–Кассиана ко мне, – выкрикнул он стоящему у дверей посыльному, ухмыляясь глядя на иудейского жреца пятящегося задом, вслед за неспешно идущими к выходу римлянами. Шагающий немного впереди авгура понтифик резко остановился и, развернувшись, быстро пошёл назад к императору, сосредоточенно потирая лоб ладонью. Подойдя к Нерону, он оперся обеими руками о стол и безбоязненно посмотрел на продолжающего мечтательно улыбаться императора:
–Тиберий, я догадываюсь о том, что ты задумал. Но прежде, чем ты совершишь задуманное, вспомни, почему наши предки положили столько сил на истребление опасных религий практикующих человеческие жертвоприношения. Чего стоила Риму одна только Британия, скольких солдат пришлось положить на полях сражений, ради уничтожения друидов. Да и сейчас Рим вынужден дислоцировать там легионы, там, в не приносящей абсолютно никакой экономической выгоды провинции, только ради того, чтобы принёсшая столько вреда нашему народу, кровавая зараза друизма, вновь не возродилась.
Нерон, досадливо набычившись и недовольно помотав головой, ворчливо забубнил:
–Ну, вот всё у вас должно быть правильно, разумно, практично и целесообразно. Ну как же это скучно то! Да ну вас всех! Давай иди уже! В конце концов, я император или мальчишка-школяр?! Отец народа римского или как?!
Понтифик повернулся, обречённо махнув рукой, вздохнул и заковылял на скрученных старческой подагрой ногах к выходу.
§. 2
Довольно млея как сытый кот, Нерон то снова перечитывал строчки свитка, сосредоточенно вникая в написанное, то внимательно-нетерпеливо всматривался в стоящую у входа группу людей. Возглавляемые стоящим впереди главным палатинским претором императорские гвардейцы, правильным прямоугольником окружали стоящего в центре крепкого высокого старика, держащего за руку, такую же по стати, пожилую стройную женщину. Широкоплечий слегка сутулящийся мужчина поднял свою белую седую голову и посмотрел поверх голов преторианцев на императора, задумчиво теребя свободной правой рукой аккуратно подстриженную бороду. Как будто почувствовавший его взгляд Нерон оторвался от чтения свитка. Несколько мгновений мужи пристально смотрели друг другу в глаза. Затем ухмыльнувшийся император снова опустил взгляд в непослушно свёртывающийся свиток. Тяжело вздохнувший старик повернулся к стоящей рядом женщине и нежно взял в широкие сильные ладони её лицо.
–Поля, жена моя, родная моя, – Александр всматривался в лицо женщины, как изнемогающий от жажды путник смотрит в родник оазиса, – здесь и сейчас мы расстанемся. Но ненадолго. Я уйду отсюда в Царство Небесное немного раньше тебя и буду ждать тебя Там. И помни!, до самой нашей скорой встречи помни, Любимая Моя, мы прожили здесь с тобой на земле хорошую жизнь!
Разрыдавшаяся женщина крепко прижалась к своему мужу:
–Я знаю, – еле слышно выталкивала она слова из сдавленного болью горла, – мне не уйти отсюда вместе с тобой. О, Господи! Как же мне страшно оставаться здесь одной!, без тебя!
Старик ласково как ребенка погладил, приласкал свою жену:
–Я никогда не оставил бы тебя одну. И сейчас мы не одни здесь. Господь наш и Бог наш всегда с нами. И когда мы расстанемся, Он будет всегда с тобою, а значит и я буду вместе с тобой.
Осторожно немного отстранив женщину и промокнув краем платка слёзы с её лица:
–Я люблю тебя, родная, почти так же сильно как Спасителя нашего. И мне тоже очень больно расставаться с тобой. Тише, тише, моя хорошая, – придержал он за плечи вновь заплакавшую и рванувшуюся к нему жену, – мы не дадим Врагу Человеческому восторжествовать над нами. Мы с миром примем то, что предначертано нам Создателем нашим. Потерпи немного, Жена моя, мы скоро снова встретимся. И впереди у нас Вечность.
Женщина послушно закивала, вытерла слёзы и тяжело, сдавленно, сухо вздыхая прижалась к руке своего мужа, крепко обняв её своими руками.
§. 3
Поёрзывающий на стуле от нетерпения Нерон перебросился несколькими фразами с сосредоточенно внимающим ему Кассианом и призывно помахал группе ожидающих его повелений людей. Решительным жестом остановив, двинувшихся было к императору, гвардейцев начальник тайной канцелярии быстрым шагом направился к стоящему у входа караулу.
–Император будет беседовать с ними наедине, – жёстко скомандовал Кассиан. Покрасневший от негодования претор вопросительно посмотрел на Нерона, тот, подтверждая, закивал головой и вновь нетерпеливо, призывающе, помахал рукой. Претор жестом дал команду солдатам. Преторианцы разомкнули строй и пожилая супружеская чета устало-неторопливо побрела к столу императора.
–Это неразумно, – раздражённо прошипел начальник караула.
–В смысле? – презрительно ухмыльнулся Кассиан, – вы здесь, ребятки, вообще лишь чисто для антуража. Если бы не данное им, – кивнул он в сторону уверено удаляющегося старика, – честное слово, вести себя спокойно, без агрессии, я никогда бы не решился ввести его сюда даже с десятикратно большим караулом.
Претор побагровел от нанесённого оскорбления:
–Кассиан! Мы не сопляки-новобранцы, чтобы выслушивать твои оскорбления! Ты конечно авторитет, но чтобы десять императорских гвардейцев не справились с одним хоть и крепким и здоровенным, но безоружным стариком…
Досадливо поморщившись, Кассиан негромко хмыкнул в ответ:
–Ага…, ну да, ну да. Старик. Безоружный. И вы такие все молодые и в доспехах. Этому старику, чтобы вас всех молодых и красивых, вашими же мечами и копьями, перекидать на ту сторону реки Стикс во владения Плутона, нужно не больше времени и усилий чтобы мне почесать задницу, – полуобернувшись к шагнувшему к нему, кипящему негодованием претору, холодно процедил сквозь зубы , – угомонись, Плавт, этот старик – Валлий, первый центурион Молниеносного легиона.
Вмиг побледневший претор отшатнулся от Кассиана:
–Валлий? Тот самый? Этого не может быть! Это же легенда!
Вновь усмехнувшийся Кассиан сокрушённо мотнул головой:
–Кто я по твоему? Болтливый эллин, пересказывающий пьяные солдатские бредни? Ты лишь слышал мифы о нём, а я видел его в деле…
§. 4
–Так он говорит, что их в пять раз больше чем нас? – насмешливо усмехнувшись, переспросил Понтий Пилат. Бледный от страха и напряжения переводчик быстро-быстро закивал головой:
–Да, господин! Именно так! Я дважды переспросил его, – кивнул он в сторону стоящего посреди походного шатра бородатого дака. Пришедший в лагерь римского легиона в одиночку безоружный парламентёр, бесстрашно озирался вокруг себя, с интересом разглядывая окружающий, внезапно открывшийся ему новый мир. Сидящий в кресле легат, немного наклонившись вперёд, разглядывая посланника дакийского царя, как диковинного зверя, уточнил, не глядя на переводчика:
–Значит, они отказываются выполнить требование Рима о выдаче их царя бунтовщика и не желают сдаться, а наоборот заявляют, что мы!, римские солдаты!, должны добровольно разоружиться и сдаться на их милость?! И всё это только лишь на том основании, что их двадцать тысяч всадников?
Выслушавший вопрос переводчика Дакский Воин, попытавшись обхватить пятернёй левой ручищи рукоять отсутствующего меча, ухватился ею за широкий кожаный пояс, туго стягивающий крепкое сильное пузо, внимательно посмотрев на улыбающегося Командующего Легионом, прорычал несколько фраз.
–Он говорит…, что все вы будете уничтожены…, изрублены их мечами и затоптаны их конями…, потому что вам некуда бежать…, сзади река, а с обеих сторон крутые скалы…
Недовольно поморщившись Пилат сделал писцу знак прерваться и повернул голову к переводчику:
–Во-первых, уясни для себя то, что ты уже с нами и, следовательно, если суждено погибнуть нам, то погибнешь и ты, поэтому соберись!, встряхнись!, не будь тряпкой!, не позорь чести римского войска, которому ты служишь, хоть и продажным наёмником, но и, тем не менее, я требую, чтобы ты исполнял свои обязанности достойно тех хозяев, которым ты служишь. Следовательно! Перестань трястись и мямлить обсираясь от страха! Исполняй свои обязанности чётко и достойно! Потому что эти переговоры мне не нужны нисколько, а делается это только для того, чтобы предоставить императору и сенату письменный отчёт о том, что мною было предпринято всё возможное во избежание кровопролития. А то, что эти варвары сами себе уже вынесли смертный приговор, я прочитал в его глазах сразу как он вошёл.
Повернувшись снова к парламентёру и дав знак писцу продолжать запись, снова скривился в горделивой усмешке:
–Переведи ему, что поскольку они так уверены в своей победе, мне очень!, очень жаль их разочаровывать, но! Для нас римлян крайне унизительно, то обстоятельство, что их всего лишь в пять раз больше нас. Поэтому в бой с ними вступит только одна!, первая центурия под его командованием, – Пилат кивнул в сторону стоящего рядом с ним молодого легионера, почти равного по росту громиле парламентёру, но стройного и подтянутого, согласно склонившего голову на приказ легата и затем презрительно рассмеявшегося глядя в сторону бородача дака.
–Поэтому пусть их всадников будет в пятьдесят раз больше, чем наших пехотинцев, – холодно и жутко, как шакал в ночной пустыне, захихикал Понтий Пилат.
Парламентёр с недоумением выслушал перевод, настороженно разглядывая: то совершенно обалдевшего, от переменившегося вектора страха, толмача; то кровожадно оскалившихся римлян. Внимательно прищурившись на переводчика, побелевшего от смертельного ужаса до синевы, боящегося смотреть в сторону римского командования, переспросил, усомнился в правильности перевода. Еле вылавливая слова из заледеневшего горла и кивая мраморно закаменевшей головой, переводчик подтвердил сказанное. В брошенном на римлян исподлобья взгляде бородатого, свирепого дака мелькнула тень страха. Не проронив ни слова, переговорщик развернулся и решительно зашагал на выход.
§. 5
Правильный квадрат двадцать на двадцать легионеров колыхался как расстеленная на земле и встряхиваемая кольчуга.
–Если кто-то забыл поссать или посрать, сделайте это прямо сейчас! – гаркнул стоящий спиной к противнику Первый центурион, – чтобы не опозорить звание моих солдат, гадёныши! И пусть хоть один из вас посмеет погибнуть от руки это рабского отребья! Клянусь Юпитером!, лично оправлюсь за ним в царство Плутона, притащу за ухо сюда назад, на землю и прикажу выпороть перед строем!
Готовящиеся к бою, подтягивающие доспехи, отборные головорезы довольно загоготали.
–Я надеюсь, что никому из вас, недоумки вы эдакие, не надо напоминать о боевой тактике против тяжёлой конницы, – продолжил офицер удовлетворённый состоянием боевого духа, вверенного ему подразделения. Переставшие переминаться, посерьёзневшие тяжеловооружённые пехотинцы застыли стальными статуями заслышав топот надвигающейся конной лавы.
–Romam! – заорал с покрасневшим от натуги лицом молодой командир гвардейской центурии, разворачиваясь лицом к дакской коннице и опуская навстречу ей тяжелое короткое копьё.
–Vivamus! Vivamus! Vivamus, – кровожадно рявкнули за его спиной "римские волки".
—Я же говорил, что это демоны! – стоящий позади дакского царя парламентёр задыхался от злобного страха, – это не римляне! Римляне всегда сначала стараются договориться о мирном решении конфликта! Откупиться золотом, когда они слабее или потребовать выкуп, когда сильнее! А эти сразу!, сразу же отказались от переговоров!
Наблюдающий, за технично и спокойно-самоуверенно добивающими людей и животных, "перемолотого" ими трёхтысячного отряда конницы, римскими легионерами, не оборачиваясь к паникующему парламентёру, дакский царь процедил сквозь зубы:
–Не будь ты моим единокровным братом, приказал бы тебя повесить как труса и предателя… Но как такое возможно?! Это были мои лучшие всадники! Против пехотинцев! И ведь у них почти нет потерь! – помолчав, напряжённо разглядывая неспешно принимающую боевое построение центурию, стоящему рядом, держащему рог молодому, с едва пробивающейся бородкой воину:
–Труби безоговорочную капитуляцию!
Легко и молодо спешившийся с коня дакский царь снял с пояса длинный, богато украшенный меч и, держа его перед собой на вытянутых руках, направился к римским военноначальникам. Обойдя стоящего впереди Понтия Пилата, подошёл к здоровяку центуриону и, опустившись перед ним на одно колено, протянул ему Знак царской власти.
–Марк! Быть тебе императором! – захохотал нимало не оскорбившийся таким развитием событий легат.
–А почему бы и нет? – в тон своему командиру гоготнул центурион, оглянувшись на одобрительно посмеивающихся, признающих его безусловное превосходство офицеров легиона, решительно взял меч. Легко вытащив мелодично звенящий длинный, тяжёлый клинок и побалансировав им, положил на плечо окаменевшего в предчувствии смерти царя:
–Проверить каков он "в деле", а?… Как думаешь, Понтий?
Снисходительно наблюдающий за ним командующий лучшим легионом империи, отечески-иронично хмыкнул и пожал плечами.
–Да, да, да! – вывернулся откуда-то из-за спины легата плешивый казначей легиона, – руби!, руби! И тогда, согласно воинского устава и постановления римского сената о военных трофеях, этот меч из подарка пленного противника превратится в воинскую добычу и станет государственной собственностью!
Весь скривившийся, как от внезапно отрыгнувшейся желчи, центурион, завопил перекрывая хохот командного состава легиона:
–Блядь! Ну вот! Опять! Всегда ты весь кайф обломаешь!
Суетливо ёрзая рядом с недовольно вкладывающим меч в ножны Марком, казначей заверещал:
–Всё равно придётся сдать в казну! На нём столько драгоценных камней, что это во много раз превышает допустимый законом размер ценности подарка!
Центурион помахал рукой, подзывая одного из своих легионеров:
–Корнилий! Отдашь меч оружейнику, пусть выковыряет из него эти "блестяшки", а дырки заделает медью. Камни отдашь этому жадному жлобу, – завершил он под неистовый гогот.
Подошедший к своему лучшему командиру легат, положив руку на плечо гвардейца, провозгласил, оглядывая своих притихших офицеров:
–Клянусь Марсом! Твой бой в этой долине, Марк, прославит тебя на долгие годы!
§. 6
–Марк Валерий Валлиус! – театрально-напыщенно провозгласил римский император. Нерон весь светился от неистовой радости, как незаслуженно прославленный юнец. Выскочивший из-за своего рабочего стола "отец народа римского", задумчиво потирая нос, метался перед подошедшей к нему парой. Седые супруги обречённо-горестно наблюдали за приплясывающим, торжествующим бесом.
–У меня было столько вопросов! Но это потом… – загадочно продекламировал "артист", – многие из них разрешились во время чтения сведений о вас, добытых моими осведомителями. Ну, если с тобой всё более или менее понятно, – посмотрев на прижавшуюся к мужу женщину, – полуэллинка-полуиудейка, урождённая Феодосия, дочь Апполинария Антиохийского, финансиста, у которого одалживались не только восточные царьки, но и даже мой император-отец не раз и не два униженно клянчил у него золото. Поменявшая своё имя, при принятии христианства, на Полипофиту… Красавица… – внимательно оглядев женщину с ног до головы, – даже старость тебя не обезобразила… Но, слегка не своём уме! Придурошная! Потому что, иначе никак невозможно объяснить, с чего бы это вдруг наследница несметных богатств отказалась от всего и променяла изысканную роскошь на нищенское, бедственное существование. Но! Это для меня не загадка! Потому что моя нынешняя жена тоже иудейка, а уж какая она дура!, дебилка!, даже и говорить не хочу! Только вот есть!, есть в них что-то такое…, не знаю…, не могу объяснить…, какая-то умопомрачительная сладость, заставляющая мужика терять голову и подчиняться их воле, – остановившись перед укоризненно смотрящим на него стариком "великий трагик" продолжил, – но тебя!, тебя я понять не в силах! Потомственный римский всадник! Сын патрицианского рода восходящего к самим Рему и Ромулу! Лучший из молодых центурионов империи! Легенда! И вдруг… Дезертирует из римской гвардии, исчезает где-то среди нищего сброда восточных провинций, меняет славное имя своих предков… Ладно, хоть эти "твои братья"…, христиане, достойное воина имя дали, при этом…, как это у вас называется? – защёлкал пальцами Нерон, пыжась вспомнить.