Хроники любви провинциальной. Том 2. Лики старых фотографий, или Ангельская любовь - Ник Юлия 2 стр.


Создав первый, Главный Атомный Объект страны, некоторые научные корифеи перешли на следующие объекты, ставшие теперь самыми необходимыми для развития атомного оружия и развития атомной энергетики, как сопутствующей отрасли.

А здесь, на уже налаженном объекте, отцы-первооснователи появлялись реже, зато возникла целая плеяда блестящих руководителей и организаторов одного из самых сложных и опасных производств. Их имена живут в улицах города. Исчезли в жестоком колючем тумане истории главный двигатель этого уникального в истории строительства Первого Атомного промышленного реактора, Объекта «А», «Аннушки», как ласково называли объект и сопровождающих его производств – его Создатели-заложники, и оболганное измышлениями хрущёвской команды (по приказу вашингтонского обкома, разумеется – главным интересантам предания забвению гения Сталина и его команды) Сталин Иосиф Виссарионович с его гениально воплощённым в самые короткие сроки, экономическим планом восстановления страны после войны, и Берия Лаврентий Павлович – главный двигатель воплощения в жизнь уникальной, никогда доселе не осуществляемой в мире задачи: создание за пару военных и трёх послевоенных лет Атомной Бомбы, без которой нам быстро пришёл бы конец. Всей нашей огромной стране пришёл бы конец. Берия головой отвечал за судьбы Мира.

Этому Главному человеку-двигателю все подчинялись беспрекословно и тотчас.

Даже у Бороды – такая кличка, добрая и свойская, была здесь у Игоря Васильевича Курчатова – подрагивали нервно пальцы, когда он разговаривал с Лаврентием Палычем. Дисциплина была непререкаемой. И единоначалие – тоже. Иначе не удалось бы обойти остроносых пингвинообразных трумэнов и толстоносых высокомерных черчиллей на целых тринадцать лет – именно столько времени предположительно «давалось» СССР этими гигантами политических авантюр на создание оружия, хотя бы приближенно походившего на их «Малышей» и «Толстяков», сброшенных на Хиросиму и Нагасаки. А за эти тринадцать лет-то… Ого-го! чего можно ещё напридумывать и создать, чтобы навсегда уничтожить эту «заразу социализма», так пленяющего обездоленных и обокраденных рабов во всём мире.

И о гибели которого, всего через сорок лет после этой героической трудовой эпопеи, так пафосно и торжественно объявил с американской трибуны бывший коммунист, и некогда первый секретарь Свердловского обкома партии, гг. Ельцин, (а ныне и навсегда записанный в предатели Родины и жополизы американских задниц,) когда нанёс первый удар по Великой стране вместе с Шушкевичем и Кравчуком в Беловежской пуще за стаканом недоброго вина.

Мда.

С такими руководителями наша страна была, конечно, обречена окончательно, после идиотских, реконструирующих всё подряд, опытов Хрущева над здравым смыслом людей построивших социализм в отдельно взятой стране и за пять лет восстановивших жизнь после разрухи войны. Но тогда с народом был Сталин – умный, хитрый политик и глава государства. Был, пока его не отравили.

Отравили.

В Потсдаме, во время ведущихся переговоров о переустройстве послевоенного мира, Трумэн сообщил И.В.Сталину о созданном ими оружии невиданной силы разрушения, с которым теперь от любых посягательств на мировое господство будет покончено в один миг.

И Сталин был очень обрадован таким поворотом дел!

– Ну? И что он сказал? Какое впечатление? – спросил нетерпеливо Трумэна Черчилль, наблюдавший со стороны за их диалогом.

– Да никакого. Он, по-моему, вообще не понял, о чём я ему сказал, – ответил Трумэн.

Разумеется! У нас был тогда умный руководитель страны.

В феврале ещё 1943 года, при первой возможности вздохнуть, разжав клещи фашистов на своём горле, был создан научный центр по разработке атомного оружия, над теорией которого уже несколько лет работали многие видные учёные всего мира и наши деятели науки во главе с Капицей, Иоффе, Келдышем и совсем молодым тогда гением родом из горнозаводской зоны Урала Игорем Васильевичем Курчатовым.

Несколько месяцев в течение 1945 года группа геодезистов и метеорологов подыскивала место для будущего производства, о котором было точно известно только одно – такому производству надо будет очень много воды для охлаждения реактора. Или реакторов. В Челябинской области множество прекрасных озёр с чистейшей водой. Именно поэтому выбор пал на прекрасные тайгу и леса в глубине Уральских гор, подальше от чужих глаз. Эти нетронутые человеком места поражали своей красотой и богатствами. Сапоги изыскателей «были красными от ягод», по которым они ходили, прикидывая, где и что тут будет воздвигнуто через несколько месяцев.

Красоту в расчёт не брали.

Зато сразу взяли в расчёт то, что здесь, в Челябинской области, за время войны был сформирован самый трудоспособный, обкатанный в деле, класс превосходных специалистов, решающих в самые короткие сроки важнейшие вопросы снабжения фронта снарядами, танками, «Катюшами», и инженерно-технических работников, и рабочих, которым было предназначено начинать всё это делать. В 1941 году из-под Сталинграда(!!!!)в Челябинск была переведена Пятая саперная Армия для строительства челябинского металлургического завода. На основе этой военно-строительной группировки было образовано объединение Челябметаллургстрой НКВД – одно из лучших в стране строительных предприятий. Именно ему предстояло встать во главе осуществления самых важных строительных проектов по созданию атомного щита СССР. Потом сюда приехали грамотные люди отовсюду.

Но это было потом.

Мой суровый, по-русски терпеливый и молчаливый город Че! Ты четырежды спасал Россию. Во времена революции именно здесь решилась битва между белыми и красными. Отсюда погнали деникинцев, колчаковцев и чехов, которые заключили военный договор с Антантой, чтобы разгромить Россию, разорвать её в куски – розовая мечта англосаксов!

Во времена Отечественной войны именно тебя, мой Че, назвали Танкоградом. Здесь делали танки и «катюши». За годы войны Урал стал самым мощным промышленным районом страны. Именно в Челябинске всю войну находились наркоматы танковой промышленности и боеприпасов. Уже тогда здесь были заложены принципы и правила соблюдения уровня сверхсекретности. В 1945 году война для уральцев-челябинцев не закончилась. Под видом восстановления разрушенного хозяйства и конверсии промышленности эта война тихо, мощно и молча ушла глубоко в Уральские горы.

И именно ты, мой Че, стал ядерным щитом страны, отдал самое лучшее, что у тебя было – людей, прекрасную природу, напряг все свои силы и возможности, чтобы освоить тот поток грузов, оборудования, материалов и, главное, тот поток людей, которых надо было накормить, обогреть, хоть как-то, дать ночлег. Без наших людей всё это – сохранение мира на нашей земле – было бы невозможным.

И в четвёртый раз ты защитил всех от вырвавшейся из-под власти человека ядерной заразы… Защитил ценой жизни многих, и здоровья десятков тысяч людей, прежде всего – своих граждан, жителей области. Но об этом – позже.

В октябре 1945 года была намечена строительная площадка в тех местах, где было несколько мелких деревенек и хозяйств общей площадью в 200 квадратных километров.

А через год, – всего через год!!! – здесь жили, питались, работали на нескольких огромных, сложнейших и опаснейших для человека, дотоле не создаваемых в стране объектах, более 40 000 человек.

За два года люди нашего Первого Города должны были, обязаны были, создать бомбу, исходя из результатов опытов, проводимых курчатовской лабораторией.. Создать бомбу и сохранить это до поры до времени в глубочайшей тайне. Нам надо было обогнать само время, чтобы выжить.

Создали бомбу с опозданием в несколько месяцев, против запланированного срока. У Америки со всей её индустриальной мощью и огромным штатом учёных на это ушло 14мирных, а потом и очень жирных от военных заказов лет.

Да, наши учёные использовали сведения разведки, но параллельно с изучением их опыта, наши учёные разрабатывали совершенно новые и более экономичные и действенные технологии. И наша первая бомба была мощнее их «толстяков» в двадцать раз! Сразу!!!

Работали, не считались ни с чем: ни с морозами до минус сорока, ни со снегом, в котором тяжёлые танки и тракторы тонули с крышей, ни с весенней грязью разливов рек и болот, в которой эта техника тоже тонула и была бесполезной.

Не считались ни с чем! Работали.

Нет!! Не так!!

Те, кто волею судеб оказался на этом пятачке нашей земли, СРАЖАЛИСЬ за Родину. У этих людей война продолжалась ещё несколько лет!

И мёрзли!

И работали по столько часов, сколько надо было в этот момент!

И гибли!

Да, умирали. За нас. За наших детей, которые даже не знают сегодня, кто такие Сталин, Рокоссовский, Курчатов, Жуков, Музруков, Царевский, Славский и многие другие люди, из которых можно было делать гвозди!

Зато знают, как называются модные стили и бренды в танцах, одежде, музыке, рэпе. Это, само по себе, ни о чём не говорит, разумеется.

Но забвение памяти о тех, кто сохранил нам всем жизнь – вопиёт!

А все те тысячи вторично мобилизованных – они тоже хотели жить, любить, петь, спать в тепле, вкусно есть – как и все обычные люди. Но они отправились в нехоженую уральскую тайгу. Им выпало – пахать! Работать, выбиваясь из сил, спать в сырых постелях полуземлянок рядом с обледеневшими изнутри стенами. Через «не могу», через полный отказ от обычных самых насущных потребностей человека: семьи, детей, любимых. Сегодня нам, привыкшим к хорошим дорогам, клянущим их за выбоины и ямки, даже невозможно представить, что вынесли на своих плечах они. Первопроходцы.

Снежные заносы глубиной до двух-трёх метров были абсолютно непроходимы для тяжелых танков и тракторов, которыми первоначально предполагалось вывозить стройматериалы и оборудование. Топи – то же самое, были абсолютно непроходимы для тяжелой техники, как оказалось.

Ничего!!!

Это великое русское слово «Ничего!» – которое немецкий канцлер Бисмарк некогда взял за пароль жизни в трудных ситуациях – выручало всех многие месяцы строительства объекта.

На лошаденках грузы возить начали. На лошаденках!! То, что должны были перевозить сотни тяжелых машин, вывозили первое время по снегу на терпеливых гужевых лошадках. Потом оттаявшие от снегов и размокшие от летних и осенних дождей земли образовали под колёсами машин весеннюю и осеннюю грязь такую, что она доходила до кабин! Лежнёвки-времянки (дороги из деревянных настилов поверх болот) повсеместно стремительно строили и постоянно их обслуживали, ремонтировали, добавляли «разъезды», вытаскивали съехавший на обочину транспорт. И долгое время обходились только ими. Хорошие дороги не строили специально, чтобы исключить вероятность попадания случайных и неслучайных любопытных туда, куда им было нельзя попадать ни в коем случае.

А желающих туда попасть, во что бы то ни стало, было немного – всего лишь несколько сильнейших разведок мира.

Только в 1961 году проложили первые нормальные бетонированные дороги под тяжелый транспорт. Но это тогда случилось, когда бомбу уже всему миру представили четырнадцать лет тому назад.

Намечая строительство, проектанты и исполнители проектов не считались и с тем, что первым жильём были приспособленные под жильё старые коровники и новые землянки, вырытые разом на сотни людей. На четыре кровати в общежитии, построенном через год, приходилось семь сменяющих друг друга специалистов. График выхода каждого из них на работу рассчитывался, исходя из этих реалий

Никакой переписки с внешним миром.

Никаких звонков и возможности выехать даже на похороны близких.

Здесь работали исключительно добровольцы и спецпереселенцы, заключенные лагерей Челяблага, уголовники (политических на эти объекты почти не допускали) и военные. А о сумасшедшем двенадцатичасовом рабочем дне, если того требовала ситуация, никто и не заикался вообще. Никакого партаппарата и профсоюзных «ребят» – только военный приказ, и судебный указ. Но и поощрение отличившихся в этой сумасшедшей гонке было по тем временам значительным. Да! Тогда нарушались многие нормы обычного трудового законодательства. В этом Городе сохранялось Чрезвычайное Военное Положение и после войны.

Берия Лаврентий Павлович, который полностью курировал Специальный Комитет в КГО, по полномочиям приравненный к Совету Министров, имел совершенно исключительные полномочия от И.В. Сталина.

Только совсем недавно, за давностью лет и истечением срока секретности, стали приоткрываться истинные масштабы тогдашнего напряжения сил. По материальным затратам создание атомного производства для получения чистого плутония для первой бомбы обошлось нашему народу во столько же, во сколько нам обошлась война с фашизмом за четыре года военных действий и восстановление всего разрушенного хозяйства.

ДВЕ ВОЙНЫ, получается, вынес мой Великий Народ на своих плечах. Речь шла о выживании страны, поэтому и вынес!!

Страна жила двойной жизнью. Внешне она зализывала раны, нанесенные войной, восстанавливала там, где было нужно, и возможно, разрушенные города, деревни. Здания школ освобождались из-под госпиталей, и в них снова открывались школы для детей. Производство снарядов и танков сокращалось, промышленность переходила на выпуск мирной продукции. Уходили в прошлое талоны на продовольствие. Снижались цены. Рождались дети. А под этой внешне спокойной жизнью страны разворачивалась поистине драматическая борьба за выживание страны в глубине наших Уральских гор.

Игорь Васильевич Курчатов так и сказал своим друзьям-коллегам, когда прогремели взрывы в Хиросиме и Нагасаки: «Это они нам под нос свой кулак сунули!»

Сомнений в намерениях наглосаксов ни у кого из здравомыслящих людей тогда не было. И все понимали, что нам придётся заплатить за жизни будущих советских детей большую цену.

Мы за ценой не постояли.

Работать с атомом начинали вручную. Индикаторы опасности просто ещё не существовали в приемлемых количествах – только засвеченная изотопами фотоплёнка могла косвенно свидетельствовать о дозе радиации, полученной человеком. И, если честно, то, теоретически допуская опасность от облучения, фактически о его губительном воздействии на организм точно никто ничего не знал. Из лабораторных опытов известно было очень мало. Этот опыт, очень тяжелый и трагически печальный, тоже пришлось получать первопроходцам этого Города. Серьёзно заниматься безопасностью смогли лишь в пятидесятом. Уже после создания бомбы. Ремонты оборудования делали тоже вручную. Сам Курчатов участвовал в ручной разборке отказавших узлов первого рабочего реактора. Его рабочий стол «фонил» много лет и после его смерти. «Отказов» техники было много. В промышленных, а не в лабораторных, масштабах всё делали в Первый Раз. Уровень секретности был таков, что чертежи, которые делались всего в одном экземпляре, после использования их в рабочем процессе тут же уничтожались. Специалисты ВСЁ! держали в голове. И были эти специалисты на вес золота. Их охраняли, как главную ценность страны. Страна молча и тайно, напрягая все силы, строила этот Город и этот Объект.

Я помню, как в моём детстве образовался вдруг чуть ли не двухгодичный дефицит медицинских ртутных термометров, а тогда только такие и были. За ещё уцелевшими стеклянными градусниками соседки друг к дружке бегали, а чаще наощупь температуру у детишек меряли.

Назад Дальше