– О чем думаешь, солнце? – спросил Маледикт.
– Да так… хочу чуда! – ответила Вика.
Маледикт улыбнулся – он вспомнил, как они познакомились…
… Тогда был тихий вечер, и он шел по парку. Издалека доносилась музыка – где-то играли свадьбу, периодически слышались крики, неразличимые с дальнего расстояния. В тот вечер Маледикт просто хотел пройтись и проветрить голову, устав после работы – в этот день ему прислали много работы, причем сделать все надо было очень быстро. После такого напряжения необходимо было освежиться. И вот он шел по парку, слушая доносящуюся издалека музыку. Почему-то это успокаивало. Он замер возле лавочки, и прикрыл глаза ощущая ветер, гладивший его лицо и развевавший волосы. Все это рождало в нем ощущение того, будто бы он где то на окраине мира, смотрит на жизнь людей со стороны. Настроение было таким поэтическим, наверное, поэты в таком состоянии создают величайшие из своих шедевров. Он открыл глаза и посмотрел на огни города невдалеке и снова ощутил порыв ветра на лице, который пах недавним дождиком, который освежил и умыл землю, обожженную дневным жаром. Несмотря на это вечер был теплым, но не жарким и не душным. В общем Маледикт был благодарен судьбе за такой вечер – сам по себе он был драгоценностью. И тут он услышал быстрые шаги – кто-то бежал. В нем поднялась некая досада – ну надо же, кто-то нарушает такое поэтическое уединение. Шаги постепенно замедлялись по мере приближения бегущего. И вот из-за дерева показалась она – девушка одетая очень небрежно, впрочем тогда он сразу решил, что она настолько красива, что ей не нужна никакая одежда, чтобы казаться такой – она и так была совершенная в своей красоте. На ней были потрепанные синие джинсы и простая черная футболка, обутые в сбитые кроссовки ноги постепенно замедляли свой ход с бега на шаг, на ходу она неторопливо снимала наушники, убирая прядку темных волос, выбившуюся из хвоста. Она видимо думала о чем-то приятном, так как на лице её гуляла невинная улыбка. Все это он охватил своим взором в один миг, отметив еще раз, что она была удивительно красива, чарующая светом своих лучистых глаз. Он и сам любил одеваться в старую потрепанную одежду, но никогда не видел, чтобы девушки одевались так… небрежно. Впрочем, это было неважно. Она неторопливо подошла к нему. «А ты тут что делаешь?» – спросила она, будто они были давно знакомы. «Да так» – ответил он, не сводя с неё глаз. Что интересно, он не чувствовал себя неуверенно и не боялся совершить какую либо глупость. Было какое то ощущение естественности. И так она подходила к нему все ближе, пока не подошла вплотную. И тут издалека послышалась музыка – “Une vie d’Amour”, как сейчас он помнил это. И он понял что должен сделать это – он просто обнял её, а потом… потом они стали танцевать, кружась под долетающую издали музыку. Музыка в этот миг звучала лишь для них, и они танцевали, пока мелодия не отзвучала в вечернем воздухе, и последние её ноты перестали отдаваться эхом в окрестностях. Потом они оба открыли глаза – кружась в танце, они прикрыли их, отдавшись в полет музыки. Вика тогда первая улыбнулась, и сказала – «Меня зовут Вика, а тебя?». Когда он по привычке представился своим ником как он делал обычно при встрече с друзьями она засмеялась. А потом они гуляли по парку, гуляли всю ночь, уже и отгуляла свадьба, и погасли вдалеке огни ночного города, а они все бродили по парку, иногда разговаривая, но чаще молча, достаточно было просто того, что они были вместе. Потом, сидя на лавочке они встречали рассвет, её голова удобно устроилась на его плече, и так они держась за руки любовались рассветом, и потом, когда небо просветлело окончательно, они слышали пение ранних птиц и просто смотрели на чистое небо, на облака, и на восходящее солнце, озаряющее и ласкающее землю вдали, улыбаясь спящему городу…
… Вот и теперь, любуясь закатом, небом, которое как то один парень назвал «утренний халат ночи» – нежно-красного цвета, рождающего красивые отблески на облаках, он вспоминал этот миг, и то, что и сейчас Вика была рядом с ним наполняло его счастьем. Приобняв Вику, он прижал её к себе, и так они сидели молча, приникнув друг к другу, даже когда небо стемнело окончательно, и вокруг застрекотали сверчки.
О, прекрасная Брунгильда, будь моей женой! – раздался под окном зычный глас Джестера. Джестер, прекрати! Давай скорее сюда! – отозвалась с балкона Норгус. Войдя в квартиру Норгус, Джестер привычно предложил ей помочь донести её сумку. На удивление вещей у Норгус было немного – как и у него самого небольшой потертый рюкзак. Его поразил странный аромат царивший у неё в квартире – сладковатый запах каких-то трав. Впрочем, он помнил о специфических увлечениях Норгус, так что не был особо удивлен. Э, да похоже она взяла с собой охапку таких-же травок – сумка пахла также. На вопрос что же это такое, Норгус отшутилась, но при этом загадочно пообещала, что он никогда не забудет того, что можно будет сотворить при помощи этих травок. Сев в машину Джестера, Норгус задумалась о чем то, только улыбнулась, когда Джестер стал подпевать доносящейся из магнитофона песне. Наверное, ей тоже Король и Шут нравиться, улыбнулся своим мыслям Джестер, продолжая напевать, глядя на дорогу. Когда они съехали на просеку, девушка оживилась и стала показывать дорогу, которая в конце концов привела их к небольшому домику.
– Хм, странно, я думал тут какая-то деревня будет – произнес Джестер, осматривая местность.
– А, ну забыла тебе сказать, да домик такой одинокий, но мне нравиться – так тихо спокойно и никто тебе не мешает.
– А не страшно, одной то?
– Да нет, местность тут глухая, редко кто появляется, тем более тут не царские хоромы брать нечего, да и я, к сожалению, тут редко бываю.
– Ну, как знаешь, я даже рад, что приехал – если что можешь на меня положиться.
– Да уж положусь, будь уверен – хихикнула Норгус, подмигнув ему, что вызвало довольную ухмылку Джестера.
Выгрузив вещи из машины, они направились вглубь домика. Устроившись там, Норгус принялась что-то делать с шуршащими мешочками, предложив Джестеру вздремнуть до вечера, пообещав, что вечером его ожидает нечто особенное. Несколько невыспавшийся Джестер с благодарностью последовал совету темноволосой красотки, провалившись с ходу в сон.
Шаг третий: Путешествие начинается.
Проснулся он когда уже стемнело, взглянув на часы, он увидел что время было уже ближе к полуночи. Впрочем, он отметил, что девушка еще не спала, напротив – она что-то тщательно подготавливала, зажигая множество свечей, и не переставала при этом возиться с какими-то пахучими травами. В ответ на его преувеличенно громкий зевок, и на его вопрос, о том готова ли она уже, она шикнула, указав рукой на чайник и на какую-то нехитрую снедь, стоящую рядом с ним. Перекусывая и попивая чай, Джестер любовался Норгус – все-таки эта девушка была поразительно красива, даже когда она принимала такой озабоченный вид. Наконец, она очевидно решила, что приготовления закончены и подозвала его.
– А что это хоть будет?
– Ой, ну ты сам все увидишь, ручаюсь тебе понравиться.
– Ну ладно, я уж положусь на твое слово, ну учти – если что атата сделаю, за мной не станет – засмеялся Джестер.
– Ну, чем тебе помочь? – поинтересовался он.
– Так, в общем, встань сюда – в центр комнаты. Тут пока постой, я все сделаю, только не шевелись особо, очень тебя прошу.
– И, все таки, что это будет?
– Ритуал черной магии – плотоядно улыбнулась Норгус.
– Приворожить меня решила? – ухмыльнулся Джестер, при этом все-таки ощутив, как по спине побежали мурашки и к горлу поднялся холодный комок.
– Да нет, что ты. Я ээээ… Ну ты станешь более сильным, красивым даже. В общем ничего плохого не случиться. Я тебе потом надо мной проделать дам.
– А почему магия черная?
– Ой, да это я так сказала, ну чтоб ты испугался – хихикнула девушка.
Джестер решил пока расслабиться и не мешать ей, в конце концов не навредит же она ему всякой чепухой, да и сама сказала, что только лучше хочет ему сделать. Ну если она сделает его каким-нибудь чудищем, он её потом жестоко покарает… хотя врядли – он же сам по себе то еще чудище, кого хочешь сам покарает, всех монстров перепугал уже своим видом. Нет, Джестер не считал себя действительно чем-то ужасным, просто это была такая бравада. Норгус тем временем начала читать заклинание, звучавшее очень странно, речь её состояла из каких то шипящих звуков. «Йа, йа Ктулху фхтагн» – произнес про себя Джестер, улыбаясь. Наверное, у девушки это просто какая то игра, не разочаровать же её? В конце концов, у всех свои тараканы, нравиться ей чтобы при виде неё старушки крестились и говорили потом, мол, она ведьма и тому подобное, да ради бога! Девушка она, как он уже неоднократно отмечал очень хорошенькая, и как он успел узнать из общения с ней, и из того что слышал, смышленая. Не смотря на свой острый язык, он никогда не пытался кого то всерьез критиковать, и как то пытаться переделывать по своему вкусу. Вообще это, какое-то ханжество, а такая попытка улучшить других, разумеется, в соответствии со своими предпочтениями, это уже крайняя форма эгоизма, замешанная конечно, на желании помочь другим. Страшная штука, если подумать. И вот Норгус, ну да этакая королева тьмы, которая вся прямо таки окутана клубящимся мраком. И странные тени пляшут вокруг неё, сверкая горящими глазами… И кажется какие то звуки уже режут воздух, и голоса надсадно завывают, сотрясая стены маленького домика, своими стонами. И вот дрожь уже охватывает его самого, и тени кружат вокруг него, поглядывая на него своими горящими глазами…
Да постойте же! Это же на самом деле происходит! Что это за чертовщина! Да он и шевельнуться не может! А тени тем временем словно рассмеялись беззвучно, продолжая кружить вокруг него. Под речитатив голоса Норгус, который уже изменился, стал каким то отстраненным и неземным. И сама она уже пустилась в пляс со своей книгой, в то время как заботливо уложенные ею пучки трав взвились в воздух, кружась вместе с тенями. Одна из теней хлестнула его темным отростком по глазам, заставив его закричать, не смотря на охватившее его оцепенение, и на время он перестал видеть комнату, но вот уже вокруг него снова стали проступать знакомые уже очертания дома Норгус, но теперь уже они стали какими-то смазанными, словно происходящее, кажущееся таким нереальным, но тем не менее ужасающее и неотвратимое, исказило и саму суть вещей, составляющих такой мирный на вид домик, каким он был при свете дня. Вот он ощутил что-то, в комнате возникло создание, ростом оно намного превосходило человека, это был просто какой-то гигант, цвета гниющей древесины, светящийся каким то призрачным светом. Внешне он не походил на человека – внешне он словно бы состоял из пучков щупалец, которые образовывали его руки и ноги, и само его лицо. Он словно бы приобнимал одной своей чудовищной рукой девушку, которая что странно казалась ростом с нормального человека, хотя и гигант обнимал ей как равную, как любимую. Ощущая, что сходит с ума, Джестер все же поразился красоте этой девушки, и его обуяло желание занять место призрачного гиганта и обнимать её… Его стало трясти и колотить, мир дрожал перед ним, изображения существ сменяли друг друга, одним были ужасны, будто порождения ночного кошмара, другие прекрасны, как непорочные чистые души. Но всегда рядом с ними была та, поразительно прекрасная, неземная девушка. И все эти существа, он чувствовал это, любили её и обожали. Просто любили. Мир стал растворяться, его взор рассеивался и блуждал, Джестер думал, что сходит или же сошел с ума, но что-то внутри него говорило, что это не так. Но он уже переставал бояться и ужасаться происходящему, в нем поднималась волна любви, любви, которая охватывал всю его душу возносила на сияющие вершины. Все эти прекрасные и отвратительные создания, присутствие которых он ощущал уже не пугали его, он стал ощущать единство с ними, их единила эта всепоглощающая любовь, дивное чувство, которое просто заставляло его петь и радоваться тому, что она есть, и что он теперь рядом с ней. Так просто казалось отдаться на волю этого чувства, и жить с ним и не отпускать его ни на миг, как если б ты пригрел на груди птицу, спасающуюся от ливня и бури. Но тут он осознал, что что-то тут было не так. Как же могла Норгус, а он осознавал что каким-то образом, эта властительница душ и была ею, испускать такую неземную страсть? В ней не было ничего дьявольского или демонического. Нет, он осознавал, что страсть эта необыкновенно чиста, и что это истинная любовь. В душе его стал подниматься смутный протест, но каким нелепым он казался ему пред лицом любви…
Но все же это что-то кричало в нем, шепталось, скреблось в запертые двери чувств. Словно бы кто-то говорил ему – Джестер, взгляни кем ты становишься, ты же всегда был иным, друг, ничто не могло сломить тебя, никакая сила, никакое чувство. И Джестер отвечал ей, этой силе, что никогда, никогда он не испытывал такой любви, никогда до сего момента он не любил. И ни разу, наверное, за всю историю того, пока стоит мир, такое чувство не было взаимным…
Но борьба в нем продолжалась. И вновь этот кто-то говорил ему что да, чувства истинны и прекрасны, но место ли им? И погрузившийся было в страсть, как в теплую воду под солнечными лучами, Джестер начал говорить с ним, кем бы он ни был.
– Оставь меня, прошу, я всегда был настороже, всегда я ждал подвоха. Никогда я не ощущал такого счастья, никогда! И ты забираешь его от меня!
– Ха, да подумай сам, с чего бы ему свалиться на тебя? Что эта темноволосенькая охмурила тебя и задурила тебе башку?
– Но ты же сам согласился, что чувства эти искренние и настоящие. Это же правда! И эта правда прекрасна и удивительна. Я теперь хочу её любить и быть рядом с нею, пока… пока что-то есть, все эпохи все мироздания я жажду быть с ней, как и она жаждет быть со мной. – выпалил Джестер.
– Да, тут ты, брат, прав. Ну, даже не знаю, как тебе объяснить… Понимаешь ли, всему должно быть свое время и место. А ты очень уж поддался этому чувству, причем так резко, так внезапно. И это, заметь, после того, как ты совсем недавно был объят тьмой и тенями, и они не казались тебе ни прекрасными, ни даже дружелюбными. И заметь, тут же еще куча других ребят, один этот безликий гигант в щупальцах чего стоит. И они все такие же влюбленные как и ты, ты что, таким же хочешь стать?
– Да мне плевать! Когда любишь, нет никаких границ и страхов. И когда любим, ничто не может с тобой случиться.
– Поверь мне может.
– Ты низкий лжец! И я больше не желаю слушать то, что ты несешь про мою любимую. Весь этот бред…
– Ага, только слушаешь. И, открою тебе маленькую тайну, она ведь и моя любимая тоже, я люблю её в той же степени что и ты, точь-в-точь в такой же степени.
– Тем более, ты еще более омерзителен, чем я думал вначале. Ты любишь её, чувствуешь это, причем это же никакой не приворот и на чары, так ведь?
– Ну да, но послушай…
– Нет уж, теперь ты послушай! Я вижу и чувствую, что происходит здесь и что происходит со мной. И я знаю, что любовь преобразила меня, и сделала меня лучше и прекраснее ты видишь как все это поет, как все стало чудесно вокруг? И все эти создания дивные и ужасные, мы все сплотились в любви, в этом дивном чувстве. Теперь все мы едины!
– И это ты говоришь? Да послушай наконец, Джестер, ты же не таков. Ты, вечно ехидный и веселый, да, ты можешь любить, но не меняться же так?!
– А если даже и так, что тебе до того? Ты же так же любишь её… И вообще, кто ты такой?