Олег не верил, что это происходит, но всё же продолжал это видеть. Он наблюдал, как светится туман, и не мог понять, не обманывает ли его собственное зрение.
По щекам потекли слёзы. Всё, что было важным в его жизни несколько минут назад, теперь казалось таким нелепым, таким глупым и бессмысленным. Сейчас самым большим желанием было просто исчезнуть с этого корабля, оказаться дома и больше никогда здесь не появляться.
Юноша медленно и крайне осторожно убрал руки от ушей. И снова, как и прежде, раздался скрежет, а за ним грохочущий треск, ещё более громкий, чем в первый раз.
На глазах моряка, мокрых и раскрасневшихся от слёз, стала вырисовываться ужаснейшая картина. Словно сюрреалистичное видение, не поддающееся здравому смыслу, он наблюдал, как со стороны носа корабля корпус начал медленно искажаться. Туман, словно по команде, расходился по сторонам и открывал перед Олегом столь ужасное зрелище. Толстые металлические листы, сваренные между собой прочнейшими швами, стали прогибаться, будто картонная коробка в руках ребёнка.
Олег почувствовал на руках влагу, кинув на них взгляд, он увидел свою кровь. Её алый цвет казался нереальным в туманном осознании происходящего.
Раздался страшный треск. Вновь и вновь он оглушал воздух вокруг, и моряку казалось, что его голову вот-вот разорвёт от бесконечного количества громких звуков.
Раздался взрыв! Невероятно, но именно так это прозвучало. Олег наблюдал, как корпуса автомобилей стали изгибаться. Невидимая сила корёжила их, и иномарки начали превращаться в бесполезные куски металла. Стёкла, словно от невидимого удара, разбивались вдребезги, а их осколки, разлетающиеся во все стороны с огромной скоростью, наносили смертельные раны не нашедшим укрытия крысам. Выглядело всё так, будто в салонах машин возникало сильное давление и стёкла просто не выдерживали его.
Складывалось впечатление, что часть осколков летела с медленной скоростью, а часть – с невероятно быстрой. Но ещё более невероятным было то, что во всём этом безумии некоторые осколки, как в прокрученной назад киноленте, будто ненадолго, всего на миг зависали в воздухе, возвращались обратно, а потом снова разлетались.
Так казалось или действительно виделось Олегу. Он не мог понять, где видение, а где реальность. Всё переплелось воедино в этот страшный миг. На одном из автомобилей лопнул бензобак, и то небольшое количество топлива, что находилось в нём, расплескалось вокруг. Другой автомобиль из-за сгнивших в три секунды креплений покатился вперёд и ударил впередистоящий. Шины на колёсах машин одна за другой, некоторые с громким хлопком, другие, лишь испустив тихое шипение, выпускали воздух прямо у моряка на глазах. И тут же многие из них стали превращаться в золу вперемешку с тонкими металлическими прутьями.
Крысы сошли с ума. Небольшая стая серых бешеных грызунов кружила вокруг, не переставая истерично пищать. Некоторые прыгали на Олега, кусали его, царапали острыми коготками и пытались грызть его ботинки. Но он был не в состоянии бороться с крысами, не мог стряхивать их и даже отгонять от себя. Сейчас противные грызуны казались ему самым меньшим из зол, присутствовавшим здесь.
Олега вырвало, и в рвотной массе он с ужасом разглядел кровавые сгустки. Когда он с трудом поднял голову после опустошения желудка, его пробила дрожь. Перед глазами возникло нечто напоминающее грядущий Апокалипсис. Прямо перед ним все металлические конструкции огромного судна начали медленно и последовательно покрываться коррозией. Молодой моряк наблюдал, как всего в несколько мгновений сталь окрашивалась ржавчиной, словно у него на глазах пролетали десятки лет.
Теперь пришёл черёд парня вслед за крысами сходить с ума. Он хотел убежать, скрыться, покинуть проклятый корабль, лишь бы прекратить это безумие. Не в состоянии что-либо предпринять, Олег уже не мог самостоятельно подняться с колен. Его бренное тело не подчинялось разуму, если этот самый разум вообще остался.
Парню только лишь хотелось домой. Ничего более, только бы окунуться в сырой и прохладный воздух родного города. В его сознании промелькнула даже мысль о матери. Такая детская и наивная мысль, присущая маленьким детям, напуганным и беззащитным перед огромным внешним миром. Именно таким напуганным и беззащитным чувствовал себя двадцативосьмилетний моряк, оказавшийся лицом к лицу с неминуемой гибелью.
Во всём огромном отсеке корабля, где-то издалека, но очень громко раздался душераздирающий и нечеловеческий вопль. Крик настолько угнетающий, что молодое сердце готово было в любой момент остановиться от ужаса, который он вселял. Этот крик пронзал, казалось, до самых костей, до самого нутра человеческого сознания, и невозможно было определить, кто или что могло порождать такие ужасные, полные боли и отчаяния звуки.
Невидимое нечто, изгибающее металлический борт корабля, сдавливающее автомобили в бесформенные, ржавые и бесполезные куски металла и пластика, приближалось к корме. Участь русского моряка была предопределена. Что-то страшное и необъяснимое неуклонно надвигалось на беззащитного человека. Когда ЭТО преодолело большую часть судна, электрический разряд по телу моряка начал постепенно усиливаться. Он ничего не мог сделать, был уже за гранью здравого смысла, когда неожиданно почувствовал странное ощущение во рту. В нём словно что-то стало мешать, и невыносимо разболелось горло.
Но матрос этого уже не понимал.
Он не осознавал до конца своей участи ровно настолько, насколько и того, что у него порваны голосовые связки. Так же, как не мог понять, что крик безумия, доносящийся откуда-то издалека, исходил от него самого. Последним, что смог прошептать Олег своим осипшим, хриплым голосом в тот миг, когда его обессиленное тело начало погружаться во тьму, было: «Господи, помоги…»
Глава 1
Три пути
1
Утро не задалось.
Лечь спать получилось только в два часа ночи. Не надо было идти в тот ночной клуб, он ведь знал, что добром это не закончится. Кое-как удалось убраться до приезда патрульных. Драку затеяли гражданские, но проблем у военных от этого не убавилось бы. Да и виноватыми выставили бы опять их, несмотря на то, как всё произошло на самом деле.
Вчера был тяжёлый день. ГОВНОДЕНЬ. Вечером пришлось допоздна задержаться в части в связи с подготовкой документации и имущества. Затем последовала укладка, проверка и перепроверка оружия, гранат и боеприпасов.
Естественно, большую часть работы делал не лично, но контроль за исполнением был возложен именно на него. Когда командир батальона назначал людей в группу, он никого не спрашивал. И тем более не интересовался мнением Кравцова по поводу назначения его на должность заместителя командира группы.
Но помимо тяжёлого дня, выдалась не менее тяжёлая ночь. Он отнекивался до последнего, но друзья всё равно уговорили. Неудивительно. Командировка минимум на четыре месяца, и нужно было немного развеяться перед отъездом. Для Данилы всё закончилось благополучно, в отличие от его друзей с «раскрашенными» синяками лицами. Правда, для нескольких спортсменов, решивших доказать, что морпехи ничего не стоят, всё обернулось и того хуже. Что ж, со сломанными носами они теперь будут другого мнения.
Кроме того, мало было ему дневной работы, ночных клубов, драк и прочего, так опять эти кошмары доставали, делая неспокойным и без того короткий сон.
Да дело было даже не в недостатке сна. Бывало, и раньше приходилось спать по два, три часа в сутки, для военных – дело обычное. Просто сегодня утром не удалось выпить кофе. Ни глоточка. Для Кравцова это было схоже с пыткой. Голова раскалывалась от пониженного давления, виски при перетаскивании имущества и ящиков начинали пульсировать тупой болью. С каждой новой минутой Кравцов становился всё раздражительней.
Иногда он даже начинал понимать курильщиков. Сам он не страдал этой вредной привычкой, с алкоголем тоже проблем не было. Но кофе – это его зависимость. Без двух с половиной ложек обычного растворимого порошка, залитого кипятком, любой день шёл насмарку, и Кравцов всячески пытался не допускать этого. Вот только сегодня не вышло. Утром пришлось пропустить не только завтрак, но и на чашку крепкого кофе времени не хватило.
Сейчас старший сержант был вынужден стоять в строю и стойко переносить все тяготы и лишения военной службы, связанные с недостатком кофеина в организме.
– СТАНОВИСЬ! РАВНЯЙСЬ! Отставить… РАВНЯЙСЬ! СМИРНО! Равнение на СЕРЕДИНУ! – Умаров развернулся лицом к комбату и отчеканил три строевых шага, после чего начал громко докладывать: – Товарищ подполковник, группа антитеррористической деятельности по случаю проведения строевого смотра перед убытием на боевую службу построена. Командир группы – старший лейтенант Умаров.
Умаров на службе был примером офицерской выправки. Стройный, подтянутый, в аккуратно выглаженной форме и тщательно начищенных берцах, он всегда был готов не только к встрече начальства, но и к решению других, не менее важных служебных вопросов. На этот раз профессиональные навыки его не подвели: уверенно скомандовал, уверенно доложил и так же уверенно отошёл в сторону, освободив комбату место для приветствия. Выглядело всё как в бесчисленных советских фильмах о Великой Отечественной войне.
– Вольно! – спокойно скомандовал комбат.
– Вольно! – дублировал Умаров.
– Ну что, Серёга, готовы?
– Так точно, товарищ подполковник. Группа в полном составе, оружие, боеприпасы и экипировка в наличии.
– А личные вещи?
– Часть уложили в ящики под имущество, часть в своих рюкзаках.
– Хорошо.
Комбат, как всегда, был в непринуждённом расположении духа. В обращении с офицерами, как, впрочем, и с сержантами, он редко прибегал к воинским званиям. Гораздо чаще к фамилиям и именам. Конечно, в случае необходимости он мог мгновенно перейти к разговору «по уставу», что неоднократно доказывал на совещаниях командиров. Подчинённые знали его нрав и старались избегать такого внимания.
Подполковник Ткаченко, или как его все называли, «Ткач», был офицером старой закалки. За свою карьеру он успел послужить во многих частях и различных подразделениях на Северном Кавказе. Его нелёгкий путь пролегал от курсанта Новосибирского Высшего военного командного училища до командира отдельного батальона морской пехоты.
Ещё будучи совсем молодым лейтенантом, Ткаченко выдержал суровое испытание второй чеченской кампанией, затем принимал участие в грузино-осетинском конфликте в 2008 году. Наградой за заслуги ему послужили два «скромных» ордена Мужества и назначение на ответственную должность в бригаде морской пехоты.
В части Ткаченко пользовался заслуженным авторитетом. Как офицеры, так и матросы знали его и уважали. Ему не было нужды лишний раз на кого-то повышать голос или отдавать указания дважды. Он определил Умарову день, время и место проведения строевого смотра. И, конечно, сделано было всё своевременно, несмотря на очень сжатые сроки, установленные внезапно присланной директивой.
Сейчас комбат поверхностно просматривал документацию, имущество и личный состав группы антитеррора. Он не собирался углубляться в детали, вполне доверяя Умарову, ведь, несмотря на некоторые личностные недостатки за пределами части, в деле военной службы старший лейтенант зарекомендовал себя с положительной стороны. Осмотрев всё, Ткаченко подошёл к личному составу. Перед ним стояли пять сержантов и один матрос. Все были военнослужащими по контракту с различными сроками службы. Выбора особо не было, поэтому пришлось назначать тех, кто не был задействован на других задачах. Если бы Ткаченко мог, вместо некоторых он бы назначил других людей, поэтому сейчас он хотел убедиться, что все готовы к длительной командировке.
Когда комбат встал напротив Кравцова, старший сержант не замедлил представиться:
– Товарищ подполковник, заместитель командира группы антитеррора старший сержант Кравцов. Жалоб, заявлений и предложений не имею.
Ткаченко протянул руку, и они обменялись крепкими рукопожатиями.
– Как дела, Кравцов? Готов?
– Так точно.
– А друзья твои? – Он кивнул в сторону, указывая на остальных контрактников.
– Тоже. Думаю, проблем не будет. – Вот только друзьями он их назвать не мог, скорее товарищами по службе. Никого, кроме Поршнева. Комбату об этом говорить, конечно, не следовало.
– Я тоже на это надеюсь. Смотри, Данила, с тебя спрошу не меньше, чем с командира.
– Есть, товарищ подполковник. Я понял. – На лице у Кравцова появилась слегка видимая улыбка, и в глазах комбата он тоже уловил что-то подобное.
Пройдя дальше, Ткаченко поздоровался с каждым членом группы, после чего принялся осматривать имущество.
После развала девяностых, с началом двухтысячных и приходом к власти Путина Военно-морской флот России стал постепенно наращивать свои силы и возвращать утерянное влияние в Мировом океане. Корабли Российского флота выполняли задачи не только в морях, омывающих берега самой большой страны планеты, но и в нейтральных водах Средиземного моря, Индийского, Атлантического и Тихого океанов. Каждое судно, выполняющее подобного рода задачи, охранялось небольшими группами морских пехотинцев. И не имело значения, был ли то боевой корабль или небольшое судно обеспечения.
– Сергей Сергеевич, а куда вам столько гранат? – спросил Ткаченко у Умарова, осматривая ящики.
– Каких именно, товарищ подполковник? – Умаров удивился вопросу комбата.
– ПГ-7.
– Не могу знать. РАВисты так насчитали и накладные выписали. Обычно два или три ящика давали, а здесь целых восемь. Может, связано с тем, что в опасные воды идём. Нам и других гранат много дали, пять ящиков РГД-5 и три Ф-1.
– Хм… Странно… По-моему, это многовато. Можно половину Африки разнести. – Комбат улыбался, смотря на Умарова.
– Так точно, – смутился офицер. – Ну… Наша задача – всю текучку по возможности отстрелять, а НЗ сохранить и вернуть обратно в целости и сохранности.
– Да, вот именно. Ты там поаккуратнее. – Ткач серьёзно посмотрел Умарову в глаза, что являлось признаком доверия с его стороны. – Лишний раз тоже не стреляйте. Раздаточно-сдаточные ведомости не забыл?
– Нет. Они здесь. – Он быстро перелистал свою папку и нашёл файл с ведомостями. Ткаченко окинул их взглядом и убедился, что на них стоят регистрационные печати.
– Хорошо, – только и сказал он.
Группа морских пехотинцев, назначенных в командировку для выполнения специальных задач, была выстроена перед казармой, на небольшом плацу. Урал, предназначенный для их доставки на причал, уже подъехал и стоял неподалёку в ожидании загрузки ящиков, имущества и людей.
Смотров готовности группы не было, за исключением того, что проходил сегодня. Командир батальона договорился с командованием бригады, что лично проверит группу, и никто не стал настаивать на дополнительном смотре. После того как убедился в готовности подчинённых, Ткаченко произнёс напутствующую речь. Получилась она в той форме, к какой все и привыкли: лаконичной, но нравоучительной:
– В общем, дисциплина, соблюдение требований безопасности и постоянная боевая готовность – вот что требуется от каждого из вас. Если эти три составляющие будут на должном уровне, то вам не придётся потом краснеть передо мной, а мне перед начальством, – подытожил комбат.
Старший сержант Данила Кравцов стоял с правой стороны строя. Сейчас его бесстрастный взгляд выражал глубокую усталость от всех этих бесконечных построений, докладов и смотров. За годы службы он привык к ним, но от этого не становилось легче. Скорее наоборот, чем дольше стоишь, тем больше осознаёшь, сколько времени теряешь зря. Ко всему прочему всё так же болела голова, и всё так же хотелось выпить кофе.