Самосознание в конечном счёте является основой свободы и истины. Ход рассуждений Бакунина таков: «Самосознание есть беспрерывно возобновляющаяся деятельность интеллектуального себя – созерцания, сопровождающая все представления субъекта и остающаяся тождественной во всех изменениях, происходящих с ним». Отвлечённое самосознание, взятое отдельно от конкретной индивидуальности, служащей ему основанием, не есть единичное, но всеобщее я. «Я различаюсь, – писал Бакунин, – от другого моей индивидуальностью, моим организмом, моим развитием и т. д. Но как отвлечённое самосознание, как я-я, я не различен от других, и это безразличие есть главная основа единства, тождества людей между собою и всех духовных организмов – государства, искусства, религии, науки, в которых осуществляется жизнь всеобщего духа. Вследствие этого отвлечённое самосознание есть бесконечная всеобщность и, как всеобщее и не имеющее другого предмета, кроме самого себя, бесконечная свобода и истина»35.
Но отвлечённое самосознание есть только отвлечённая свобода. Как всеобщее это самосознание есть бесконечная истина, в которой улетучилось всё единичное и внешнее. Но как отвлечённое оно не более как неопределённая, а потому и пустая всеобщность – всеобщность, ещё не произведшая из себя своего конкретного содержания: я-я, безразличное различение себя. Для того, чтобы стать для себя предметом, я должно различить себя, раздвоиться на сознающее и сознаваемое. Но в этом различении себя от себя сознающее и сознаваемое я ничем друг от друга не различны, совершенно одинаковы. Поэтому отвлечённое Самосознание есть отвлечённая всеобщность, отвлечённое тождество с собою. Но всякое конкретное содержание предполагает действительное различение, действительную определённость и отвлечённое Самосознание поэтому не имеет ещё никакого содержания.
Но отвлечённая и пустая всеобщность существовать не может, существовать может только что-нибудь, только определённое бытие. Поэтому отвлечённое, пустое самосознание существует как конкретная, органическая, живая, а потому и определённая индивидуальность, снявшаяся в нём как в своей истине и вместе сохранившаяся в нём как подчинённый момент. Единичная, конкретная индивидуальность, органическая жизнь и вся полнота чувств, созерцаний и представлений живого индивида составляет единственное содержание отвлечённого самосознания, – содержание, к которому оно относится как сознание.
Но живая индивидуальность сама не более как единичный, а потому и конечный, преходящий организм. Как единичная, живая индивидуальность она не имеет другого предмета, кроме единичностей. Всеобщее существует только для всеобщего. Но единичное, не имеющее в себе всеобщего, неистинно и несвободно и вследствие этого живой субъект, для того чтобы быть истинным и свободным, должен отвлечься от единичности своей конкретной индивидуальности и возвыситься над собой во всеобщую сущность свою. Через отрицание себя как единичной, конкретной индивидуальности субъект стал свободным и истинным как самосознание.
Но самосознание, прошедшее через это первое отрицание, ещё отвлечённо, ещё не произвело своего собственного, соответствующего ему содержания и вся его реальность заключается в единичной индивидуальности, которая в нём же самом снялась как неистинная и несвободная. И потому субъект, возвысившийся только до отвлечённого самосознания, освобождается только через отвлечение от рабского мира своей индивидуальности, а не через действительную победу над ним, а поэтому и остался к нему в отношении и достиг только отвлечённой основы и возможности всеобщего, истины, а не действительного существования её, достиг только отвлечённой свободы и истины. Отвлечённое самосознание есть основа разумного единства людей между собой. «Но так как оно отвлечённо и так как вся реальность, все конкретное содержание его, – продолжал Бакунин, – заключается в единичной индивидуальности – единичные же индивидуальности друг от друга различны и относятся друг к другу как внешние и чуждые, – то оно не более как возможность этого единства, возможность, ни в чём и нисколько не осуществлённая; такая возможность, которая, удержавшись в своей отвлечённости и оставшись при единичности своего индивидуального содержания, становится преступным эгоизмом»36.
Разница между отвлечённым самосознанием и сознанием состоит в том, что в последнем единичность и внешность предмета положены как истины, в то время как в первом они снялись вместе с непосредственной индивидуальностью субъекта. В отвлечённом самосознании уже положено ничтожество всего этого единичного и преходящего мира. И отвлечённое самосознание, как внутреннее противоречие отвлечённой всеобщности чистого я и непосредственной единичности и внешности (формы) индивида чувственного мира, есть стремление к обнаружению своего внутреннего, имманентно присущего ему всеобщего содержания и к действительному отрицанию всего непосредственного и внешнего37.
Всеобщность, разум, самосознание над внешним миром явлений, Дух, субстанция, «сознание собственным диалектическим движением своим дошло до сознания ничтожества внешнего мира явлений», всеобщее – единственная основа, истина и необходимость всего сущего, необходимость, которой всё покорно и которой ничто избегнуть не может и т. д. и т. п. Абстрактные понятия, не выводимые из реальной жизни, а не конкретные люди, личности, реальные отношения между людьми, действительные условия жизни становятся основой философских взглядов и мировоззрения Бакунина в целом. Исходя из абстрактных понятий он будет конструировать будущее идеальное общество свободного духа и свободных личностей. Свободных от чего? От внешнего мира, от реальной, конкретной, живой и многообразной жизни. Эти абстрактные, оторванные от реального, действительного мира категории лягут в основу оценок Бакуниным общества, государства, человека, его труда, отношений между людьми. Не конкретное государство исследуется и познаётся во всём многообразии его происхождения, его функций в обществе, не конкретные классы, сословия, индивиды. Наоборот, абстрактные понятия прилагаются к конкретным государствам, классам, индивидам и выносится в результате приговор, а не выводится научное умозаключение.
Через три года после написания философских статей в очерке о коммунизме Бакунин напишет, что философия и коммунизм необходимо должны иметь много общего, так как они родились из духа времени и представляют собой «самые значительные его откровения». Общее у них в том, что цель философии – познание истины. Но истина не есть нечто абстрактное и воздушное, а потому она может и даже должна оказывать значительное влияние на общественные отношения, на организацию общества. Бакунин ссылается на Евангелие: «познают истину, и истина освободит их». Он высказывает мнение об огромной роли философии во французской революции, которую философия подготовила, освободив трудящийся народ от духовного рабства38.
И вновь у Бакунина получается не поиск закономерностей в общественных отношениях, т.е. познание их, а внесение в них «истины» извне, со стороны. В результате получается навязывание обществу теорий, взглядов, взятых из головы, из пустоты, но подаваемых как абсолютная истина, как «всеобщее». Непоколебимая уверенность в своей правоте, фанатизм в распространении этих абстрактных, пустых, бессодержательных идей может, однако, привести к закреплению их в сознании и подсознании массы и принести много зла всему обществу и самой массе.
После вывода о ничтожестве этого единичного и преходящего мира и о стремлении отвлечённого самосознания к обнаружению своего внутреннего всеобщего содержания и к действительному отрицанию всего «непосредственного внешнего», следуют слова, многое объясняющие в мировоззрении Бакунина и его анархистской идеологии: «Отвлечённо себя сознающий субъект приходит в соприкосновение с чувственными единичностями, ограничивающими его свободу, и, предчувствуя своё могущество над ними, предчувству [я] истину своей всеобщности, покоряет их своим собственным субъективным целям и восстановляет таким образом единство субъекта и объекта. Кроме этого, живые, отвлечённо себя сознающие субъекты, как безграничные в отвлечённой всеобщности своего самосознания и как ограничивающие друг друга в действительности, встречаются друг с другом и, побуждаемые стремлением осуществить свою внутреннюю всеобщность, свою внутреннюю отвлечённую свободу во всём окружающем и ограничивающем их мире, вступают между собой в борьбу, результатом которой бывает или смерть одного, предпочевшего отвлечённую свободу своего самосознания – жизни, или рабство другого, пожертвовавшего достоинством свободной всеобщности для сохранения своего единичного существования, – в борьбу, в которой постепенно отрицаются их живые индивидуальности, отделяющие их друг от друга, и, как единичные и неистинные, подчиняются истине самосознания, и которая наконец венчается взаимным признанием единичных субъектов во всеобщей сфере всеобщего разумного самосознания, т.е. такого, в котором один свободный и самостоятельный единичный субъект не ограничивается другим, противоположным ему, но продолжает, находит и сознаёт себя в нём»39.
И что же получается? Что все станут одинаковыми? В этом заключается саморазвитие личности? Что единичный, «отвлечённо себя сознающий субъект», который первый познал «истину своей всеобщности» может убить или подчинить себе тех, кто отстал от него? Он может стать властелином «во всеобщей сфере всеобщего разумного самосознания»? В этих тезисах Бакунина заложены философские основания его будущих анархических взглядов. Но что характерно, когда он ещё не был анархистом, когда он ещё только философствовал, он пришёл к мысли, что достижение «сферы всеобщего разумного самосознания» совершится не через развитие науки, познания, а через борьбу до смерти, через рабство, через пожертвование своим достоинством.
Тем более, что по мнению Бакунина, не всем дано по природе своей достигнуть этого царства всеобщего разумного самосознания. Бакунин стремился заранее ответить критикам, которые могли бы сказать, что в человеке нет ни малейшей потребности к отрицанию своей непосредственности или чувственной единичности и к возвышению над ничтожностью окружающего его внешнего мира. Но, отвечал он на это, во-первых, достаточно указать на всемирную историю, на существование гражданских обществ, искусства, религии и науки, чтобы доказать наличие такого стремления, иначе человек остался бы на стадии животного. Во-вторых, и это главный ответ возможным критикам: «Говоря о развитии человеческого духа, мы говорим о человеке вообще, а не об эмпирически существующих индивидах, из которых многие по недостатку и бедности своей могут не соответствовать всеобщему понятию и определению человека. Мы знаем, что существование конечного духа, как условленное внешностью и естественностью, подвержено бесконечным случайностям и зависит от большего или меньшего совершенства организаций. Многие рождаются уродами, идиотами, так что, несмотря на свой человеческий образ, они кажутся ближе к животному, чем к человеческому роду. Другие, без видимых недостатков, так бедны природою и наклонностями своими, что они не в силах ощутить противоречия своей бесконечной внутренности и своей конечности внешности и всегда будут предпочитать кусок бифштекса как нечто абсолютно действительное – мысли, которая для них всегда останется призраком. Если же в них и просвечивает иногда бесконечная сущность духа, то она в них не довольно сильна для того, чтобы вырвать их из тесной сферы естественной жизни, и, связанная с чувством бессилия, пробуждает в них иногда зависть, которая бывает часто поводом нехороших, неблагородных поступков. Может быть, и весьма вероятно, что большая часть из наших врагов философии находится под этой категорией и потому ответ на их возражения принадлежит более антропологической физиологии»40.
Но, во-первых, существование гражданских обществ, искусства, религии и науки может означать и означает не стремление к отрицанию своей «чувственной единичности», к возвышению над внешним миром, а стремление развивать эту «чувственную единичность» конкретных индивидов, делать её всё более и более человеческой, обогащать этот «внешний мир» «единичными» достижениями, шедеврами единичных субъектов. Во-вторых, кроме уродов и идиотов есть люди средних способностей, которых большинство. И что с ними делать, если они не смогут или не захотят отрицать свою «чувственную единичность» и возвышаться над внешним миром до «сферы всеобщего разумного самосознания»? Убивать, обращать в рабство? Кто будет решать, кто является «уродом и идиотом», на что способен индивид? Тем более, что в число «бедных природою» могут оказаться люди, знакомые с философией и способные возражать «философам». Получается «идиот» и «бедный природой и наклонностями» человек – это тот, кто не согласен с Бакуниным. Критерий идиотизма и умственной бедности более чем опасный для общества.
Бакунин полагал, что самосознание заключает в чистых определениях своей сущности, своих мыслей всю бесконечную истину и действительность объективного мира и потому не противоположно ему и не ограничено им и, «как единство субъекта и объекта», есть бесконечная истина. Но как непосредственно единичное самосознание оно ещё не соответствует своему понятию и есть «единство субъекта и объекта, истина только в возможности, а не в действительности». Вследствие этого единичное самосознание «отрицает свою непосредственность, так же как непосредственность чувственного мира и подобных ему единичных самостей, и становится всеобщим самосознанием».
Это прошедшее через взаимное самоотрицание непосредственно единичных субъективностей самосознание есть «всеобщий разумный субъект». Этот «всеобщий разумный субъект» есть общая духовная почва, отчизна всех непосредственных единичных субъектов, которая заключается в них самих, как их истинная сущность, так что для достижения её они должны только очиститься от ограниченности и эгоизма своей чувственной непосредственности, разделяющей их между собою и противополагающей их друг другу, и возвыситься во внутренность своей собственной сущности и истины, где нет ограниченной и эгоистической вражды, но безграничное, разумное и любовное взаимное признание, признание во всеобщей и нераздельно единой среде разумного самосознания, всеобщего субъекта41.
Надо полагать, в «единой среде разумного самосознания» всем будет хорошо, все будут любить друг друга. Но надо будет и что-то есть, пить, в чём-то жить, во что-то одеваться, а для этого работать. И кто будет работать? И что делать с теми, кто неспособен по природе своей достичь этой среды, ведь природные различия останутся? Сделать рабами, как в «Утопии» Мора?