратишь орать на меня, – ответила я, все также невозмутимо потягивая кофе.
– Но зачем? – Брат первым пришел в себя и с зашкаливающем сочувствием посмотрел на меня.
Чудно! Кажется, все теперь думают, что я хотела собой покончить!
Нет, ребята! Не сегодня!
– Мне нужно было попасть в пристанище, – ответила я, поставив чашку на стол. Марк изменился в лице. Не подумал он как-то об этом, да? – Привет вам, кстати, от брата Иннокентия.
– Ты что-нибудь узнала? – хрипло спросил он. – Он был…
– Нет, – оборвала я, покосившись на детей, забывших про свой завтрак, – не был, а узнала я многое. И я вам все расскажу, но не сейчас. Мне кое-что еще нужно сделать, а потом мы поговорим. Хорошо?
Марк долго всматривался в мое лицо в поисках подсказок, но, что бы он там не увидел, он разумно предпочел не давить на меня, как и брат.
– Пойдете с дядей Марком на работу? – спросила я девочек. Миша пронянчился с ними достаточно долго, а родители Игоря еще не вернулись, да и они не были особо надежными, пребывая в горе. – Если он не против, конечно, – добавила я, вопросительно посмотрев на Марка. Он устало выдохнул и согласно кивнул.
Миша, решивший тоже не оставаться дома, помог девочкам собраться.
– Я заскочу в школу, – сказал он перед уходом, – и возьму домашние задания им и себе.
– Хорошо, – согласилась я, обнимая брата. – Будь осторожен.
– Ты тоже. – Брат окинул меня тревожным взглядом и ушел, и, наконец, я осталась одна.
Набегавшись вдоволь, Север улегся спать под лестницей. Кошачье семейство устроилось на диване, а Федя шуршал на кухне, видимо, прибираясь. Я же закрылась в библиотеке. Многое нужно было обдумать.
В первый раз, когда я встретила некромантов, или же личей, я находилась в небольшом заблуждении по поводу того, кто они такие, то есть они действительно были отшельниками магического мира, стоявшие на границе между живыми и мертвыми, и магия их была пропитана смертью, но на самом деле, между некромантом и личом существовала огромная разница.
Некроманты, если можно было так выразиться, были особым видом ведьмаков, а личи, в свою очередь, были еще более особым.
Трансгуманисты, чернокнижники или же просто некроманты, добровольно превращавшие себя в нелюдей с целью получения бессмертия и огромной магической силы и были личами.
Само же превращение заключалось в отделении души от тела и помещением ее в какой-нибудь предмет, который назывался филактерией, то есть сосудом жизни.
Таким образом, она могла вечно существовать отдельно от тела, которому не суждено было умереть или подвергнуться любым физическим изменениям. При этом все, что делало некроманта им – характер, память, пристрастия – все оставалось при нем.
В случае с Игорем, лишенным из-за проклятия воспоминаний и чувств, отделенных от него вместе с душой, превращение не считалось завершенным, и сам процесс был обратим в течение сорока дней со дня смерти.
– Сорок дней, – задумчиво произнес Марк, присев на краюшек стола. – Не так уж и много.
За день он немного успокоился, в чем по большей части была заслуга работы, прибавившейся с наступлением тепла и официальным открытием нового мотосезона.
Девочки тоже выглядели спокойнее, да и брат, сосредоточенно изучавший вместе с ними домашнее задание, выглядел менее уставшим.
Одни только родители Игоря, которым я не стала ничего рассказывать, чтобы не обнадеживать раньше времени, выглядели по-прежнему жалким подобием себя самих.
– Да уж, – протянула я, покачиваясь в высоком кресле и рассматривая нашу с Игорем свадебную фотографию, стоявшую на столе.
Забавно, я ведь даже замуж за него выходить не хотела. Меня и так все устраивало, а вся эта идея со свадьбой была целиком и полностью Игоря, которому я просто уступила.
Первое время я даже мужем как-то не могла его называть, не говоря уже о том, что частенько вообще забывала надевать обручальное кольцо.
– Думаешь, тебе это по силам? – осторожно спросил Марк.
Оторвав взгляд от фотографии, я посмотрела на свое обручальное кольцо. Марк задал правильный вопрос, но, если бы я рассказала ему все, что мне рассказал брат Иннокентий, вопросы он бы задавал совсем другие, хоть и не менее правильные.
– Думаю, что об этом еще рано говорить, – уклончиво ответила я. Насчет сосуда я не совсем была уверена. Те, кто решались такое с собой сделать, готовились к этому и, соответственно, готовили и сосуды.
В случае Игоря, с которым все это дерьмо произошло против его воли, было вообще не понятно, куда изъялась его душа и воспоминания, но я была уверена, что это было как-то связано с тем, что его могилу вскрыли.
– Сначала нужно найти сосуд, или что бы там это не было, – продолжила я, – и Игоря, и одновременно придумать, как их совместить. Что-то мне подсказывает, что это не будет просто.
– Да уж, – согласился Марк. – Вряд ли из сосуда будет достаточно выдернуть пробку и залить содержимое ему в глотку, тем более учитывая то, что он тебя даже не помнит, и теплый прием тебе не окажет.
– А ты умеешь подбадривать, – хмуро заметила я.
– Ну, прости, что в эти нелегкие дни именно мне выпала роль здравого рассудка, – съязвил он в ответ. – Так с чего начнем?
– Начнем с самого простого, – ответила я. – С кладбища.
Глава 7. След
Старое кладбище с раскидистыми дубами слабо освещалось фонарями центральной аллеи и призрачным светом парящих над могилами сумеречных теней.
Калитка семейного участка, как и в прошлый раз, была приоткрыта. Родители Игоря утрамбовали землю на могиле и поправили покосившуюся табличку с неаккуратно написанными именем и фамилией сына, покоившегося рядом с дочерью.
Возможно, им было проще, чем мне принять то, что Игоря не стало, и даже тот факт, что могила его была пуста, для них ничего не менял, а ведь они были его родителями, а я всего лишь женой, никак не желающей смириться со статусом вдовы.
Потоптавшись по могиле Нади, за что, я очень надеялась, она не проклинала меня, я обшарила и обнюхала весь участок.
– Хоть убей, но я не вижу никакого следа, – сказала я, отряхивая колени.
– Он не там, – каким-то странным голосом ответил Марк, выразительно посмотрев на свежую могилу.
– Да ты шутишь, наверное? – возмутилась я, с сомнением посмотрев на могилу мужа.
Хотя, какой там "шутишь"? Марк и чувство юмора были не совместимы последние четыреста лет, и таковыми будут еще столько же.
Марк мрачно пожал плечами и, одним взмахом руки раздвинув землю, жестом пригласил меня в яму.
Я подошла к ее краю и остатки неперевареного омлета описали круг "восторга" в моем желудке, с чувством ударив по печени.
"Прости, родной, но так надо" мысленно произнесла я и спрыгнула в яму.
Подошва ботинок поехала на влажной крышке полированного гроба из темного дерева, и я невольно уперлась руками во влажную землю, кишевшую червями.
– Как тебе там? Нормально? – Выпустив из ноздрей сигаретный дым, Марк невозмутимо наблюдал за мной сверху.
– А не пошел бы ты! – Подавив приступ рвоты, я отбилась от особо наглого червя. – Жирная сволочь! – выругалась я.
Усилием воли заставив себя не думать об аморальности происходящего, я позволила своему альтер-эго взглянуть на яму, но даже в зеленом спектре светящихся звериных глаз я не увидела ничего, кроме жирных могильных червей.
– Нашла? – Марк кинул дымящийся окурок за оградку.
Я осмотрела яму еще раз, и тут до меня дошло, что было еще одно место, которое определенно стоило осмотреть. Неужели Марк и туда заглядывал?
Подавив новый приступ рвоты, я уперла ноги в землю и дрожащими руками приоткрыла крышку гроба. В нос ударил до боли знакомый запах. Как же он лежал здесь? Как пришел в себя?
Глаза защипало, и я зажмурилась, тряхнув головой. Сейчас было не время и не место думать о таком. Игорь был где-то там, и мне нужно было сосредоточиться на том, чтобы его найти.
На скомканной подушке лежало несколько темных волос. Чуть ниже лежал черный галстук. Игорь любил носить брюки и рубашки, но галстуки не жаловал. Не удивительно, что он его снял. А, может, и удивительно: разве он не должен был об этом забыть?
С внутренней стороны гроба обнаружились вмятины с засохшими пятнами крови. Я снова тряхнула головой, прогоняя прочь видения того, как, очнувшись в гробу, в собственной могиле, он бил кулаками по крышке. Даже для такого сильного мужчины, как Игорь, это должно было стать тяжелым испытанием. Странно, что он не взорвал ее, чтобы выбраться. А вот, что еще было странным, так это то, что земли в гробу не было.
Я осмотрела крышку с внешней стороны, на которой остались зазубрины, но не похоже было, что они были оставлены каким-то инструментом.
Прикоснувшись к зазубринам, я почувствовала легкое покалывание в пальцах. Это и был тот след, о котором говорил Марк.
– Магия, – прорычала я. Гроб моего мужа вскрыли с помощью магии.
Да что ж это за времена такие пошли, что одни ведьмаки выкапывают других? Бред какой-то!
Однако, получалось, что, раз Игорь не разнес гроб, когда он очнулся, могила уже была раскопана, и кто-то, приложивший немало усилий для этого, ждал его. Но кто? И зачем?