Она отвернулась, но сделать шаг не решилась, больше всего боясь того, что юноша ее не остановит.
– Ну и..? Куда ты собралась? – зевнув, устало проговорил тот. – Зачем настолько милой девушке так не терпится узнать, где я переночевал? А что, если ответ мой тебя не устроит, и ты огорчишься еще больше? А, Фили-Фили, малышка Фили? – рассмеялся юноша. – Что ж, так и быть, я отвечу на твой вопрос, но поверь, ты бы предпочла, чтобы я провел эту ночь в том месте, которое вызывает в тебе бурю беспричинной ревности, чем там, где я был в действительности!
– Не пугай меня, Лео! – широко раскрыв глаза, прошептала Филомела.
Она подошла к юноше и прильнула к его плечу.
– Ты же знаешь, как я переживаю за тебя! – проговорила девушка нежным голосом.
– Фили, малышка, мы же обсуждали это с тобой, – пытаясь мягко отстранить ее от себя, смущенно произнес Леонидас. – Ты слишком юна для… всего такого!..
– Я знаю, что ты не любишь меня, Лео! И я не маленькая девочка! Понимаю: твои слова подчиняются мыслям, в которых меня нет, но не отталкивай вот так! – просила она, умоляюще смотря в его глаза. – Я соскучилась, любимый!
Леонидас ощутил дрожь в руках. Он быстро завел их за спину, чтобы не поддаться желанию обнять ее.
– Фили, я не предназначен для серьезных отношений, ты знаешь. Не могу себе этого представить даже! Я скульптор, пойми… У меня много планов, обязательств перед богами и людьми! Каким ты видишь наш союз? Твоя матушка называет меня сумасбродом! Разве она согласится на то, чего ты хочешь от меня? – не зная, что именно сказать, совершенно запутавшись в чувствах, мыслях и настойчивом взгляде девушки, бормотал юноша.
– Неправда! – обиженно вскричала она в ответ. – Все это ложь! Ты всего лишь не хочешь брать на себя ответственность за другого человека! При чем тут моя матушка?! Не приводи глупых доводов, прекрати!
– Я не пара тебе, Фили, – продолжал виновато оправдываться Леонидас, – у меня другие мысли, иные цели в жизни! Моя голова забита идеями, которых тебе не понять!
– А ты пытался объяснить, рассказать?! Может, я и поняла бы тебя! Вполне возможно, что «маленькая Фили» не так уж и глупа! – с упреком в голосе ответила она. – Ты просто жесток, Лео! Эгоистичный и жестокий человек, которого интересует лишь собственная персона! Камни, о которых ты думаешь все время, постепенно превращают в них и тебя, заполняя твое сердце холодным равнодушием! Ты не тот, что был год назад или даже вчера! Лео, ты меняешься с каждым часом, становясь неузнаваемым! – совсем расстроившись, заплакала Филомела.
– Фили, не надо! – тихо произнес он. – Не плачь, прошу тебя! Я так виноват, что вызвал в тебе чувство настолько сильной привязанности к себе!..
– Чувство сильной привязанности?! Лео, не надо так, не надо! – с болью в голосе вскричала девушка. – Я люблю тебя, и ты это знаешь!
Филомела вновь отвернулась, но уже с явным намерением уйти. Леонидас не стал останавливать ее, даже не успев понять, хочет он этого или нет. Юноша просто смотрел на ее все более отдаляющийся силуэт.
Но внезапно что-то нестерпимо защемило у него в груди. Догнав девушку, он схватил ее за руку и сказал:
– Я ночевал на кладбище…
Леонидас лишь смущенно развел руками, когда Филомела посмотрела на него глазами, полными удивления и ужаса. Оставив ее в этом состоянии, он пошел в неизвестном (даже ему самому) направлении.
Глава третья
Слишком требовательное, а порою даже несколько навязчивое поведение девушки настораживало Леонидаса. Юноша был немного раздосадован.
«Неужели так все и должно быть между женщиной и мужчиной? – думал он. – И устраивает ли меня происходящее или же я желаю избавиться от него?.. А что, если на миг представить свою жизнь без Фили? Но об этом мне тоже не хочется думать!.. Так чего я при таком раскладе чувств действительно хочу? Как же сложно все, запутанно!»
Леонидас сел на траву и начал проводить по ее верхушке пальцами, еле касаясь.
«Вот они, краски земного мира! Хорошо, что Боги наделили людей способностью распознавать окружающие их цвета, обделив, однако, некоторых из них внутренним светом! А есть ли в моем мраке Филомела?! Возможно, она бродит где-то там, как заблудшая душа, которую я своей невидимой силой стремлюсь сбить с правильного пути. Было бы честнее отпустить ее на свободу, но я не могу сделать этого, поскольку ощущаю в ней нечто, чего жаждет мое темное сердце! Мне невыносимо не быть честным, и потому признаюсь: как этой робкой траве необходим солнечный свет, чтобы стать привлекательной настолько, дабы у каждого живого существа возникало непреодолимое желание провести по ней рукой, так и мне нужна маленькая Фили, которая больше всего на свете любит драматично объясняться в любви!» – улыбнулся мысленно Леонидас.
Он решил вернуться домой.
Едва подойдя ко двору, юноша заметил, что Филомела, пытливо оглядываясь на дорогу, стоит в переулке, неподалеку от мясной лавки. Леонидас сразу же спрятался за боковой стеной первого дома и начал следить за ней.
Девушка ходила туда-сюда, то и дело приглаживая по привычке волосы. Ощущая ее беспокойство, юноша только решил было подойти к ней, как услышал оклик.
– Филомела, – позвал мясник Алексиус, – здравствуй!
Леонидас решил переждать.
– О, Алексиус, – обернувшись на голос, проговорила девушка, – я совершенно не заметила, что стою у твоей лавки.
– Тебе надобно что-то? Я помогу! Прошу, скажи только, и я сделаю для тебя все, что бы ты ни пожелала! – начал суетиться мясник.
– Я жду Лео… Подумала, может, он решит домой вернуться. Не знаю даже! Но нет, все это напрасно! – строя предположения и колеблясь, с досадой в голосе ответила Филомела.
– Кого? Лео?! Нашего Лео?! – наигранно удивившись, воскликнул Алексиус. – Да брось, Фили, какие у тебя могут быть дела с ним?!
Леонидаса охватило дикое желание схватить мясника за горло и протащить так по всему кварталу. Но он не мог сделать этого при девушке.
– Алексиус! Тот, кого тут дожидались, уже здесь, так что, дружище, ты можешь возвращаться к своим делам! – подойдя к ним, изо всех сил сдерживая гнев, надменно обратился он к мяснику.
– Лео! – подскочив к юноше, радостно воскликнула Филомела. – Ты пришел! Я знала, знала!.. Потому и дожидалась тебя здесь!
– Филомела, как ты себя ведешь?! – возмутившись, обратился к ней Алексиус.
Он едва удержал себя от того, чтобы не вцепиться в руку девушки и не оттащить от Леонидаса.
– Спокойнее, Лекси, что это с тобой?! – остановив его движением руки, холодно проговорил тот. – У тебя что, трудности со слухом? Сказали же, не лезь не в свое дело!
Алексиус побледнел. Он с ненавистью посмотрел юноше в глаза. Леонидас же, дерзко усмехнувшись, взял Филомелу за руку и, резко притянув ее к себе, обнял, совершенно позабыв о том, что подобное поведение в его стране непозволительно по отношению к гречанке, не связанной с ним родственными или же брачными узами.
Филомела, на какой-то миг задержавшись в его объятиях, все же отстранилась от него. Взглянув на юношу, она смущенно улыбнулась, ее круглые щечки раскраснелись. Счастливая девушка, не зная, как вести себя дальше, и ничего более не сказав, быстрыми шагами направилась к своему дому.
Леонидас смотрел ей вслед, совершенно игнорируя присутствие мясника, который, вконец взбесившись, готов был разорвать его на тысячу кусков.
– Как ты можешь так мерзко поступать с ней?! – подойдя вплотную к юноше, гневно проговорил Алексиус.
– Лекси, угомонись, – грубо оттолкнув его от себя, брезгливо поморщился Леонидас, – и ступай к своим тушам, они заждались тебя! Ты кем себя возомнил, что смеешь мне указывать на то, как я должен поступать с Филомелой?! Ты ей кто – брат, отец? Откуда эта… затрудняюсь даже назвать… смелость или же наглость?.. Да, скорее наглость, поскольку смелость присуща разумным людям!
– Ты со мной так не разговаривай, нечестивец! Знаю, видел я таких болтунов, как ты! – скрежеща зубами, сердито вскричал Алексиус. – Разливаешься при наивной девушке подобными хитроумными речами, она и поддается им! Но нет, со мной не пройдет! Я поставлю тебя на место, Леонидас!
– Пошел отсюда вон, Лекси! – нарочито равнодушно, спокойным голосом ответил юноша и, повернувшись, зашагал прочь.
– Не называй меня так, бездельник! Босоногий сумасброд! Куда ты пошел?! Я не закончил еще! – в бешенстве заорал ему вслед мясник. – Ненавижу тебя, оборванец!
Леонидаса все случившееся очень сильно разозлило, хотя он и не подал особенно виду. Юноша понимал, что эмоции Алексиуса – это не что иное, как следствие нежных чувств, которые тот испытывал по отношению к Филомеле.
«Может, все-таки вернуться и хорошенько поколотить этого наглеца, дабы выбить из него всю дурь?!» – подумал было юный скульптор. Однако неотвязное желание утолить вопиющий голод одержало верх, заставив его на какое-то время забыть о влюбленном мяснике и свернуть на агору – местную рыночную площадь.
Дойдя до лавки, где продавались вкусные ячменные лепешки, Леонидас ощутил, как от их свежего манящего аромата у него закружилась голова.
– Эй, паренек! – вдруг услышал он.
Юноша обернулся.
– Помоги мне, – обратился к нему хозяин лавки, – если хочешь заполучить парочку-другую лепешек, да еще и несколько монет в придачу.
– Да, конечно, – растерянно ответил Леонидас. – Что надо делать?
– Все это нужно аккуратно разложить на полках, – пояснил торговец, указав на целую гору лепешек на подмостках, которые совсем недавно были принесены рабами из соседней пекарни, снабжающей бедняков хлебом и лепешками из низкосортной ячменной муки, а зажиточных горожан – дрожжевым пшеничным хлебом.
– Я готов, конечно, помочь, да только подкрепиться мне надобно сначала, – смущаясь, произнес Леонидас. – Ну, чтобы повысить эффективность труда.
– Да бери, конечно же, ешь, – рассмеялся мужчина. – Вот сказал: эффективность труда!
Юноша быстро схватил две лепешки и запихнул их в рот.
– Ты же подавишься так, сынок, не торопись! Вот, запей! – протянув ему гидрию с водой, предложил торговец.
– Благодарю тебя, отец! – залпом выпив содержимое сосуда, ответил Леонидас и сразу же принялся за дело.
– Поел бы еще, – обратился к нему мужчина, но скульптор спешил завершить начатое, ведь ему многое надо было успеть сделать сегодня.
Распределив весь товар на полках, Леонидас вытащил из кармана четыре бронзовые монеты-лепты и протянул их торговцу.
– Что это? – удивился тот.
– Деньги за лепешки, – пожав плечами, промолвил юноша. – Но если этого мало, то вот еще! – покопавшись в другом кармане, он достал еще две монетки.
– Сынок, этого много за те лепешки, что ты взял! Да и зачем же ты тогда помог мне, коль у тебя и так было чем расплатиться? – всплеснув руками, воскликнул мужчина.
– Ты же сам попросил о помощи, отец! – рассмеялся Леонидас.
– Так я же подумал, что у тебя денег нет! – вытаращив глаза, ответил растерявшийся торговец. – А раз есть, чего же ты тогда босым-то ходишь и людей в заблуждение вводишь?!
– Ноги меня о свободе прошлой ночью попросили. Я не мог отказать, ибо каждый день загружаю их тяжестью своего тела. Я многим им обязан, понимаешь? – немного приблизившись к мужчине, словно намереваясь выдать ему чрезвычайной важности секрет, сказал юноша.
– Ноги… попросили? – переспросил тот так же тихо, решив, что ослышался.
– Именно они, – подмигнув ему, прошептал Леонидас.
Он не стал более дожидаться какой-либо реакции от совершенно ошарашенного его ответами торговца и, непроизвольно улыбаясь, продолжил свой путь.
«Почему же все – абсолютно правдивые – изречения обречены на то, чтобы казаться странными?! По какой причине, прежде чем ответить на тот или иной вопрос, человек обязан подумать о том, как воспримут сей ответ окружающие его личности, для которых ничто кроме их собственных рассуждений не кажется в полной степени нормой? Ведь честности в таком случае становится все меньше и меньше! Нет, так дело не пойдет… Кто-то все же должен взяться за столь ответственную задачу: дать свободу не только ногам, но и мыслям!» – рассуждал про себя Леонидас, перед глазами которого все еще стояло нелепое выражение лица бедняги торговца.
Глава четвертая
С тех пор как Леонидас обучился главному делу всей своей жизни, получив нужные знания и навыки по архитектуре и искусству скульптуры у учителя Аристэйоса, он начал метаться среди многочисленных идей и планов.
Вот и сегодня, уже простившись с великим скульптором и выйдя через дверь школы в новый, полный радостных ожиданий день, юноша закрыл глаза и подставил лицо солнцу, намереваясь впитать в себя необходимый заряд энергии от вечного светила. Леонидас улыбнулся и постарался задержать улыбку на лице дольше, чем это полагалось делать живому человеку. Но не прошло и минуты, как юноша заметил, что уголки рта начали дрожать, а радость сменилась нетерпением опустить голову и открыть глаза.
– Вот что не присуще каменным изваяниям! На то они и состоят из вечного, побеждающего время гранита, а мы – из хрупкой плоти, подверженной количеству прожитых лет! Природа, конечно же, знает, что делает, но я разгадаю все ее секреты, потому что влюблен в нее… – мечтательно произнес он вслух.
Сегодня Леонидас спешил посетить святилище Геры, расположенное на подножии горного хребта Эвбеи. Он несколько раз в неделю бегал туда, чтобы оставаться со своими мыслями наедине. Юноша смотрел на изображение богини, вытесанное на стенах храма, и недоумевал: по какой же причине здесь отсутствовала до сих пор ее скульптура?.. Геру он представлял себе настоящей красавицей, с четкими чертами лица и длинными струящимися волосами, которые спадали в реки, текущие по обе стороны от Герейона, воздвигнутого в ее честь.
Одна из рек – Элефтерион Идор – была олицетворением чистоты и непорочности. Ее любили и почитали настолько, что жрицы святилища использовали воду из нее для очищений. Другая, более бурная, несущая в себе потоки негодования и дикого свободолюбивого упрямства – Астерион, – являлась изгнанной Богами с Олимпа из-за своего неусмиримого нрава.
Леонидас почувствовал в себе потребность отдаться объятиям воображаемой богини-матери, чтобы ощутить ее сверхъестественную поддержку, перенять ее божественную мощь для уверенности в уничтожении прошлой жизни, которую он смог бы заменить новой, преисполненной совершенно невероятными и тем самым еще более желанными стремлениями. Он родился заново, обнаружив в себе абсолютно другого человека, способного понять свое предназначение и сделать то, чего от него ожидали Боги Олимпа.
– О Лео, Лео, ты не устал! Тебе всего лишь кажется, что солнце прожигает в данную минуту твои несчастные волосы, а под нею полную огня голову, поэтому думай о конечной цели и не жалуйся! – шутя, пытался подбодрить себя юноша, так как чувствовал неимоверную усталость от жары и еле передвигал ноги.
Если к Зевсу он испытывал глубокое уважение и смиренную любовь, то с Герой дела обстояли иначе. Леонидас не мог найти в череде хаотичных мыслей тот момент, когда стал настолько зависимым от ее тихого присутствия в своей жизни. Покровительница полиса, где он открыл глаза на мир, хотела от него чего-то особенного, и он ощущал это именно той частью своей души, что не давала ему покоя.
Дойдя до храма, юноша остановился, чтобы в сотый раз в его жизни преклонить колени перед двойным шестиколонным преддверием ее обители.
– Гера, богиня, красавица-мать!.. Та, что делает землю Аргоса плодородной, балует его детей изобилием всего того, что могут подарить им небо и земля, здравствуй вечно, как и всегда! Гера, я вновь здесь! Надеюсь, что сегодня ты избавишь меня от муки долга перед собой и тобою! Шепни моему сердцу о сути своего ожидания от грешного, но любимого тобою Леонидаса, ибо только на тех, к кому благоволят боги и люди, и те и другие возлагают сокровенные надежды! – протянув руки к вершине Герейона, прошептал он, боясь, что его может услышать еще кто-то, кроме богини.