Но он женат на своей работе и не разменивается на мелочи.
В этом мы похожи – он и я.
Оба трудоголики, оба одержимы своей карьерой.
Мелроуз, одна из моих лучших подруг в Лос-Анджелесе, однажды выдвинула теорию, что поскольку мы с Рашем выросли в такой хаотичной семейной обстановке, то наше образование и карьера были единственным, что мы могли тогда держать под контролем.
И я была вынуждена согласиться.
Личные отношения всегда будут для нас, словно зыбкая почва, чем-то совершенно не предсказуемым, что мы не сможем контролировать при всем желании.
Втащив свой чемодан на колесиках в гостевую комнату, я закрываю за собой дверь и вылезаю из дорожной одежды, чтобы принять душ. После перелетов я всегда чувствую себя ужасно грязной и с наслаждением предвкушаю, как буду отмокать в безупречно-белой ванне.
Это еще одна наша с Рашем отличительная черта. Мы оба – маньяки чистоты. Скорее всего, это еще одно последствие образа жизни наших родителей, которые не особо любили мытье и уборку, потому что «всякая химия вызывает рак».
Как ни иронично, наш отец едва не умер от рака легких пять лет назад, и для меня это свидетельство: ты можешь верить во что угодно, но в конечном итоге что-нибудь просто берет и случается – и, честно говоря, меня это ужасает.
Раздевшись, я начинаю наполнять ванну горячей водой, потом распаковываю и расставляю в должном порядке свои гигиенические принадлежности и косметику.
Дневные средства для кожи.
Средства макияжа.
Вечерние средства для кожи.
Маски для лица и все прочее.
Я погружаю кончики пальцев в воду, потом закручиваю краны и залезаю в ванну.
Я погружаюсь в горячую влагу, которая обжигает мое тело, пар наполняет мои легкие. Я дышу чаще обычного, и это намекает мне на то, что я испытываю беспокойство, которое мешает мне сделать полный, глубокий вдох.
Так всегда происходит, когда я приступаю к новой работе. Я просто хочу, чтобы все прошло хорошо. Лучше, чем хорошо, на самом деле. Идеально.
Сегодня я изо всех сил постараюсь устроиться на новом месте жительства и расслабиться. Завтра в десять часов утра мне предстоит явиться в штаб-квартиру «Уэллс-Тех» в деловой части города.
Я все глубже погружаюсь в воду, моя спина скользит по белому акрилу, я закрываю глаза и заставляю себя дышать как можно глубже, полнее и сильнее.
Я могу справиться с этим.
Я могу справиться с чем угодно – даже с такими задачами, хотя искренне считаю всю эту затею неправильной и глупой.
Глава 4
Колдер
Вопреки всем доводам рассудка, я нажимаю кнопку пятнадцатого этажа на панели лифта.
Собственная кровь ощущается мной то огненной, то ледяной.
В лифт набиваются пять белых воротничков в строгих костюмах с галстуками, и я отхожу к стене, чтобы освободить место. Двое из них беседуют между собой, потом выходят на своем этаже, еще один окидывает взглядом мои рваные джинсы и хлопчатобумажную водолазку. Их жизнь в костюмах от «Армани» скучна мне до зевоты. Они, по сути, узники – их деловые костюмы подобны тюремной униформе, а крошечные кабинеты – камерам-одиночкам.
Но если они довольны такой жизнью…
Лифт останавливается на пятнадцатом этаже, который выглядит точно так же, как почти десять лет назад, когда я был здесь в прошлый раз. Тот же самый журчащий фонтанчик. Те же самые мраморные полы. Правда, кресла и диваны в вестибюле новые – коричнево-оранжевая кожа вместо дизайнерской клетки – и еще добавился маленький забавный кофе-бар с настоящим бариста и тому подобное.
– Здравствуйте, чем я могу вам помочь? – Девушка немногим старше меня привстает из-за стола, хлопая ресницами.
Я подхожу ближе и смотрю на часы, а когда перевожу взгляд на нее, то наблюдаю в реальном времени, как на ее лице мелькает узнавание.
– О, так вы же… да, минутку. – Она склоняется над столом, сдвигает бумаги, находит радиотрубку и нажимает три кнопки ноготком, окрашенным в бежево-коричневый цвет. – Сын мистера Уэллса пришел, чтобы увидеться с ним. Да, хорошо. – Она кладет радиотрубку обратно. – Если вы пройдете по этому коридору налево, вас встретит Марта и проводит вас в… кабинет вашего отца.
Я вижу, как она сглатывает, горло ее инстинктивно подергивается, она смотрит на меня так, словно я сказочный единорог, в существование которого она до сих пор не верила.
Я киваю в знак благодарности и направляюсь по коридору налево.
Два дня назад я был в Теллерайде и занимался своими делами, пока не получил известие о том, что мой отец умирает, и вот я здесь, дабы исполнить просьбу умирающего.
Это до невозможности приближает меня к святости, я в этом уверен.
В конце холла находится полукруглый стол цвета густого эспрессо, над ним склонилась чья-то платиново-белокурая голова.
Должно быть, блондинка слышит мягкий звук моих шагов, потому что поднимает голову, улыбается мне и встает из-за стола.
– Вы, наверное, Колдер, – говорит она, обходя стол и протягивая правую руку. – Я Марта.
И я понимаю, что ошибался, принимая ее по голосу за пожилую женщину.
Очень ошибался.
Марте максимум тридцать пять лет. Платиновые волосы подстрижены под градуированное каре, она одета в узкую темно-синюю юбку-карандаш и белую блузку на пуговицах – расстегнутую в достаточной степени, чтобы чуть-чуть приоткрыть ложбинку ее пышного бюста, слишком идеального, чтобы быть настоящим. В ушах покачиваются бриллиантовые серьги. Готов держать пари, что это подарок моего отца на «День помощника директора».
Он явно нанял ее не только за приятный голос.
Я зря полагал, будто мой отец хотя бы на старости лет способен отказаться от своих привычек.
Не могу не гадать, что думает его нынешняя жена – Лизетта – относительно такой помощницы. Предположений у меня не много, я никогда не встречал Лизетту лично, но я видел ее на фотографиях, и она именно такая, какой я представлял себе четвертую жену моего папаши.
– Очень рада, что вы смогли приехать. – Марта широко улыбается, и я замечаю, что ее зубы частично испачканы красной помадой, однако не хочу указывать ей на это и смущать ее – голос ее и так дрожит и прерывается. – Ваш отец все утро готовился к этому визиту. Он предвкушает встречу с вами и очень волнуется. Хотите кофе? Я могу попросить принести чашечку.
– Нет, спасибо. – Я откашливаюсь и смотрю вдоль коридора, где виднеются знаменитые двойные двери высотой в двенадцать футов – когда-то отец выписал их из Италии. В центре каждой створки красуется логотип «Уэллс-Тех Медиа» – вырезанный вручную каким-то парижским мастером – а на золотых дверных ручках оттиснут семейный герб Уэллсов.
– Конечно, хорошо. – Марта снова улыбается, и красные пятнышки помады размазываются, становясь розовыми. – Я провожу вас.
Я иду в нескольких шагах позади нее, держа руки в карманах. Я ступаю по мраморному полу, проходя мимо висящих на стенах портретов моего отца, написанных маслом в былые годы.
Ничего менее пафосного я и не ожидал.
Марта на ходу привычно-уверенно покачивает бедрами, и это выглядит иронично, учитывая, что, судя по голосу, ей сейчас требуется хорошая порция успокоительного.
Мы подходим к дверям, и Марта три раза стучит по створке, а потом заглядывает в кабинет.
– Мистер Уэллс, ваш сын здесь, – говорит она, потом широко распахивает дверь и жестом приглашает меня войти. – Сообщите мне, если вам что-либо потребуется.
Отец, сохраняя бесстрастное выражение лица, рассматривает меня. Он не встает из-за стола, и это хорошо. Мы не из тех людей, которые любят объятия, да и все равно обниматься друг с другом мы не стали бы.
– Ко-Джей, – говорит он, приподнимаясь и поправляя свой красный галстук.
Уже добрых десять лет никто не называл меня Ко-Джей.
Колдер-джуниор, Колдер-младший… это прозвище отец дал мне в детстве. Мать тоже называла меня Ко-Джей. Она говорила, что так проще всего отличить, к кому обращаются – ко мне или к отцу.
К тому же это казалось ей милым.
– Может быть, присядешь? – Он указывает на одно из гостевых кресел с оливково-зеленой замшевой обивкой, стоящих напротив его стола.
Сжав губы и резко выдохнув, я сажусь, желая, чтобы этот поганый спектакль поскорее закончился.
Я здесь только потому, что мне любопытно: какие же такие насущные вопросы наследства он хочет обсудить со мной лично?
Может быть, это подстава. Может быть, он забросил удочку, а я схватил наживку. Но это неважно, потому что он по-прежнему не может заставить меня сделать ничего, что я не захочу.
– Рад видеть тебя, сын, – говорит он, садясь обратно в свое кресло.
Под глазами у него мешки, словно от усталости, кожа на руках тоньше, чем мне помнилось, видны все фиолетово-синие вены, но, не считая этого, он выглядит так же, как в прошлую нашу встречу – как старый богатый американец. Я убежден, что к концу жизни все они выглядят одинаково.
Но на умирающего он не похож. Лицо у него не особо бледное, взгляд ясный. И он здесь, верно? У него хватает сил на то, чтобы работать.
– Спасибо за то, что пришел. Я знаю, что для тебя это было нелегко, – говорит он. Мой отец не глуп. Он считает, будто если поблагодарит меня и признает, что решение прийти сюда сегодня я принял совершенно самостоятельно, это смягчит меня. Но он ошибается.
– Что тебе нужно со мной обсудить?
Он на миг кривит тонкие губы, потом его лицо принимает прежнее выражение.
– Правильно. Полагаю, нам нужно сразу перейти к этому. Я уверен, что у тебя есть иные дела, другие встречи.
– Есть.
Он смотрит на меня поверх столешницы, покрытой стеклом, его маленькие голубые глаза подмечают каждую мелочь.
– Я хотел поговорить с тобой о том, чтобы ты взял на себя руководство «Уэллс-Тех Медиа».
– Ни за что. – Я сжимаю зубы.
– Ко-Джей. – Он склоняет голову набок и хмыкает, но это не шутка. – Я построил эту… империю… для тебя.
– Вранье.
– Это и есть мое наследие, о котором мы говорим. То, что принадлежит тебе по праву рождения. Марта сказала тебе, что я…
– Да, но это ничего не меняет. – Я понимаю, что злобно смотрю на него, не в силах расслабить сведенные напряжением мышцы лица.
Отец откидывается на спинку своего кресла, кожаная обивка скрипит. Он поглаживает морщинистой рукой подбородок и изучающе разглядывает меня.
– Вот какое дело, Ко-Джей, – говорит он. – Если ты не хочешь принять «Уэллс-Тех» – отлично. Но тогда я буду вынужден продать эту компанию. И, как ты знаешь, она сто́ит миллиарды долларов, так что, естественно, выбор потенциальных покупателей не особо велик.
– Я уверен, что ты без проблем найдешь кого-нибудь.
– Понимаешь, в том-то и штука. Я уже нашел. – Он подается вперед, опершись локтями на столешницу. Справа от него стоит стаканчик с его любимыми золотыми ручками, слишком плотно набитый – видимо, недавно пополненный. – Это «Самуэльсон-Барнс Групп».
Я больше не вижу своего отца.
Перед глазами у меня красная пелена.
Вскочив, я отталкиваю кресло и направляюсь к выходу, но, дойдя до двери, я резко останавливаюсь и сжимаю кулак.
Повернувшись, я спрашиваю отца:
– Почему? Как тебе такое вообще могло прийти в голову?
– Они уже много лет хотят купить нас, – отвечает он.
«Нас».
Как будто «Уэллс-Тех» имеет ко мне какое- то отношение.
– И к тому же они сделали невероятно щедрое предложение, – добавляет он. – Я был бы глупцом, если бы отверг его.
– Тогда зачем ты приволок меня сюда? Чтобы поставить мне ультиматум? Или я возглавляю «Уэллс-Тех», или ты продаешь его компании, которая единолично в ответе за смерть моей матери?
– Я знаю, это выглядит ужасно, но ты должен понять, я…
Взмахнув рукой, я поворачиваюсь к нему спиной.
– Мне плевать, какие у тебя причины.
Я хватаюсь за ручку двери, втягиваю воздух и задерживаю его в легких, пытаясь осознать, что все это значит и что мне делать в такой ситуации.
Если я возглавлю компанию, я могу продать ее, кому захочу. Но это означает, что я вынужден буду научиться тому, как управлять ею, ознакомиться с повседневной рутинной работой на руководящей должности, и так далее, и тому подобное. Мне придется тратить все время на то, чтобы превзойти своего отца – просто воплощенный кошмар.
Но если я этого не сделаю… если я откажусь от этого предложения… «Уэллс-Тех» уйдет к «Самуэльсон-Барнс Групп», и когда мой отец умрет, я унаследую их гребаные кровавые деньги.
Этот бессердечный мерзавец манипулирует мной.
– Я подумал: возможно, ты сможешь обучиться тому, как руководить компанией. – Его голос звучит мягче, чем прежде. – Я могу научить тебя всему, Ко-Джей. Пока я еще в силах. Кто знает, сколько времени…
– Хватит, – прерываю я его, снова поворачиваясь к нему лицом. – Если ты думаешь, будто, напоминая мне каждые две секунды о том, что ты умираешь, ты сможешь завоевать мое сочувствие, уважение или даже прощение, то ты ошибаешься.
Он вскидывает ладони и выпячивает подбородок.
– Весьма честно.
– Мне нужно… нужно подумать об этом. – Я зажмуриваюсь и сжимаю переносицу двумя пальцами. Поверить не могу, что размышляю над этим. Несколько минут назад я намеревался высказать своему папаше очень многое.
Но не это.
– Если ты решишь занять эту должность, я позабочусь обо всем, я даже найму тебе персонального ассистента, дабы облегчить твою жизнь. Ты будешь сильно занят делами, и будет очень кстати, если кто-то позаботится о твоих покупках и остальных вещах. Тогда тебе не придется ни о чем беспокоиться.
– Мне не нужно, чтобы кто-то делал для меня покупки. Мне нравится то, как я одеваюсь. – Я окидываю взглядом темно-синюю рубчатую ткань своей водолазки.
– Кто-то должен иногда готовить для тебя еду, – продолжает отец.
– Я могу заказать доставку. И я не люблю, когда посторонние распоряжаются на моей кухне…
– Кто-то должен улаживать для тебя формальности, бронировать билеты.
– У меня есть «Сессна», мне не нужно бронировать билеты, – парирую я.
– В крайнем случае она может просто составить тебе компанию. Ассистенты нужны для того, чтобы облегчить ношу, и иногда для этого требуется удостовериться, что тебе… комфортно, что все твои… потребности удовлетворены.
– Поверь, у меня нет проблем с удовлетворением моих потребностей, – резко отвечаю я этому отвратительному человеку, сидящему за столом. – И я никогда не поставлю свою подчиненную в подобное положение.
– Конечно, нет, – слишком поспешно отзывается он. – Ты хороший человек, Ко-Джей. Лучше, чем я когда-либо был. Не думай, что я этого не понимаю.
Нет необходимости так подлизываться ко мне. Он позорит себя и даже не осознает этого.
Я сжимаю в кулаке дверную ручку, которую так до сих пор и не отпустил, на моих пальцах наверняка уже остались вмятины от рифленого металла.
– Я знаю, что не заслуживаю твоего хорошего отношения. – Голос его прерывается, но мое сердце остается жестким. – Я просто хотел оставить тебе лучшее, что у меня есть. Это самое меньшее, что я могу сделать после… всего.
«После всего».
Мне нравится, как он способен вложить в два коротких слова годы дерьмового отцовства.
Я медлю, все слова, которые я хотел бы сказать ему, теснятся у меня в глотке, но сейчас не время.
– Мне нужно идти.
Я не жду, пока он попрощается со мной. Рывком распахнув дверь, я делаю два шага… и налетаю на симпатичную невысокую брюнетку, несущую стакан кофе со льдом – очевидно, из кофе-бара «Уэллс-Тех».
Точнее, этот кофе был в стакане.
Теперь он на ней. На ее белой блузке.
Но, скажем честно, это ведь она врезалась в меня. Какого черта она подошла так близко к двери, которая в любой момент может резко распахнуться? Почему бы ей не идти в центре коридора?
Ее розовый ротик округляется, медово-карие глаза яростно сверкают. Промокшая ткань, ставшая полупрозрачной, прилипает к ее коже, обрисовывая цветочный узор ее кружевного лифчика. Крошечные капли бурой жидкости медленно стекают в ложбинку между грудями.