Комната с выходом, отдельные главы
Научно-фантастический роман
Александр Гайворонский
© Александр Гайворонский, 2020
ISBN 978-5-0051-1533-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Клубок загадок вокруг чужих жизней.
Ну-ка, детишки, освободите песочницу для больших дядей. Совок оставь. Ага, и ведёрко. Мы тут свои куличики полепим. Замок? И замок построим. Как же не умеем? Умеем. Э, братец, а ты что это куришь? Такой маленький, а уже куришь? И пьёшь?! А мамка знает? Девочка, ты чему смеёшься? Чему-чему? Вот так детки… Маленькие, глупые и такие развращённые. Ладно, стойте и смотрите. Глядишь, и из вас чего-нибудь путное слепим.
Вступление
Глава 1. Чужая жизнь. Фиртель Лев Наумович
Рука немного подрагивала, сжимая телефон. Взгляд ещё и ещё раз пробегал по строчкам SMS-сообщения: «Вас заказали. Сдам заказчика и исполнителя. Мой гонорар – 20000 евро. В течение одного часа жду лишь одно SMS о согласии, после чего отвечу где и как приму деньги».
Через минуту мобильник тренькнул новым посланием:
«Время пошло. Разговоры по телефону исключены».
Номер доброжелателя ни о чём не говорил, набор из одиннадцати цифр. Тем не менее, палец рефлекторно нажал «send». Длинные гудки отсчитали положенное число раз, после чего вызов оборвался. На том конце, разумеется, никто не отвечал. Циферблат швейцарских золотых Breguet показывал 23—55. Итак, в распоряжении час…
Разнообразный и весьма доходный бизнес Фиртеля Льва Наумовича не исключал, а скорее гарантировал наличие и врагов, и завистников, и просто конкурентов, очень заинтересованных, чтобы случайный кирпич, упавший с крыши в нужный момент и в нужном месте, пришёлся точно по темечку лысой, как бильярдный шар, головы. Пятидесятипятилетнему предпринимателю, в недавнем прошлом депутату Государственной Думы Льву Наумовичу досталось в жизни и много хорошего – достойное происхождение, богатые родители, образование, и плохого – судимость и срок по статье 163 части 2 УК РСФСР («вымогательство, совершенное группой лиц по предварительному сговору», а попросту рэкет).
При крепком телосложении, хитрой голове и изворотливом интеллекте Лев Наумович с детства был всё же несколько трусоватым человеком. Но засвидетельствовать это могли немногие, да и то из числа оставшихся на бренной земле сверстников, кому доводилось в школьном туалете пинать Лёвчика, стучавшего в начальных классах директору и завучу на начинающих курильщиков. Он неспособен был постоять ни за себя, ни за товарищей, каковых, в общем-то, и не имелось. Учительнице не раз приходилось отправлять «примерного мальчика» с мокрыми штанами домой привести себя в порядок. А вот нажаловаться влиятельным родителям, размазывая сопли, – это запросто. Те, приняв по-взрослому все необходимые меры, давали сынку, пусть и на время, но всё же реальное чувство отмщённости.
В институте Лёва занялся форцой, оброс соответствующим кругом знакомств. К делу подошёл творчески и научился быстро и успешно зарабатывать немалые деньги, чем и взял у судьбы реванш за бесславное детство.
К концу 80-х он достиг статуса «серого кардинала» скандально известного босса первой крупнейшей в городе ОПГ, став по сути мозговым центром зарождающихся криминальных элементов новой волны. Рэкет и вымогательства, наркотики и проститутки. Всё было: друзья, льстивые приятели, лицемерные подчинённые, преданные и брошенные жёны, ласковые любовницы, слава, деньги, роскошь, излишества, чуть пошаливающая печень, дорогие доктора и именитые адвокаты, свои люди во всех структурах власти и сферах деятельности. Но «скамеечки» избежать, тем не менее, не удалось. И на старуху бывает проруха.
…Итак, руки заметно дрожали. Благо рядом никого не было. Сигарету прикурить так элегантно, как обычно, не удалось. Странная эсэмэска застала Фиртеля дома в постели, ещё тёплой от только что выпровоженной девицы. Одноразовые утешницы были его слабостью: скоротечный и острый секс возбуждал больше. А разнообразие достигалось именно благодаря постоянной смене партнёрш. «Железу надо тренировать», – приговаривал верный друг Миша, домашний врач-уролог, честно борющийся с начинающейся аденомой простаты своего богатого пациента. Вот Лёва и тренировал. По собственному строгому графику.
Тревога стремительно перерастала в панику. Что это? Примитивный «развод», дешёвый шантаж, рассчитанный на лоха, или взаправду случайный доброхот-благодетель? Эффект внезапности, ограниченность времени на раздумья, бессилие, чтобы проверить достоверность сообщения выбивали из равновесия. Фиртель немного не узнавал себя. Ведь могла быть и другая реакция: возмущение, бешенство, ярость: «Кого решили „обуть“?! Меня?! Который сам разводил в своё время всю область?! Меня, баллотирующегося в областную Думу?!». Но вместо этого в душу просачивался животный, липкий страх и желание кому-то пожаловаться. Как в детстве.
Всесильные друзья из ФСБ легко «пробили» бы и запеленговали телефон, вытрясли бы душу из его хозяина вместе с необходимой информацией. Причём совсем задаром, безо всякого гонорара в размере каких-то там 20 тысяч у.е.
Кстати, эта сумма озадачивала, смущала и даже оскорбляла достоинство. По сути, предлагалось купить собственную жизнь за сущие гроши. Что это? Насмешка профессионала? Неискушённость дилетанта? Или принципиальность порядочного доброжелателя, обозначившего символическое вознаграждение? Мол, безвозмездно делиться такой информацией – вроде как даже неприлично по нынешним временам. «Сдам киску в добрые руки…». Сдают-то задаром, однако хоть пятачок, но поднести за живность полагается, иначе по поверью питомец может не прижиться в новом доме.
Лев Наумович накинул рубашку, натянул брюки. Опасливо покосился в сторону окна, непроизвольно пятясь от него подальше. Воображение усердно начало рисовать киллера, примеряющегося на соседней крыше, или пока только прохаживающегося под видом местного обывателя вдоль элитной многоэтажки. Так и виделось, как он беспечно поглядывает куда-то наверх, случайно «задевая» взором четвёртый этаж, где иногда проживает «заказанный объект». Пока проживает…
Эта квартира была приобретена специально для особых случаев, чаще интимного характера. О ней знали далеко не все, даже из самого близкого окружения. Именно здесь Лёва привык «зависать» с девочками.
Самообладание, отшлифованное годами, взяло, наконец, верх над глубоко запрятанной внутрь истинной трусоватой натурой.
– Коля, вечер добрый! Не спишь? – бодро произнес он в трубку своим обычным, чуть хрипловатым, голосом. – Запиши номерок, клиента мне вычисли поскорей, кто, где, откуда… Ага. Да побыстрее… Хорошо, минуту подожду.
Пока на том конце провода записывали цифры, в квартире зазвонил домофон. Монитор отображал неразборчивую издали картинку, когда хозяин квартиры выглянул в коридор. Фиртель подслеповато сощурился, медленно приближаясь к устройству на стене…
Улыбающиеся глаза незнакомой девушки смотрели прямо в линзу микроскопической камеры. Позади внезапной гостьи проглядывали бампер Мерседеса Фиртеля и фигура озадаченного водителя-охранника, уже держащего у уха телефон.
Звонок мобильника заставил Льва Наумовича снова вздрогнуть.
– Кто это?! – рявкнул он, одновременно рассмотрев на экране, как охранник прикрыл свободной ладонью трубку и отвернулся вполоборота к машине.
– Не знаю, Наумыч, коза какая-то прошла мимо, песенки напевая. И не думал, что к вам…
– Ко мне. Узнай, что хочет.
– Секунду.
Охранник уже направлялся к девице. Широкоугольная камера сильно искажала изображение и могучая фигура секьюрити, казалось, надвигалась на щуплую девушку как асфальтоукладочный каток…
…Фиртель, распахнув железную дверь, заворожёно, как кролик на удава, смотрел на рыжеволосую девушку, стоящую на пороге. Она улыбалась чуть кривоватой, можно даже сказать, полупрезрительной улыбкой, что вовсе не портило её красоты. В сочетании с пронзительным уверенным взглядом, не выражающим ровным счетом ничего, эта улыбка придавала молодой женщине дьявольскую красоту мифической фурии. После того, что она проделала с охранником, Лев Наумович отказать девушке в гостеприимстве не рискнул.
– Я Светлана, – просто представилась гостья, – а ты Лейба.
Холёный палец с длинным перламутровым ногтем бесцеремонно уткнулся в живот оцепеневшему хозяину квартиры, отчего тот вздрогнул и попятился назад. Никто уже давно не называл его вслух по прозвищу «Лейба» – оно досталось ему на зоне от старых воров-евреев и не очень нравилось самому Лёве. Однако он прекрасно знал, что «за глаза» его по-прежнему так и кличут. Света Царёва – так звали непрошенную гостью – уверенно шагнула внутрь квартиры и ногой, обутой в лакированный сапожок на высоком каблуке, захлопнула за собой дверь…
Глава 2. Охранник
Николай нервно курил прямо за рулём Мерседеса хозяина, что уже само по себе было смертоубийственной наглостью. Сам Фиртель мог позволить себе в машине что угодно: выпить, трахнуть случайную проститутку, прожечь окурком кожаную спинку сиденья, облевать салон… Но не приведи Господи водителю-охраннику оставить в пепельнице смятую фольгу от жвачки, а уж тем более надымить в любом из автомобилей шефа. Но сейчас, похоже, это уже не имело значения. «Она» сказала: «Сиди, кури, пока не вернусь», значит надо сидеть и курить. С головой творилось черте что: словно не голова, а кострюля с кипящей и булькающей кашей. По спине ещё пробегал судорожными волнами холодок животного страха, а перед глазами стояло лицо девушки, безмолвной и как-то странно улыбающейся. Коля отдавал себе отчет в том, что Лев Наумович наблюдает сейчас за ними по монитору, сплоховать нельзя, тем более девчонка какая-то. Семь лет на службе, всякое бывало: и вежливо увещевать знатных особ приходилось, выпроваживая их по приказу Фиртеля из его кабинета, и из машин вытряхивать наглых блатнячков, подрезавших на перекрестке респектабельную точилу Лейбы, и головы разбивать, и челюсти крошить, и на ствол животом ложиться. Бывший «вэдэвэшник» Кока-Кокаин, ещё с первой чеченской компании отличался иногда неконтролируемой жестокостью и безрассудной храбростью в ситуациях, когда смертельный риск не мог быть оправдан ни высокими мотивами, ни ура-патриотизмом, ни задетым честолюбием, ни фатальной безысходностью.
Сейчас, когда первый шок уже прошёл, Коля не мог взять в толк, что это было. Гипноз? Он никогда в него не верил, не наблюдал, и, в общем-то, не особо интересовался, как он может проявляться. В учебке чего-то втолковывали вроде, да отшибло всё за войну. Может, вот именно так: на тебя смотрят, а ты делаешь, что тебе велят? Так она, девка эта, и не велела ничего. В конце только сказала, типа, садись, кури пока. Вроде даже вежливо… Главное-то другое. Что она говорила перед этим? Или молчала? Просто смотрела, кажется, в глаза. Она и Фиртель. Фиртель через камеру видеонаблюдения, она – вживую. Только чётко-чётко ощущался испуг того, который в доме, даже картина нарисовалась смешная: он в тапочках и без штанов, в одной майке, грудь волосатую нервно чешет, немного согнулся, вперед подавшись, носом хлюпает, губами шевелит и щурится своими поросячьими глазками в крохотный экранчик на стене. А вот она… Глазищами подведёнными с длинными ресницами вперилась, губы чуть кривятся то ли в ухмылке, то ли слово с них какое-то вот-вот сорвётся матерное, и наступает чуть.
Кока только руку успел отнять от её плеча, когда она у парадной двери стояла. Так спиной и пятился до самой машины, пока не уселся в неё. Вот теперь точно вспомнилось: сам задом шел, да на девку смотрел, а она ведь так и стояла на крыльце. Метров десять миновал, пока в мерс не упёрся. «Садись, кури…». Хрень какая-то.
А в мозгу тем временем каша булькать перестала, поплыли картины разные, никак друг с другом не связанные. Братан, что в Рязани живёт…
«На свадьбе в прошлом году хорошо погуляли. Бабёшку он себе ничего нашёл, из местных, рязанских, крепенькая такая, дебёлая, соблазнительная… Что-то у них сейчас не в порядке, а что именно – не понятно. Звонил что ли на днях, или сказал кто? Не помню… Как дочка Олюшка там в Москве? Мать её, Машка, сучка, трахается там небось с какими-нибудь богатенькими. И не проверишь. Да мне-то что, похеру всё. У меня Зинуля есть, классная тёла. Во, как о ней подумаю, вздымается всё, и в душе и ниже. Ух, залюблю, заласкаю… Чё-то мать не звонит. Надо утром звякнуть ей. А-а, приболела, небось, опять. Да, вон таблеток куча и теть Вера-соседка хлопочет рядом… Сон что ли?»
Николай вскинул голову, упавшую на руль, почесал слегка ушибленный лоб, выкинул в окно потухший между пальцами бычок сигареты. Удивился, как это его сморило вдруг. Никогда такого не замечал за собой. И видения странные какие-то, вроде и на сон не похожие. Он замер, пытаясь припомнить детали, что-то важное было среди них, быстро ускользающее… Да девка эта рыжая как наяву до сих пор перед глазами стоит…
Глава 3. Максим Погорелов
– Васёк, телефончик надо достать, точнее симку. Левую какую-нибудь. Сп… ди что ль у кого.
– У кого?
– Или купи по левому паспорту.
– Где ж я паспорт возьму?
– Слушай, иди ты на х…! Доставай, где хочешь! Мне симка нужна срочно. Чистая, на неизвестное ни тебе, ни мне лицо. Понял?
– Понял. Сделаю.
– И саму мобилу, тоже левую. Давай соображай.
Молодой человек с взъерошенной головой перевернулся на скомканой кровати с живота на спину. В комнате институтского общежития на четвёртом этаже было только две койки. Имелось также кое-что из мебели и типичные атрибуты прогрессивного студенчества: два ноутбука, книги, россыпь дисков на столе, телевизор, холодильник, куча пустых пластиковых бутылок из-под пива под кроватью. В воздухе висело амбре.
– Макс, а может просто мобильник с симкой? Вон в соседнем корпусе одни раздолбаи живут…
– Да мне пох…., с симкой или без симки. Давай телефон срочно, но чтоб работал! Понял?
– Ага, понял. Сделаю.
Тот, который Макс, посмотрел на наручные часы, откинул руку. Она свесилась с кровати до самого пола, где и нащупала початую бутылку с «Бочкаревым». В несколько глотков осушив литровку, худощавый парень с нервным бледным лицом скрипнул кроватью, сел, босыми ступнями шлёпнув по полу. Не поднимая глаз на своего собеседника, он вяло махнул в его сторону тыльной стороной кисти, сверкнув невнятной татуировкой.
– Вали, давай… Раз понял. До двенадцати чтобы управился. И не запались мне!
Нескладный рыхловатый юноша, лет на несколько моложе Макса, вскочил со стула. Дверь комнаты захлопнулась за ним через секунду.
Макс, поступивший по настоянию родителей в институт сразу после армии, учился нехотя, больше повинуясь властному отцу. Типичный провинциал, похожий на всех, приехавших покорять Москву. Но в отличие от других, программирующих себя на успех, славу деньги и карьеру, собственных серьёзных целей в жизни Макс не имел. Его устраивала нынешняя жизнь. Зажиточные родственники-сельчане (семья большая: папа-мама, бабки-дедки, тетки да дядьки – кто фермер, кто частный предприниматель-торгаш, кто в администрации служит) деньгами снабжали исправно – лишь бы толк с Максимки был. Однако некоторые приближенные уже начинали считать, что толку по определению быть не могло. Давно подсевший на героин, надежда односельчан Максим Погорелов никаких чужих надежд удовлетворить уже не мог. Жил одним днем, одной страстью, одной заботой – вовремя добыть дозу и чтобы деньги не кончались. Надо сказать, парень славился особой хитростью. Нет, не той артистичной изобретательностью, что свойственна всем наркоманам со стажем, а врождённой, когда анархичное сознание, лишённое определенного духовно-нравственного вектора, вступает в союз с прагматичным интеллектом. Макс давно понял, что истинного своего лица никому показывать нельзя. Только тогда ты по-настоящему вооружён по отношению к другим и защищён от неожиданностей судьбы. Ему не только удавалось скрывать своё пристрастие к наркотикам, но и умело манипулировать окружением, которое он сам и создал. Удобный и точно рассчитанный по своим силам и потребностям мирок, делал Максима Погорелова, студента пятого курса сельскохозяйственного института, князьком своего небольшого княжества и извлекать из него все необходимые блага. А подданных своих чаще всего он использовал «в тёмную». Одним из таких подданных и был тот юноша-второкурсник по имени Василий, что отправился на поиски телефонной трубки, зачем-то внезапно понадобившейся старшему товарищу.