Натовские солдаты ни в чем не знали нужды, вся Европа их содержала и ревниво следила, чтобы солдаты были в первую очередь сыты. Поэтому, выходя на задание, каждый солдат тащил за плечами рюкзак с провизией.
Первыми проникла в город диверсионная группа из Украинска и вошла в Вампирский квартал. Было тихо. Ничто не нарушало закон тишины; после 20 часов и до 6 утра нельзя было ни сверлить, ни стучать, ни кричать, ни стрелять. Диверсанты чтили закон, все-таки они были европейцами.
Вторыми вошли диверсанты – волкодавы из Эстонска с западной стороны. С севера, рассекая туман могучими плечами, через Злодейский квартал, вошла группа польских морских пехотинцев, имевших боевой опыт в пустыне Сахара.
Кольцо вокруг дома Яны Лукиной, доктора химико – психологических наук, академика, неутомимого борца за народное счастье, любительницы фруктовых пирожных и жирных омаров, неумолимо сжималось…
Группа захвата
Яна проснулась от какого-то тревожного чувства, поднялась на чердак, высунулась в ночной длинной рубашке в узкое чердачное окно едва ли не по пояс и тут же обнаружила в утренних сумерках мощную диверсионную группу, сначала украинскую с юга, затем эстонскую с запада. Польско-литовская шла с севера. Красивые ребята! Яна ими откровенно залюбовалась! Как они крались, как незаметно прятались в сумерках, как легко терялись в легком тумане, как они упорно сжимали кольцо вокруг ее дома, как они шепотом на харьковском диалекте разговаривали по-английски!
Интересно, в каком виде она им нужна, в виде трофея, трупа, свидетеля, экспоната, или виновницы всех американских бед, думала она? Известно, американцы никому не прощают своих промахов…
Яна широко зевнула и поежилась, все-таки не дали, черти, поспать спокойно, а ночь, как известно, нужна для сна. Дня достаточно для всяких других дел. Ладно, досплю в следующий раз, все-таки интересно, что будет дальше. Не каждую ночь тебя окружают и пытаются захватить, как какую-то дичь, и доставить в чужую страну в качестве трофея, решила она. Хотя спать хотелось ужасно, но женское любопытство все-таки победило, интересно ведь, как они будут ее захватывать, они же парни честолюбивые, каждый хочет оказаться возле нее первым, чтобы прослыть национальным американским героем, чтобы быть потом на виду, отхватить много-много денег, открыть свой бизнес, завести стадо моделей и суперзвезд, купить яхту или остров…
Но если спросить ее, кому бы она хотела достаться, то, конечно, самому высокому, широкоплечему, красивому, владеющему английским без диалекта, в крайнем случае, с краковским.
Наблюдая сверху за этими супер – солдатами внизу, она иногда откровенно хохотала. Больше всего ее позабавило то, что эти волкодавы, эти парашютисты передвигались короткими перебежками. Видно, очень быстро запыхивались. Отдохнут, и снова бросок вперед на полметра. Конечно, тяжело им, таким упитанным, с розовыми щечками, долговязым. Да еще мешок еды за плечами. Для диверсанта главное упитанность и грозная экипировка!
Первый отряд уже проник в ее сад.
Яна задумалась и похолодела от мысли. А если эти головорезы задумали у нее в саду рыть окопы и держать ее в кольце осады целый месяц, пока она не вывесит белую простыню с чердака, что тогда? Это была бы катастрофа! Во-первых, у нее нет белой простыни, все цветные, красивые, льняные; во-вторых, месяц она точно не продержится. Яна мысленно открыла дверь холодильника и заглянула туда, там лежал только кусочек белорусского сала. Это означало, что она сдастся через полчаса. Но она постарается выдержать осаду как можно дольше, пусть даже ценой своего веса. А фураж ей на чердак могли бы доставлять транспортные, родные вертолеты МИ – 26. Пусть диверсанты роют! Окопы потом можно будет залить водой, перекинуть легкий мостик на цепях и получится неприступный замок, в котором на чердаке живет принцесса, то есть она.
Эта мысль ее успокоила, и она продолжила наблюдение. Для летописи.
Ой, она, кажется, забыла закрыть дверь из сада в лабораторию на крючок изнутри! Бежать сейчас сломя голову вниз через все этажи уже поздно, первый отряд как раз только распахнул двери из сада в лабораторию и скрылся за ней. За ним последовал второй отряд отборных диверсантов – волкодавов.
Яна подождала еще несколько секунд, пока третий отряд не проникнет в лабораторию, и не спеша отправилась вниз. На кухне она достала из шкафа противогаз, одела его, отодвинула шкаф и открыла дверь в ее темницу, то есть святая святых, то есть свою лабораторию. И что она увидела сквозь стекла противогаза? Все непобедимые крепкие парни, гроза террористов, слава тайных операция, эти волкодавы…лежали смирно на полу ее любимой лаборатории, заполненной газом… да… это… был, кажется, «веселящий газ», закись азота, всего лишь средство для наркоза с приятным сладковатым запахом!
Да что было сомневаться в том, как называется газ, если она сама его напустила. Для усыпления волкодавов. Пусть отдохнут после такого мощного марш – броска!
В это же самое время над крышей ее дома завис вертолет, из него спустился новый отряд диверсантов, на этот раз своих. Могучие, крепкие парни в противогазах вошли в лабораторию, на каждого лежачего одели наручники и стали вытаскивать одному из ее темницы, то есть святая святых, на свежий воздух и оттуда погрузили в подъехавшие три затемненные машины.
Специальная операция по захвату вражеской диверсионной группы завершилась успешно и без пролития крови, а, главное, без единого выстрела, иначе это было бы грубым нарушением закона тишины с 20 часов до 6 утра.
До 6 утра оставалось ровно пять минут.
Супер – волкодавы из группы «Альфа», хотя и вечно голодные, но во времени уложились.
Яна, все еще взволнованная необычными событиями ночи, пошла спать.
– Спасибо, милая Ульяна, моя всемогущая покровительница и защитница, мой ангел – хранитель, за своевременное предупреждение! – прошептала она, засыпая.
Спасибо носу
Вечером того же дня позвонил Василевс, государь, супергений, отец всех управляемых и неуправляемых россиян, и поинтересовался, не упал ли хоть один рыжий волос с моей умной головы. Яна счастливо ответила, улыбаясь и радуясь его звонку, что все ее волосы целы и, пользуясь моментом, рассказала о встрече с святым Николаем – Угодником. Смог бы Василевс его принять по какому-то срочному делу.
– О, конечно! – сказал Василевс, – буду рад с ним увидеться и поговорить! Не каждый день святые обращаются! Жду вас завтра в 12 в моей резиденции. Пропуск вам подготовят.
На этой приятной новости они расстались, она тут же позвонила по номеру телефона, который ей оставил великий святой и, взволнованная, отправилась на кухню пить чай.
На другой день, уже ближе к завтраку она, как всегда, засуетилась: что одеть? Для женщины нет более трудного решения, чем-то, что одеть, что нацепить, что с собой прихватить на тот, или иной, или десятый случай. Ей легче, без раздумий, прыгнуть в огонь, или остановить лошадь, чем решить во что одеться на выход…
В 11:05 Яна подъехала к дому номер 8 по улице «Все вперед!», у дома стоял великий святой и приветливо помахал ей рукой. Яна остановилась, вышла, обошла машину, открыла дверь и святой устроился рядом с ней на боковое сиденье.
– Пристегнитесь, Николай Варфоломеевич, – попросила Яна, прежде чем тронуться. Старик долго возился с ремнем, но, наконец, пристегнулся, и они покатили. Яна выехала на проспект Благоразумия, влилась в поток машин и поплелась за каким-то грузовичком.
Николай – Угодник сидел, откинув голову на сиденье, и молчал. Его глаза были закрыты. От него исходил легкий приятный запах лаванды. Его молчание Яне понравилось, она не любила отвлекаться на дороге, когда была за рулем; все умеют ездить, но сколько аварий только из-за того, что водитель на секунду-другую отвлекся. И все! Авария! Так и гибнут сами, или увечат других, и все потому, что отвлекся на разговор, или слушает радио. Яна никогда не включала даже радио.
– Нельзя ли прибавить газу! – вдруг сказал великий святой.
Яна поразилась. Он все видел, все чувствовал. Он, кажется, не против быстрой езды! Она бросила на него пытливый взгляд! Он по-прежнему сидел с закрытыми глазами. От него исходил запах лаванды, но какой-то еще запах прибавился к нему. Какой-то посторонний, слабый, но…чужой, не гармоничный с лавандой.
Яна осмотрелась по зеркалам, обошла грузовичок слева и снова вернулась на первую полосу движения.
В закрытом маленьком пространстве машины прибавилось постороннего запаха, его уже нельзя было не ощущать ее чуткими ноздрями. Святой потел. Яна все больше изумлялась, невольно анализируя носом составные части нового запаха…
Перед мощными, стальными, или даже бронированными воротами резиденции государя, у ее бокового въезда Яна остановила машину у шлагбаума, открыла дверь и вышла из нее.
– Я за пропуском! – сказала она своему пассажиру и направилась к постовому, молодому, почти мальчишке, лейтенанту, стоявшему у будки.
– У меня в машине сидит Черт!!! – закричала она почти ему в лицо, подбегая к мальчишке, – арестуйте его!!
Лейтенант, несмотря на молодость, мгновенно сориентировался, не стал делать глупое лицо и переспрашивать, а тем более острить по поводу мнимого Черта, поднял руку и нажал на кнопки своего какого-то черного приборчика, висевшего у него на груди. Тотчас из будки выскочили трое могучих парней в камуфляжной одежде и кинулись к машине. Мнимый святой, видно услышав ее крик, и видя выбегающих парней, открыл дверь, выпрыгнул из нее и, несмотря на старость и почтенные годы, понесся по улице во весь дух от них. Вдруг, в одно мгновение, он превратился в большого рыжего черта с рогами и копытами, и умчался прыжками за угол здания Правительства. Из других дверей резиденции государя выехала черная машина типа «ГАЗ-98» с группой захвата, на которой было написано белыми большими буквами «Перехват» и так же скрылась за поворотом.
– Оборотень!! – закричал мальчишка – лейтенант, показывая рукой на мчавшегося вскачь черта. – Сейчас его возьмут наши ребята!!
Яна стояла с открытым ртом. Никогда не видела чертей, но точно знала, как они выглядят! А, главное, чем пахнут!
Псиной!
– Бесполезно, – ответила она, немного приходя в себя. – Его не поймать! Он уже превратился в прохожего, или в мышь, или в голубя!
– А жалко! – вздохнул мальчишка – лейтенант и простодушно почесал затылок. – Хотел бы на него взглянуть поближе! Потом бы рассказывал своим детям и внукам!
– Передайте по инстанции, что визит «Николая – Чудотворца» отменяется! – сказала Яна и повернулась к своей машине. Но прежде чем повернуться, она увидела, что на лице у лейтенанта застыло изумленное выражение.
– Так это был Оборотень в образе Чудотворца? – вскричал он.
Понятливый!
Яна села в машину и открыла все окна, чтобы проветрить салон. Она едва могла успокоиться от новых, неожиданных, потрясающих событий.
Но она еще не решила, разворачивая машину назад, домой, можно ли ее действия по предотвращению покушения на государя, великого Василевса, отца всех умных и нерадивых, толковых и бестолковых причислить к ее очередным великим делам, или считать священной обязанностью гражданки Российска, то есть всего лишь будничным, ежедневным, обыденным делом…
И хотя опознание злоумышленника произошло очень вовремя, правда в самый последний момент, благодаря ее чувствительному носу, все-таки ей стало страшно от мысли, что мог быть натворить Оборотень, будь у нее, к примеру, насморк. Тут не только не до великих дел, но даже не до любви…
– Спасибо, нос! – похвалила она его, заезжая во двор.
Так и не определившись с ценой и величием своего поступка, она поставила машину в гараж, зашла в дом и пошла на кухню чистить картошку.
Вечером позвонил Павел Сергеевич, у которого жена Светлана изменяла ему, их дочь Ирина застигла любовников врасплох и замкнулась. Он рассказал, что жена его умерла месяц назад в ужасных муках. Ее страдания сблизила их все вместе и породнила, теперь он с дочерью снова как одна единая душа. Он был благодарен Яне, что она открыла ему глаза, это помогло ему сохранить дочь.
На отдыхе
Яна откровенно устала от всяких дел, больших и малых, решила взять паузу и отправиться на мировые пляжи, заодно бросить свой пытливый взгляд на отдыхающий народ. Стоял чудесный июль. Она мгновенно собралась и полетела в Сочинск, там она сняла номер в гостинице «Лилия», отправилась на лазурный берег и огляделась. Да. Вот он, отдыхающий народ. На самом пике беззаботности. В зените безмятежности и счастья…
Народ красив всегда!
Нельзя без любования смотреть, как он самоотверженно и упрямо трудится на благо себя. Его труд полон поэзии и прозы, драматизма и лирики, его движения точны и строги, его плечи развернуты, его лицо горит вдохновением, его мысль устремляется на неведомое! Так и слышишь удары молота о наковальню, свист серпа о колосья пшеницы! Но это не удары и не свист, это все мелодии упорного труда и арии на тему богатства и беззаботности!
Но еще больше, пожалуй, восторга испытываешь, когда глядишь, как он отдыхает! Его отдых полон выдумки, озорства, беззаботного смеха, танцующих ног, голосистых глоток!
И Яна наслаждалась зрелищем!
На сколько хватало глаз вдоль извилистого желтого побережья тянулись ровные бесконечные ряды огромных зонтов, под которыми стояли шезлонги, взятые напрокат отдыхающими. Сколько из было? Не было ли больше, чем медуз в море? Не берясь судить точно, но горизонта Яна не видела. Везде двигались, лежали, пили, ели, играли, забавлялись, плескались отдыхающие. Это было великолепное, потрясающее зрелище! Это было даже явление. Яна находилась, казалось, в самом эпицентре Счастья. Такого количества улыбок, радостного повизгивания, любви, беззаботности, жизнерадостного смеха, восторга разве можно увидеть или услышать в каком-нибудь учреждении или на фабрике, в министерстве или на свекловичном поле, у пылающего мартена или на золотых приисках? Разве что в Голливуде – фабрике грез. Ее главная философская концепция «Счастье – это середина человеческого бытия» получила здесь на мировом пляже реальное, не надуманное содержание и блестящее подтверждение. На отдыхе не бывает краев, здесь нет опасностей, которые несут в себе высокие цели, большие задачи, пламенная любовь, непосильный труд, тяжелые болезни.
Но почему все-таки на отдыхе вообще и на пляжах в частности так хорошо, так беззаботно, столько здесь счастья?
Потому, что отдыхающий – это человек, который оставил свои проблемы дома и приехал без них! Если едешь к морю в отпуск – проблемы остаются дома, если переезжаешь к морю, проблемы едут тоже.
Безделье – это радостная, светлая, обратная сторона работы.
Да здравствует жизнь, которую мы бездарно проживаем!
Вот и она, наконец, в середине бытия!
Недолго думая, Яна тоже вместе с народом бросилась с головой в эту пучину счастья и безмятежности!
Она почти задремала, лежа на раскладном стуле у бирюзового моря, когда вдруг над ее ухом раздался женский визг:
– Ах, кабель ты эдакий, тебе бы все на девок заглядываться!!!
Яна вздрогнула и подскочила; недалеко от нее стояла разъяренная полная женщина в розовом глухом купальнике с крашенными в черный цвет короткими волосами; она размахнулась толстой ручищей и маленький мужчина, которого она ударила точно в нос, упал как подкошенный. Из его тонкой нижней губы потекла алая кровь.
– Когда же ты только набегаешься, кабель!? – продолжала толстуха, замахиваясь на поверженного мужа полной короткой ногой. Видно, засмотрелся мужик на проходивших мимо девчонок…
– Мужчина имеет право рассматривать женские формы! – сказала Яна и подбежала, чтобы помочь мужчине подняться. – Женщине все равно, какие у нее формы, а мужчине – нет!