– Я с тобой, кэп.
Лемми просто кивнул.
Винс тронулся с места.
Он ошибся в расчетах: не девять миль, а семь. Навстречу им не попалось ни одной машины, ни грузовика, ни легковушки. Дорога была пустынной; возможно, все водители направились в объезд из-за ремонтных работ. Винс ехал и поглядывал налево. Иногда он видел красную пыль: фура мчалась вперед в половине пустыни сбоку. А затем перестал видеть даже пылевой след: дорогу заслонили изъеденные известняковые холмы.
«Мальчуган» покачивался на петле. Армейские запасы. Интересно, эта хрень еще не протухла, спросил он у Лемми – и только сейчас понял, что спрашивать надо было себя. Когда в последний раз ему приходилось вот так мчаться на пределе сил, выкрутив газ до упора? Когда в последний раз весь мир сужался до мучительного – совершенно буквального – выбора: жить ясно или умереть смеясь? И как так вышло, что его собственный сын, такой весь из себя классный в новой косухе и зеркальных очках, упустил из вида этот простой урок?
Живи ясно или умри смеясь, – но только не беги. Не беги, мать его так!
«Мальчуган» сработает. Или нет. Впрочем, Винс знал, что в любом случае его выступление состоится, и в голове у него делалось легко и весело. Если стекло в кабине фуры поднято, ничего не сложится. Однако у закусочной стекло было опущено. Винс хорошо помнил выставленный из окна локоть. А позже – разве водила не помахал им из своей кабины? Помахал. Точно.
Семь миль. Пять минут. И хватит времени на воспоминания: как он учил сына менять моторное масло и никогда – нечестным трюкам на дороге; как учил управляться со свечами зажигания и никогда – мошенничать за игрой. Сейчас самое время спросить себя: как же ты позволил мальчику влезть в проклятое дело с метом, как дал согласие? Ведь все понимал! А очень просто: согласился в надежде, что можно что-то искупить, исправить. Только вот время для искупления миновало.
Винс почти лег на руль, чтобы уменьшить сопротивление воздуха. Он несся под восемьдесят пять миль в час. Он несся, и голову терзала ужасная мысль; ужасная, мерзкая, но избавиться от нее он не мог. Возможно, для всех причастных будет лучше, если Лафлин догонит сына? Он вспоминал сейчас не то, как Рейс, обозленный потерей денег, бросает саперную лопатку в голову беспомощного человека. Это само по себе скверно, но думалось о другом. Перед глазами стоял застывший, пустой взгляд сына, когда тот свернул на дорогу к Кумбе.
А еще он снова видел Команду. И тот спуск. И как жуткая махина расправляется с парнями, с одним за другим. Они боролись тогда, пытались уйти из-под удара. Они были живы до последнего мгновения, до последнего мига борьбы. А Рейс при первой угрозе немедленно превратился в камень, в истукана с затвердевшей шеей. Он смотрел только на дорогу к спасению – ни на парней, ни на отца. Вокруг не было ничего, что стоило бы увидеть. Возможно, и никогда в жизни не было.
Сзади раздался грохот, а еще крик, который он разобрал даже сквозь рев ветра и рычание двигателя: «Сука!» Он посмотрел в зеркальце заднего вида и увидел, что Персик закидывается назад. Между его ногами-спичками повалил густой чадный дым. На дорожном покрытии за мотоциклом разливалось масляное пятно, становилось все больше… шире… байк двигался все медленнее… медленнее. Рванул цилиндр… Чудо, что этого не произошло раньше.
Персик отчаянно махал руками им вслед. Мог ли Винс остановиться? Вопрос, можно ли пожертвовать Персиком ради Рейса, не имел смысла. Вопрос выкупа одного за счет другого не стоял вообще. Однажды коп в Аризоне тормознул их и произнес: «О’кей, посмотрим, кого это нам отрыгнула дорога». Собственно, именно этим выражением их и можно было назвать: отрыжка дороги. Однако тела, которые сейчас валялись изломанными на дорожном полотне за его спиной, еще сегодня утром двигались, ездили, дышали; они были его друганами – единственное, что у него имелось ценного. Они все были Винсу в каком-то смысле братьями, а Рейс был сыном. Ведь если кто-то уничтожает семью мужчины, он же не рассчитывает остаться безнаказанным? Нельзя подставить чьих-то близких под нож мясника на бойне – и просто уехать. Если Лафлин этого и не знал, то сейчас узнает.
Совсем скоро.
Лемми не мог держаться наравне с «Красной Худышкой». Он все больше и больше отставал. И отлично. Винс даже порадовался, что Лемми еще прикрывал его спину.
Вперед, до знака «Входящий поток слева». Из Кумбы выворачивала дорога. Очень плотная грунтовка, как он и боялся. Винс сбросил скорость, потом остановился и заглушил двигатель «Вулкана».
Подъехал Лемми. Ограждения тут не имелось. В этом единственном месте, где в Шестерку вливалась дорога из Кумбы, хайвэй был на одном уровне с пустыней, хотя чуть впереди он начинал забирать вверх, снова убегая из зоны затопления, снова превращаясь в тесную клетку для скота.
Лемми тоже заглушил двигатель.
– Ждем.
Винс кивнул. Досадно, что он больше не курит. Он сказал себе: либо Рейс сейчас по-прежнему в седле впереди нефтевоза, либо нет. От самого Винса ничего не зависит. Чистая правда, однако от этого не легче.
– Может, он найдет, где свернуть, в самой Кумбе, – произнес Лемми. – Переулок там или что-нибудь в этом роде, куда фура не пролезет.
– Вряд ли. Сколько той Кумбы? Заправка, пара домишек, все это ютится у подножия чертовой горы. Там скверная дорога.
Особенно для Рейса скверная.
Он даже не попытался рассказать Лемми о пустом, оцепенелом лице сына; о глазах, которые не видят ничего вокруг – только дорогу под передним колесом. Кумба останется в памяти Рейса одним смазанным пятном сбоку от дороги – и то не факт.
– Может… – снова начал Лемми, но Винс вскинул руку, призывая к молчанию. Слева.
Сперва они услышали грузовик, и сердце Винса ухнуло вниз. Затем, сквозь рев его мощного двигателя, различили звук второго мотора. Никаких сомнений – «харлей», несущийся на всех парах.
– Йес!!! – взревел Лемми и победно вскинул руку.
Винс его восторгов не разделял. Еще ничего не кончено. Мальчику предстоит поворот на Шестерку. Если он решится сворачивать, то только здесь.
Прошла первая минута. Звук двух моторов становился громче. Пошла вторая, и теперь они уже видели пыль за ближайшими холмами. Затем в ближайшей расщелине они заметили солнечный отблеск на хроме. А потом и Рейса: он прильнул к рулю, длинные волосы летят по ветру за спиной. Увидели на миг – и все. Через секунду после того, как он скрылся из вида, – секунда, не больше, – расщелину проскочила фура, вся в клубах черного дыма. А потом Лафлина закрыла туча пыли.
Винс запустил стартер, и двигатель ожил.
– Удачи, кэп, – проговорил Лемми.
Винс открыл рот, собираясь ответить, – и ничего не сказал. Красивые слова никому не нужны. Он просто благодарно кивнул и тронулся с места. Следом выруливал Лемми. Как всегда, прикрывая спину.
Мозг Винса превратился в компьютер, сопоставляя дистанцию и скорость. Требовалось подгадать очень точно. К перекрестку он подкатил на пятидесяти, там сбросил до сорока, затем, едва появился Рейс, снова выкрутил ручку газа до упора, и байк обогнул заросли перекати-поля, чуть не взлетая на неровностях. Между ним и фурой оставалось не больше десяти метров. Когда Рейс приблизился к участку, где грунтовка от Кумбы подходила к главной дороге, он сбросил скорость. Он не мог не сбросить. В тот же миг Лафлин рванул вперед, съедая последнее расстояние.
– Гони, идиот! – завопил Винс, хотя знал, что сквозь рев фуры Рейс его не услышит. – Гони! Не тормози!
Водила планировал нанести удар в заднее колесо. «Харлей» Рейса влетел на развилку дороги, еле сохраняя равновесие. Рейс почти лег на левый бок, удерживая руль только кончиками пальцев. Совсем как лихой наездник на арене цирка.
Фура промазала по заднему крылу мотоцикла, и ее тупой нос угодил в зону разреженного воздуха, которое образовалось там, где всего десятую долю секунды назад было заднее колесо «харлея».
Поначалу Винс решил, что Рейс потерял управление.
Не потерял. Его вынесло к дальнему краю Шестого шоссе, опасно близко к траектории обезумевшей фуры. «Харлей» взбил колесами пыль, а потом помчался вперед, устремляясь по Шестерке в сторону Шоу Лоу.
Фура вылетела с дороги на полотно пустыни и там развернулась, завывая и пробуксовывая. Водитель переключил передачу, орудуя рычагом так быстро, что кабина содрогнулась, и поехал. Из-под колес летели песок и пыль – так, что голубое небо, кажется, побелело. Оставляя за собой глубокие следы и раздавленную полынь, фура снова выбралась на дорогу и понеслась за Рейсом.
Винс вывернул левую ручку, и «Вулкан» тронулся. «Мальчуган» суматошно мотался на руле. Теперь настал черед легкой части плана. Она могла принести Винсу смерть, но все равно, по сравнению с бесконечными минутами, пока они с Лемми ждали, раздастся ли вместе со звуком двигателя фуры еще и голос мотоцикла, это было легко.
Ты же понимаешь, открытого окна там не будет. Он только что еле продрался сквозь пыль, с какой стати там открытое окно?
Это от Винса не зависело. Если окошко закрыто, что ж, разберется, там видно будет.
Уже недолго.
Фура шла под шестьдесят. Наверняка могла бы и быстрее, однако Винс не желал испытывать судьбу: мало ли какие сюрпризы у водилы в загашнике? Так что хватит. Так или иначе, для кого-то из них сейчас все закончится. Вероятно, для него, и эта мысль его не пугала. По крайней мере, он купит Рейсу больше времени: вырвавшись вперед, Рейс легко сделает фуру по дороге на Шоу Лоу. И потом, это не просто поможет Рейсу, – это еще и уравновесит весы. Винс никогда не терял такое количество людей так быстро: шестеро из Команды погибли на участке дороги меньше чем в полмили длиной. Нельзя просто так уничтожить семью мужчины, снова подумал он.
И рванул вперед.
В общем, Винс понимал, чем руководствуется Лафлин. Десять против одного? Плевать! Ему было плевать, сколько их, есть ли у них оружие. Он кидался сразу на двоих, на троих – несмотря на то, что каждое столкновение грозило тяжелому грузовику потерей управления. А если учесть, что у него в цистерне…
Безумие? Да. Однако назвать его бессмысленным нельзя.
Винс вылетел на встречную полосу и принялся сокращать дистанцию с фурой. Теперь задний край цистерны был чуть впереди от него и справа, и он увидел то, что не только подвело итог сумасшедшему дню, но и объяснило все произошедшее, ясно и однозначно.
Наклейка на бампере. Еще более затертая, чем дорожный указатель на Кумбу, но все же читаемая.
«Гордый отец золотой выпускницы Кормана!»
Винс поравнялся с заляпанной цистерной. В кабине со стороны руля что-то шевельнулось. Водитель его заметил. И в ту же секунду Винс обнаружил, что окно захлопнулось – точно как он боялся.
Фура заскользила влево и парой колес заехала за белую разделительную линию.
На миг Винс засомневался: сдать назад или держаться вровень. Затем счетчик в его голове щелкнул: уже поздно. Даже ударь он сейчас со всей дури по тормозам, хвост фуры все равно швырнет его на ограждение слева. И скинет с дороги, как муху.
Так что он, наоборот, дал по газам, хотя свободное полотно под колесами байка сузилось и справа от Винса на высоте коленей неслась лента сверкающей стали. Сдернул световую гранату с руля, оборвав крепежный ремень. Стащил зубами клейкую ленту с натяжного кольца, и размочаленный конец ремня хлестнул по щеке. Кольцо забрякало по перфорированному корпусу «Мальчугана».
Солнце село. Винс несся сейчас в тени нефтевоза. Слева от мотоцикла до перил ограждения оставалось меньше метра; справа нависал неумолимо приближающийся бок фуры. Теперь Винс ехал вровень со сцепкой цистерны и кабины. В нескольких метрах впереди удирал от фуры Рейс. Отец видел только его макушку; остальное загораживал вишневый капот. Рейс не оглядывался.
Он не думал о том, что будет дальше. Ни плана, ни стратегии. Здесь и сейчас «отрыжка дороги» выплевывала миру свое «пошел на»… По большому счету, вся логика бытия Команды сводилась именно к этому.
Когда мотоцикл и фура почти соприкоснулись и места для маневра не осталось уже совершенно никакого, Винс поднял правую руку и показал водителю средний палец.
Теперь он ехал вплотную к кабине. Фура надвигалась. Еще миг – и его снесет.
У него оставался только этот миг.
Внутри кабины обозначилось движение: к стеклу изнутри приблизилась загорелая рука с татуировкой Корпуса морской пехоты. Мышцы напряглись, и стекло скользнуло вниз, до упора. Один миг. Не последний. Фура еще не сокрушила его. Возможно, мы служили где-то рядом. Скажем, в Долине Ашау, где даже дерьмо воняет слаще. Или водитель служил в песках с Рейсом – почему-то на войну в Ираке призвали много ветеранов. Не важно. Одна война ничем не отличается от другой.
Стекло опустилось, и из него высунулась рука. Пальцы ее начали складываться в фигуру, потом замерли. Водитель фуры только сейчас понял: рука, которая показывала ему оскорбительный жест, отнюдь не была пустой, она что-то сжимала. Винс не дал ему времени это осознать до конца – и не успел увидеть его лица. Только мелькнувшую перед глазами татуировку: «Честь выше жизни». Хорошо сказано; интересно, как часто выпадает шанс подарить человеку способ узнать про себя главное?
Винс зажал кольцо зубами, выдернул, услышал шипение начинающейся реакции – и швырнул «Мальчугана» в окно кабины. Ни голливудского замаха, ни даже дрянного баскетбольного броска. Просто вверх и вбок. Фокусник с измятым платком в рукаве.
Как тебе такое, братан? Давай-ка заканчивать спектакль. Твой ход.
Однако грузовик уклонился в сторону. Винс не сомневался, что это просто рефлекс – Лафлин увернул руль от броска – и, останься хоть сколько-то времени, фура вильнула бы в обратную сторону. Но именно нехватка этого мига спасла Винсу Адамсону жизнь: «Мальчуган» выполнил свою работу прежде, чем водитель успел выправиться и снести его с дороги.
Кабина осветилась изнутри ярким белым пламенем, словно сам Господь наклонился с Небес и нажал на вспышку, желая запечатлеть сей миг для вечности. Вместо того чтобы снова вильнуть влево, Лафлин резко подал вправо: сначала на полосу Шестого хайвэя, а потом еще дальше. Корпус нефтевоза с громким скрежетом слизнул ограждение – брызнули искры, – и вспыхнул огонь. Тысяча безумных фейерверков. В голове у Винса мелькнуло: День независимости; маленький Рейс сидит у него на коленях, и волшебные сполохи праздничных огней отражаются в восхищенных темных глазах ребенка.
Фура проломила перила и закувыркалась, складываясь внутрь себя, словно была сделана из жести. Упала с шестиметровой насыпи, ткнулась носом в ров, занесенный песком и сухой травой. Колеса застряли намертво; фуру развернуло. Цистерна налетела на кабину.
Винс не сразу успел погасить скорость и остановиться, а потому проехал далеко вперед. А вот Лемми видел все. Кабина и цистерна сложились под углом, а потом их отломало друг от друга. Сначала закувыркалась цистерна, а через пару секунд – и кабина. Цистерна оделась пламенем, а затем раздался взрыв. Все вокруг окутало коконом огня и чадными клубами густого дыма.
Мимо, прыгая на камнях, прокатилась кабина, с каждым оборотом все дальше уходя от привычных цветов и очертаний и превращаясь в нечто бесформенное, бурое… Там, где плавился и тек металл, оно красиво извергалось яркими осколками солнца.
Наконец комок бывшей автомобильной упорядоченной плоти замедлился и вовсе замер, явив небу покореженные остатки окна. Цистерна пылала еще на полсотни шагов дальше, фонтанируя огнем. К этому моменту Винс уже мчался назад по следам собственных шин.