Бакунин требовал признания «абсолютного права на полную автономию за всякой нацией, большой или малой, за всяким народом, слабым или сильным, за всякой провинцией, за всякой коммуной, при условии, чтобы внутреннее устройство одной из перечисленных единиц не являлось угрозой и опасностью для автономии и свободы соседних земель». Не может быть никаких «вечных обязательств», «право свободного соединения, равно как и свободного разрыва, есть первое и самое важное из всех политических прав: это право, без которого конфедерация всегда будет лишь замаскированной централизацией».
Естественным является в таком случае призыв Бакунина «вести ожесточённую войну со всем, что называется славой, величием и могуществом государств».
Бакунин был готов признать национальность как естественный факт, но не как принцип, так как всякий принцип должен обладать универсальным характером, а национальность является лишь исключительным фактом. Принцип национальности в том виде, как он существовал в его время, Бакунин считал детищем реакции, противоположным духу революции, принципом аристократическим, отрицающим по своему существу свободу провинций и региональную автономию коммун, принципом, выражающим интересы привилегированных классов и «пресловутых исторических прав и властолюбия государства».
«Единство, – заявлял Бакунин, – есть цель к которой непреоборимо стремится человечество. Но оно становится роковым, становится разрушителем просвещения, достоинства и процветания личностей и народов всякий раз, когда стремится образоваться помимо свободы, посредством насилия или посредством авторитета какой-либо теологической, метафизической, политической или даже экономической идеи. Патриотизм, стремящийся к единству помимо свободы, является дурным патриотизмом». Следует признавать «лишь одно единство: то, которое свободно образуется через федерацию автономных частей в одно целое, так что это последнее перестанет быть отрицанием частных прав и интересов, перестанет быть кладбищем, где насильственно погребаются все местные благополучия, а напротив того, станет подтверждением и источником всех этих автономий и благополучий». Необходимо будет «нападать на всякую религиозную, политическую, экономическую и социальную организацию, которая не будет всецело проникнута этим великим принципом свободы: без него нет ни просвещения, ни справедливости, ни благоденствия, ни человечности».109
Из вышеизложенного следует, что Бакунин первоначально выступал не против государства как такового, а против государства централизованного в любой форме, основанного на насилии с момента возникновения, его интересовала власть как форма и способ, средство господства привилегированных классов над рабочими классами.
К полному отрицанию государства и власти и к идее о необходимости их уничтожения Бакунин пришёл, скорее всего, в результате выработки убеждения об исключительно насильственном происхождении государств, которые создавались и действовали только в интересах господствующих, привилегированных, эксплуататорских классов.
Естественно, что после критики современных ему государств и выдвижения принципа федерализма с полной автономией составных частей вплоть до свободного выхода, Бакунин в работе «Федерализм, социализм и антитеологизм» переходит к проблемам классового строения общества, к роли угнетённых трудящихся классов.
Антагонизм между гражданами и рабами существовал уже в древнем мире и остаётся в современном обществе, писал Бакунин. Пролетарии – те же рабы, если не по праву, то на деле, полагал он: «И подобно тому, как древние государства погибли от рабства, так современные государства погибнут от пролетариата».110
Все политические и социальные категории Бакунин сводил к двум главным, «диаметрально противоположным, естественно враждебным друг другу: политические классы, составленные из всех привилегированных в отношении земледелия, капитала или даже лишь буржуазного образования, – и рабочие классы, обделённые как капиталом, так и землёй, и лишённые всякого образования и обучения».
Преодолеть бездну, разделяющую эти классы, невозможно путём народного образования и воспитания, нельзя надеяться на улучшение экономического положения рабочих по мере общего прогресса промышленности и торговли, считал Бакунин. В странах с наивысшей свободой промышленности и торговли (Англия, Бельгия, Франция и Германия) и наивысшая степень пауперизма, нищеты, а голодная смерть в Англии – обычное дело. Только Северная Америка является исключением из правил, но лишь благодаря традиционному духу свободы, этому принципу индивидуальной независимости, коммунального и провинциального самоуправления.
Выход Бакунин видел в коренном преобразовании экономических условий рабочих классов: «Возвысьте условия труда, отдайте труду всё, что по справедливости принадлежит труду, и тем самым дайте народу обеспечение приобретать знания, благоденствие, досуг, и тогда… он создаст цивилизацию, более широкую, здоровую, возвышенную, чем наша».
Бакунин обобщал: «Итак, мы принуждены признать за всеобщее правило, что в нашем современном мире, если и не так всецело, как в античном, всё же цивилизация основана на принудительном труде меньшинства и относительном варварстве громадного большинства». Привилегированный класс не чужд труда, полностью бездеятельных остаётся всё меньше, считал Бакунин. Труд начинают уважать, писал он, и в этой среде, так как растёт понимание необходимости трудиться для того, чтобы остаться на уровне современной цивилизации и быть в состоянии пользоваться её привилегиями и сохранить их. Но труд привилегированных членов общества оплачивается бесконечно лучше, он оставляет им досуг, необходимое условие умственного и морального развития. Этот труд почти исключительно умственный. Представителям «мускульного» труда достаётся безысходная нужда, отсутствие даже семейных радостей.111
Бакунина утешало только то, что невежество, дикость, вынужденное звериное состояние бедных служат пьедесталом для цивилизации, свободы и испорченности меньшинства. Зато, по его мнению, бедные «сохранили свежесть ума и сердца. Нравственно оздоровленные трудом, хотя бы и вынужденным, они сохранили чувство справедливости, куда выше справедливости юрисконсультов и кодексов; сами несчастные, они сочувствуют всякому несчастью, они сохранили здравый смысл, не испорченный софизмами доктринёрской науки и обманами политики, – и, так как они ещё не злоупотребили жизнью и даже не использовали её, они верят в жизнь».
Бездна между привилегированным меньшинством и обездоленным большинством была заполнена религиозным туманом. Но теперь этот туман отчасти разогнан французской революцией. Революция дала массам своё человеческое евангелие прав человека, она провозгласила, что все люди равны, все одинаково призваны к свободе и человечности. И народные массы в Европе постепенно просыпаются, начинают спрашивать себя, не имеют ли и они также права на равенство, свободу и человечность.
И народ, благодаря своему удивительному здравому смыслу и инстинкту, всюду понял, что первым условием его действительного освобождения или очеловечивания, является коренное преобразование его экономических условий. Со ссылкой на Аристотеля, Бакунин замечал: «Человек, чтобы мыслить, чтобы свободно чувствовать, чтобы сделаться человеком, должен быть свободен от забот материальной жизни». Вторым условием освобождения народа является досуг после работы. Но хлеб и досуг могут быть получены народом только через коренное преобразование современного устройства общества и эти объясняется, выводил Бакунин, почему «Революция, являясь логическим следствием своего собственного принципа, породила социализм».112
Отметим сразу, что Бакунин даже не заикается о необходимости повышения производительности труда для обеспечения народных масс хлебом и досугом, он об этом просто не задумывается.
Государство, построенное на эксплуатации, насилии, привилегиях меньшинства в ущерб большинству, должно быть разрушено безусловно, по мнению Бакунина, вместе с породившей это государство цивилизацией. Но чем заменить это государство и эту цивилизацию? В прокламации «Начала революции» (написанной возможно вместе с Нечаевым) в 1869 г. Бакунин заявлял, что «мерзости современной цивилизации, в которой мы выросли, лишили нас способности устраивать здание Рая будущей жизни, о которой мы можем иметь только туманное представление по понятию противоположности гадостям существующего» и даже, что «мы считаем всякие рассуждения об этом туманном будущем преступными, потому что они мешают чистому разрушению».113
Тем не менее, определённые суждения об устройстве «Рая будущей жизни» Бакунин всё же высказывал. Важное значение он придавал свободе, справедливости, равенству в будущем обществе, развитию духовного начала в человеке. Коммунистическое общество Вейтлинга его изначально не устраивало именно тем, что – это «не свободное общество, не действительно живое объединение свободных людей, а невыносимое принуждение, насилием сплочённое стадо животных, преследующих исключительно материальные цели и ничего не знающих о духовной стороне жизни и о доставляемых ею высоких наслаждениях». Но в основе коммунизма «лежат священнейшие права и гуманнейшие требования», в которых заключается «великая, чудесная сила, которая поразительно действует на умы».114 В 1843 г. коммунизм у Бакунина предстаёт фейерверком пышных слов, цветистых фраз: «Коммунизм – не фантом, не тень. В нём скрыты тепло и жар, которые с громадной силой рвутся к свету, пламень которого уже нельзя затушить и взрыв которого может стать опасным и даже ужасным, если привилегированный образованный класс не облегчит ему любовью и жертвами и полным признанием его всемирно-исторической миссии этот переход к свету».115
В 1867 г. Бакунин высказывался о социализме и коммунизме более конкретно. Социалистические и коммунистические идеи и теории он выводил из французской революции, которая провозгласила право и обязанность каждой человеческой личности стать человеком. С наибольшей симпатией Бакунин высказывался о Бабефе, который будучи верным духу Революции, кончившей тем, «что на место всякой личной инициативы поставила всемогущее действие государства», «измыслил политическую и социальную систему, согласно которой республика, выражающая собой коллективную волю граждан, должна была конфисковать всякую личную собственность и управлять ею в интересах всех, наделяя каждого в равной мере: воспитанием, обучением, средствами к существованию, удовольствиями и принуждая всех без исключения, по мере сил и способностей каждого, к мускульному и нервному труду».116
Заслугой доктринёрского социализма (Сен-Симон и Фурье) Бакунин считал глубокую, научную критику современного общественного строя и христианства. Главный же недостаток всех социалистов, за исключением одного, заключался в страсти к регламентации, к выдумыванию и устраиванию будущего, в том, что все были более или менее государственники.117
Единственным исключением для Бакунина был Прудон, который противопоставил свободу власти и смело провозгласил себя анархистом и атеистом, точнее позитивистом. В сжатой характеристике прудоновских идей видны предпочтения самого Бакунина: «Социализм Прудона, основанный как на индивидуальной, так и коллективной свободе и на деятельности свободных ассоциаций, не подчинённый другим законам, кроме общих законов социальной экономии, как открытых уже наукой, так и предстоящий вне всякой правительственной регламентации и всякого покровительства со стороны государства и подчиняющий политику экономическим, интеллектуальным и моральным интересам общества, должен был с течением времени прийти в силу необходимой последовательности к федерализму».118
Основным отличием социалиста от буржуазного республиканца Бакунин считал справедливость, «открытый человеческий эгоизм»: «он живёт откровенно и без фраз для самого себя и знает, что, делая это согласно со справедливостью, он служит всему обществу, а служа обществу, служит самому себе».119
По мнению Бакунина, антагонизм между политическим республиканизмом и социализмом проявился в наибольшей степени в революции 1848 г., когда республикански настроенная буржуазия впала в раболепство перед военным режимом, напуганная «красным призраком».
Бакунин приходит к выводу, что в 1848 г. погиб, т.е. дискредитировал себя, не социализм вообще, а только государственный социализм, «тот регламентерский, деспотический социализм, который верил и надеялся, что Государство сможет удовлетворить потребности и законные права рабочих классов, что, вооружённое своим могуществом, оно захочет и будет в состоянии установить новый социальный строй».
Главная причина поражения социализма в июне 1848 г. с точки зрения Бакунина заключалась в том, что рабочие были сильны инстинктом к лучшему и отрицательными теоретическими идеями, но им совершенно недоставало положительных, практических идей, которые, «необходимы, чтобы можно было построить на развалинах буржуазной системы новую систему, систему народной справедливости».120
Но социализм не умер, писал Бакунин, рабочие кооперативные ассоциации, банки взаимопомощи и кредита труда, тред-юнионы, международная лига рабочих всех стран, всё растущее рабочее движение в европейских странах доказывают, что рабочие не отказались от своей цели, не потеряли веры в своё близкое освобождение. Но теперь, по мнению Бакунина, рабочие поняли, что «они не должны более рассчитывать ни на государства, ни на более или менее лицемерное содействие привилегированных классов, но на самих себя и на свои собственные, независимые, совершенно свободно возникающие ассоциации».121 В социализме видит своё спасение, полагал он также, и мелкая буржуазия, мелкая промышленность и мелкая торговля, которые начинают бедствовать почти так же, как рабочие.122
Но что же такое социализм и почему к нему так стремятся обездоленные люди – рабочие, мелкие собственники и торговцы? Социализм – это справедливость. Но справедливость не та, «которая заключена в кодексах и в римском праве, основанном в громадной степени на насильственных фактах, совершенных силой, освящённых временем и благословениями какой-либо, христианской или языческой, церкви и, в качестве таковых, признанных за абсолютные принципы, из которых дедуктивно выведено всё право, – мы говорим о справедливости, которую вы найдёте в сознании каждого человека и даже в сознании детей и суть которой передаётся одним словом: уравнение».123
Эта всемирная справедливость, т.е. уравнение, которая из-за насильственных захватов и религиозного влияния никогда ещё не имела перевеса ни в политическом, ни в юридическом, ни в экономическом мире, должна послужить основанием нового мира, без неё не может быть ни свободы, ни республики, ни благоденствия, ни мира.
Эта справедливость-уравнение «повелевает нам взять на себя защиту интересов народа,… потребовать для него не только политической свободы, но и экономического и социального освобождения».