А потом пришла смерть.
Это была пустота, залитая белизной – яркой, но не ослепительной. Белизна что-то ему шептала – он был уверен, что слышит голоса. Кто-то подробно описывал его нынешнее положение и очерчивал связанные с его личностью планы, воспринимая его с полнейшим безразличием, словно интересный экземпляр насекомого. Кто? Этого он не знал, но чувствовал его присутствие, гнетущее и душное. Затем, по прошествии вечности или доли секунды, по его телу пробежало нечто вроде судороги, пароксизм, возвращавшийся к нему впоследствии в леденящих кошмарах. Это было воскрешение – и Нат открыл глаза, с трудом хватая ртом воздух.
Они находились у Галактической границы, в объятиях пустоты и нескончаемой черноты, где «Память крови» должна была встретиться с делегацией пограничников, охотно сотрудничавших с Пограничными герцогствами.
С того рокового дня многое изменилось. Отец начал смотреть на него с презрением, а сам он никогда больше не нырял в Глубину, не считая столь же кошмарного возвращения на Гатларк. Позже ему не представилось шанса преодолеть страх, а еще позже… дала о себе знать психофизия.
– Проблема с коляской, – объяснял ему теперь седой коротышка Типси Пальм, один из механиков с полномочиями глубинника на «Пламени». Когда Ната препроводили в стазис-навигаторскую эсминца, главный счетчик корабля показывал около пятнадцати минут до прыжка. – В обычной ситуации вы могли бы воспользоваться одной из консолей, но вряд ли есть смысл вас перекладывать. Вот только тут появляется проблема, – седой коротышка поскреб сморщенную, словно старое яблоко, щеку. – Ваше креслице на антигравитонах, значит, придется его закрепить. У меня тут, естественно, есть ремни, но никогда не знаешь, что может случиться при перегрузке. Речь идет о самом моменте прыжка и выхода. Сами понимаете…
«Я понимаю только одно – нам придется прыгать на этом старом трупе, – подумал Нат. – Примерно через двенадцать лазурных минут». Он вполуха слушал нудную речь механика, вспоминая недоверчивое выражение лица капитана Кайта Тельсеса. «Он делает это ради меня, – понял Нат. – Не ради наследника его высочества, не для мутанта из Южной башни, но для мальчишки, которого он когда-то любил и не перестал любить».
Тельсес не мог его подвести.
– Почувствуете легкий укол, – бормотал Типси Пальм, затягивая удерживающие кресло ремни. – Так, подключаю… Потом я вас разбужу. Нам нужно спешить – мне самому надо подсоединиться к системе…
«Ясное дело», – подумал Нат, закрывая глаза. А потом он ощутил укол, о котором его предупреждали, за ним – пронизывающий холод, и больше он не чувствовал уже ничего.
Нахлынула белизна.
В тот момент, когда электромагнитный импульсный передатчик перешел ко второму, предпоследнему этапу отсчета, Керк Блум ковыряла пластиковой вилкой холистический салат, купленный в автомате в космопорту Гатларк-2.
Она боялась и одновременно злилась. Хотя она и знала, что торжества по поводу свадьбы Исы Анемотрии Ибессен Гатларк с принцем Рунхоффом Казаром из рода Исеминов носят всепланетный характер, но не ожидала, что они приведут к полному транспортному параличу. К тому же мало того, что опустевший порт обслуживала в лучшем случае половина работников, но эта половина еще и выглядела так, будто их чем-то одурманили.
Вокруг кружили антигравитационные головизоры, выплевывая рекламные вставки, время от времени перемежавшиеся очередным микрорепортажем о торжествах в замке Гатларк и подобных ему мероприятиях, разбросанных по всей планете. Даже большие плоские табло прилетов и вылетов периодически гасли, показывая полную энтузиазма физиономию Сонда Сондансона, главного ведущего и комика планеты, который вместе с глуповатой, но грудастой Синдией Плим излагал наиболее пикантные фрагменты, как он выражался, «марьяжа высшей пробы». Когда он упомянул что-то насчет «удачной случки вместо искусственного оплодотворения», Блум подумала, не подвесят ли его самого за одно место за подобные шуточки.
– Раз уж Рунхофф вкусит сегодня генов Исы, – гудел Сонд, – то, моя дорогая, ты тоже могла бы найти себе мужа!
– Ну, Со-о-онд! – пищала Синтия, обнажая по крайней мере девяносто восемь процентов своего бюста. – Ну что-о-о ты-ы-ы!
«Вот ведь Напасть», – с неудовольствием подумала Керк. Холистический салат уже начал формироваться: небольшие светящиеся пятнышки на ростках корешков медленно поднимались вверх, а микроскопические биосистемы заиграли лирическую мелодию. Блум ткнула вилкой в предполагаемый центр пищевой программной системы, но остановить процесс ей не удалось. Встав из-за столика, она в очередной раз направилась к стойке «ТрансЛинии». Сидевшая за ней девушка с блуждающим взглядом играла прядью волос с вплетенными в нее маленькими декоративными голографическими вставками.
– Пока ничего, – сказала она, увидев Керк. – Никаких… никаких зарегистрированных полетов. Может, завтра?
– У меня нет времени до завтра, – процедила Блум. – Мне нужно убраться отсюда сегодня. Что там есть на орбите, Напасть их дери?
– Минутку, – девушка наморщила лоб и коснулась пульта. – Есть только военные корабли. Кажется.
– А Пурпур?
– Что?
– Пурпур. Верфь, – Керк с трудом сдерживалась, чтобы не заорать. Девушка подняла голову и мутным взглядом уставилась на Блум. – Ну, такая штука, где садятся корабли. Самая большая верфь Гатларка. Это вам о чем-то говорит?
– Ну, есть такая верфь… станция…
– Можно туда добраться? На челноке?
– Но зачем…
Блум закатила глаза.
– Затем, – объяснила она, – чтобы поймать оттуда какой-нибудь другой перелет. Найдется у вас какой-нибудь заср… найдется у вас челнок? – уже спокойнее закончила она. Кивнув, девушка сверилась с системой.
– Последний «тупак» уже улетел. Но он все равно был неисправен и отправлялся в ремонт, – ответила она, явно гордясь, что докопалась до каких-то существенных данных. – Больше ничего нет.
– Чудесно, – Керк развернулась и решительным шагом вернулась к своему салату. За ее спиной послышались ничего не значащие заверения: «Если вдруг что-то будет…», но она пропустила их мимо ушей.
Похоже, ей предстояло остаться на этой напастной планете. А потом за ней явится Собрание, которое, не особо беспокоясь по поводу правил приличия и контроля Альянса, ткнет ее парализатором и упакует в один из своих Центров, где ее подвергнут полному и необратимому промыванию мозгов. Именно в этом, насколько она понимала, заключались печально знаменитые Жатвы. Какой-то процент похищенных удавалось вернуть, но большинство уже ходили с белыми волосами или бритыми головами, одетые в развевающиеся мантии, и агрессивно реагировали на любые попытки их спасти.
Не задерживаясь возле столика, она подошла к автомату с едой и начала бездумно водить пальцами по доступным на дисплее вариантам.
– Могу тебя взять.
Голос был тихий, почти неестественно спокойный. Блум нажала кнопку «меню номер восемь» и лишь затем обернулась. Машина забулькала и выплюнула запечатанную термокружку.
– Если торопишься, – продолжал голос, – я улетаю где-то через пол-лазурных часа.
Схватив кружку, Керк повернулась к незнакомцу.
– Да, тороплюсь, – кивнула она, пытаясь скрыть удивление. – И даже очень. Полчаса для меня, пожалуй, многовато. Если тебе нужны юниты…
– Не нужны, – ответил он. Блум попыталась изобразить улыбку. Обычно у нее не возникало никакого желания с ними общаться.
С настоящими, не контрактными пограничниками.
Теоретически пограничником мог стать каждый, подписавший соответствующий контракт, после чего он получал почти полностью автоматизированный корабль, настроенный на запрограммированные глубинные прыжки вдоль Галактической границы и остановку на одной из сторожевых застав с целью пополнения припасов и подзарядки реактора. Работа была достаточно простая – бо́льшую часть патрулирования и сканирования границы выполнял кастрированный искин корабля, – но и утомительная.
Не каждый мог выдержать долгие безмолвные перелеты в бескрайней черноте космоса – говорили, будто один лишь вид пустоты за пределами Границы плохо влияет на мозг. Можно было, естественно, смотреть в сторону Выжженной Галактики… но мир Пустоты и далеких галактик притягивал взгляд и гипнотизировал. Одни выдерживали на этой работе несколько лазурных недель, другие дольше. Бывало, что безмолвные, всегда черные корабли пограничников возвращались со столь же безмолвными мертвыми пилотами, которые сошли с ума – не обязательно из-за неудачного глубинного прыжка – и перерезали себе вены в креслах стазис-навигации.
Бывало и иначе.
Некоторым, крайне немногочисленным индивидуумам работа пограничника настолько нравилась, что они, вместо того чтобы продлить контракт, решались пройти Инициацию. О самой процедуре мало что было известно, но она изменяла человека настолько, что он полностью входил в структуру Погранохраны. С этого момента охрана Границы от возвращения Машин или легендарных Иных становилась его жизнью, а сам он становился не только пограничником, но и членом Ордена Пустоты. Узнать их было легко: неестественно бледные, худые, в черных обтягивающих пилотских комбинезонах, с лазерной татуировкой в виде двойного круга – глаза, помещенного внутрь символа Глубины.
«Пограничник прямо как с гребаной картинки», – подумала Керк. Худой, бледный. Длинные прямые черные волосы до плеч, ниспадающие на комбинезон. Острый нос. Бледно-голубые глаза. Казалось, будто от него веет холодом. На руках, над худыми пальцами пианиста, виднелась татуировка.
Вампир.
– Куда летишь? – спросила она. В принципе, ее устроило бы, если б он на миг причалил на Пурпуре. При мысли, что ей пришлось бы лететь вдоль Галактической границы и смотреть в сводящую с ума черноту, Керк стало не по себе. Дело было даже не в Пустоте – Галактическая граница собирала лишь остатки Потока, а Блум не представляла себе, как можно вообще функционировать, не имея возможности к нему подключиться.
– Это последний перелет, – сообщил он. – Мне осталось еще два прыжка вдоль Границы, в пределах Рукава Лебедя, то есть недалеко от теперешнего сектора. А потом – обратные прыжки на Терминус.
– Терминус?
– Это одна из наших главных станций. Сторожевая застава. Чтобы на нее попасть, нужно лететь ближе к центру Рукава.
– К центру Рукава? – переспросила она, быстро анализируя возможные варианты. Если перетерпеть те два прыжка вдоль Границы…
– Терминус – одна из чаще всего посещаемых застав, – объяснил пограничник. – Она находится между Рукавами Лебедя и Персея.
Блум сделала глоток меню номер восемь, вкусом походившего на гибрид генетически модифицированного цыпленка с лягушачьими ножками. Насколько она ориентировалась в галактической географии, Рукав Персея – в отличие от Рукава Лебедя, именовавшегося также Внешним или Угольником, – не входил в зону интересов Погранохраны. Лишь небольшую часть Рукава Персея можно было отнести к пограничной.
Но это означало, что на Терминусе она могла найти транспорт, чтобы отправиться глубже – настолько, чтобы покончить раз и навсегда с Внешними системами. «Если уж сваливать, – подумала она, – то лучше туда, где контролеры будут добросовестно контролировать нелегальные практики Собрания. И поселиться где-нибудь поближе к цивилизации, а не в галактической заднице вроде средневекового Гатларка».
– Ты мог бы взять меня с собой? – спросила она, стараясь не показывать, насколько это для нее важно. – Я заплачу…
– Как я уже говорил, юниты мне не нужны. Мне бы не помешало… – пограничник на мгновение поколебался, – общество. Чье-то присутствие, не более того, – тут же добавил он. – Слишком долго… я был в патруле один.
– Что значит – слишком долго? – поинтересовалась Блум. – Сколько ты провел в патрулях? Лазурный год или около того?
Пограничник криво усмехнулся.
– Семь лет, – помолчав, ответил он. – Считая от официальной Инициации до Ордена. Если тебе все еще интересно, осталось двадцать четыре минуты, – добавил он, видя, что Керк не отвечает, лишь таращится на него широко раскрытыми от удивления миндалевидными глазами. – Площадка номер четыре. До встречи, – закончил он, удаляясь в сторону стойки диспетчера, наверняка чтобы завершить последние формальности.
Лишь через пять минут Керк поняла, что даже не сказала ему, как ее зовут.
Что ж, он тоже этого не сказал. Может, оно и к лучшему.
«Конец», – подумал контролер Альянса Вальтер Динге.
По показаниям счетчика, «Няня» вынырнула из Глубины пять минут двадцать семь лазурных секунд назад. В стазис-навигаторской царила нервная суматоха. Персонал навигаторской был воскрешен в течение трех стандартных минут после того, как Сердце корабля завершило беглую проверку всех систем. Во времена Машинной войны подобное невозможно было представить – искин воскрешал навигаторскую и боевую рубку почти сразу же после выхода. Такие возвращения из мертвых удавались не всегда – процент пробудившихся еще в Глубине, может, и был невысок, но следовало считаться с риском, что часть команды сойдет с ума. И все это ради того, чтобы не дать себя перестрелять бдительным кораблям Машин. Остальная команда, как и Вальтер, пробудилась минуты на две позже, то есть почти через шесть минут после завершения прыжка.
От персоналя контролера бесшумно отсоединились инъекционные трубки. Вальтер заморгал, и картина перед его глазами стала четче. На эсминце смотрительницы сектора Контроля имелось полтора десятка дополнительных стазис-консолей, размещенных вдоль главной палубы, – неудобные, расположенные вертикально кушетки или углубления, к которым необходимо было самостоятельно подключиться и привести в действие инъектор. Если кто-то опаздывал, его ждал неприятный сюрприз – искин «Няни» отказывался от прыжка только в том случае, если в стазисе не находился персонал навигаторской. Остальной команде оставалось лишь контролировать показания счетчика и при необходимости нажать блокирующую прыжок тревожную кнопку.
«Когда-нибудь я нажму эту дрянь», – подумал Динге, с отвращением глядя на не слишком чистые трубки, по которым ему только что ввели «белую плесень». Он мысленно содрогнулся, думая о своей любимой чистоплотности. «Когда все закончится, – решил он, – нужно будет купить сеанс Очищения, который предлагает Собрание в главном центре секты на Лазури». Правда, при этом ему будут лить в уши всякую чушь, пытаясь обратить в свою веру, а может, даже попытаются взломать персональ, но процессу Очищения не имелось равных во всей Выжженной Галактике.
Стараясь больше не думать о грязи, он отстегнул ремни и осторожно шагнул на блестящий металлический пол корабля. Вокруг уже суетились люди – некоторые, как и он, только отстегивались, другие уже стояли и сидели на своих постах. Видневшаяся впереди стазис-навигаторская светилась мягким сиянием мониторов и голограмм, контрастировавших с украшенной серебряной звездной пылью чернотой космоса за неостеклом. Маделлы Нокс, как уже успел заметить Динге, нигде не было – наверняка она сидела в своей каюте, словно удельный властитель над бегающими по мостику муравьями.
– Доложите обстановку, – в голосе Вермуса Тарма звучали странные металлические нотки, вероятно из-за электронного усиления. Персонал навигаторской должен был хорошо слышать своего командира.
– Цель прыжка достигнута. Отклонение минимально, в пределах до тысячи километров, – отбарабанил первый астролокатор Цицеро Флинк.
– Вижу впереди три корабля на расстоянии примерно полторы тысячи километров, – вмешалась первый пилот Эноба Стилс. – Два маленьких, один большой.