– Она сказала, что станет моей женой, придурок! – застонал, приподняв голову Алексиус.
Леонидас сжав пальцы, занес руку у него над лицом, но, задумавшись, на мгновение задержал ее в воздухе. Пламя осознания какого-то мерзкого, прилипшего к его душе подозрения начало жечь ему глаза. Он со всего размаху опустил кулак на лицо противника.
– Ты действительно дурак! – презрительно выговорил юноша и дико рассмеялся.
Алексиус ничего не отвечал.
Светало. Леонидасу ужасно захотелось спать. Вытерев кровь с лица, он побрел домой.
Глава шестая
Кто-то несколько раз произнес его имя.
Еле открыв глаза и вслушавшись в дневной шум, Леонидас понял, что видел сон, которого уже не помнит. Он был разбит. Тело его ныло со всех сторон, напоминая о драке с Алексиусом.
Пощупав лицо, юноша поморщился от боли. Левую щеку раздуло. Голову тяжело было поворачивать. Леонидас привстал, заметив, что лежит на голом полу.
– Мерзкий Лекси!.. Жалкое, ничтожное двуногое существо! – проговорил он с ненавистью.
Юноше показалось, что все вокруг пропиталось запахом гниющего мяса. Его начало тошнить. «Полежу еще немного!» – решил Леонидас, когда в дверь его комнаты осторожно, словно коготками, постучали.
– Я не дома, уходи! – еле слышно проговорил он.
– Лео, пожалуйста, отзовись! Ты в порядке? – послышался голос Филомелы.
– Нет никого здесь! – снова тихо промолвил он.
– Лео, просто отзовись, прошу, чтобы я убедилась, что ты живой! Прошу, Лео, умоляю! Накричи, чтобы я ушла, скажи, что надоела, но произнеси хоть что-нибудь! – не могла угомониться девушка.
После минутной тишины Леонидас уже было подумал облегченно вздохнуть и снова погрузиться в сон, как вдруг пространство его комнаты через щель между дверью и полом заполнили внезапно разразившиеся громкие всхлипывания, заставившие его все же встать на ноги.
Он открыл дверь. Девушка бросилась ему на шею и крепко обняла. Скульптор не сопротивлялся. У него не было сил.
– Угомонись, Фили, отстань! – слабым голосом произнес он. – Но… раз пришла, то должна будешь кое-что прояснить!
Девушка словно не слышала. Она и не думала отпускать его.
– Фили, Фили! – с просьбой в голосе проговорил Леонидас, пытаясь высвободиться из ее объятий.
– Лео, я так испугалась! Вся улица говорит о вашей драке! Он же мог убить тебя, зачем ты полез к нему?! – приложив руки к его лицу, промолвила Филомела со слезами на глазах.
Горячая волна крови внезапно охватила все тело юноши. Руки его задрожали.
– Он?.. Это первое, что пришло тебе в голову, – то, что именно он мог убить меня, а не я – его?! Выходит, ты меня считаешь последним слабаком?! Он же, он… – раскрасневшись, закричал Леонидас, от злости не находя подходящего оскорбления для Алексиуса.
– Лео, ты не так все понял! Я не то хотела сказать… я просто имела в виду, что он жесток и слишком силен! – виновато ответила девушка.
– Фили, уйди! – схватив ее за плечи и сжав их, угрожающе прошептал юноша. – Уходи сейчас же! Не заставляй меня быть грубым с тобой!
Девушка посмотрела ему в глаза. В них было столько обиды и гнева, что она испугалась.
– Отпусти меня, Лео! Пожалуйста, ты причиняешь мне боль… – тихо попросила Филомела, отведя взгляд в сторону.
– По какой причине он считает себя вправе говорить о тебе со мной, защищать тебя от «такого сумасшедшего», как я? С чего это Алексиус решил, что человек, которого ты ждала столько лет, является именно таким?.. Вот теперь, Филомела, ответь мне на эти вопросы! – он смотрел негодующе. – Как может мужчина, которого ты якобы совершенно не знаешь, стоять под моими окнами и вызывать меня на столь личный разговор, да еще требовать от меня объяснений в самой уничижительной форме?!
– Я… я не знаю, Лео! Он… Я ему нравлюсь, может быть… не знаю! – опустив голову, еле слышно сказала девушка.
Стиснув зубы, Леонидас приглушенно зарычал. Ему стало настолько больно, будто сердце его разлетелось на тысячи мелких кусочков. В ужасе Филомела попятилась от юноши к двери.
– Вот! То, что есть! Знал же!.. Знал, что ты точно так вот ответишь! Выходит, что днем, когда меня нет, ты кокетничаешь с ним, а по ночам бегаешь сюда? Значит, выросла девочка Филомела?! Если уж надумала играть в нежные чувства с двумя мужчинами сразу, точно выросла! – все больше распалялся Леонидас.
– Нет, Лео, нет! Я не понимаю даже, о чем ты! Алексиус… он, он… – не могла найти себе оправдания Филомела. – Ты несправедлив ко мне, Лео! – схватившись за голову, от безысходности зарыдала она.
– Алексиуса ты считаешь настолько сильным, что боишься за мою жизнь?! Ты сошла с ума?! Да?! Сошла с ума?! Да еще хвалишься тем, что он к тебе неравнодушен?! Думаешь, Филомела, что это все нормально для меня? Что я не рассержусь, что у меня нет чувства достоинства и ни капли гордости?! – не обращая внимания на ее рыдания, продолжал громко возмущаться Леонидас. – Уходи, Филомела… быстрее, пока я окончательно не потерял голову! Ты… ты выводишь меня из себя своими словами!
– Нет, я не уйду! – сквозь слезы упрямо возразила девушка. – Ты бросишь меня и больше никогда не станешь даже здороваться со мной, я знаю тебя! Потому буду стоять в этой комнате, пока ты не поймешь, что я ни в чем не виновата!
Леонидас осознавал, что начинает терять точку опоры, которая сдерживала его от полного погружения в мир грез, позволяющих ему видеть жизнь там, где ее не видел никто, кроме него; где скрывалась настоящая правда, которую невозможно было выдумать, – та, что никогда не стала бы служить и могла быть лишь только правдой. В последний раз он собрался с силами, чтобы закончить разговор, ставший для него настоящей пыткой.
– Слушай, Фили, – промолвил он, стараясь придать своему голосу как можно больше убедительности, – я не питаю к тебе нежных чувств, ну… того, что ты хотела бы получить от меня взамен своей любви. Я не смогу – пойми это, наконец, и забудь! Забудь обо всем, что связано со мной!
– Поэтому ты назвал меня своей возлюбленной при Алексиусе?.. Как ты можешь после этого утверждать, что не испытываешь ко мне никаких чувств?! Да в тебе сейчас говорит лишь злость, поэтому я просто подожду, Лео! – рассердилась Филомела.
Он не понял сначала. Леонидас не поверил в то, что действительно услышал от нее, – от девушки, которую начал любить всей своей сумасбродной душой. Это стало для него решающим ударом.
– Ты слышишь меня, Лео?! Только не говори, что такого тоже не было! – нерешительно продолжила Филомела, удивленно смотря на него и не понимая, по какой причине он молчит.
Леонидас отвернулся и подошел к окну. Ему не хватало воздуха, тело пробирала мелкая потная дрожь, но он верил, что небо поможет ему. Юному скульптору необходимо было пережить очередной конец своей мирской жизни, заставив себя отказаться от бытия еще одного человека, заставляющего его сердце трепетать радостным чувством.
Филомела не дождалась ответа, но ощутила сердцем: что-то с возлюбленным не так. Подбежав ближе, она схватила его за руку, намереваясь высказать все, что накопилось в ее душе, но тут же поняла, что совершила самую большую ошибку в своей жизни. Девушка побледнела и затряслась.
Леонидас лишь горько усмехнулся.
– Сначала ты побывала у него, как я понял?! Кинулась со всех ног к Алексиусу, чтобы убедиться в том, все ли с ним в порядке! – покачав головой, повернулся он к ней.
– Нет! Нет! Всё не так, как ты подумал! Я хотела потребовать у него ответа за то, что он подрался с тобой, Лео! – плача, пыталась оправдаться она. – Пожалуйста, прости меня, если считаешь это ошибкой!
– Филомела, ты еще слишком мала для всего того, что закрутила вокруг себя! Даже не думай продолжать объясняться! Я не раз замечал твое благосклонное отношение к нему! Возможно, ты и сама не до конца понимаешь сути своих поступков, так я тебе все разъясню! Ты сомневаешься во мне больше, чем в нем! Только вот я этого никогда не пойму! Как, когда и чем Алексиус завоевал твое безграничное доверие?! – закричал Леонидас.
– З амолчи, Лео, не продолжай! Молю тебя, одумайся и замолчи! Все не так, не так! – схватившись за волосы, плача и дрожа от пробирающей ее насквозь правды, отрицала девушка.
– Неправ?.. Несправедлив?.. Перестань, Филомела! – постарался уже более спокойно изъясняться Леонидас. – Если все не так, как ты утверждаешь, значит, тебе просто нравится быть в центре внимания и хочется ощущать восхищение со стороны мужчин! Но во мне ты ошиблась. Вся эта грязь… это не про меня! Алексиус – ничтожество, он не слишком достойная пара для тебя, – юноша остановился, чтобы вдохнуть воздуха, – но это, конечно же, твой выбор. Теперь же, когда я надеюсь, что смог донести до тебя истинную суть твоих, именно твоих чувств, – указал он на нее пальцем, – оставь меня одного. Я не создан для тех отношений, которые нужны тебе, пойми это навсегда! Для меня только одно имеет настоящую ценность – это моя работа! Ты же ничего не значишь!.. Да. Только так…
Таким хладнокровным и невозмутимым Филомела видела Леонидаса впервые. Вконец растерянная девушка не могла сдвинуться с места. Она поняла, что уже не сможет ничего исправить. Возможно потом, когда-нибудь… но точно не сегодня.
Леонидас же, не спеша взяв кусок угля, сел на пол и начал чертить. Юноша старался вести себя так, будто присутствие девушки его уже никак не смущало.
Все так же плача, Филомела с трудом пересилила себя и вышла. Она хотела закрыть за собой дверь, но почувствовав, как что-то кольнуло в груди, девушка оставила ее приоткрытой. «Нет, я не уйду из его мира! Никто, ничто не сможет разделить нас!» – отчаянно пронеслось в ее юной голове.
Леонидас отбросил уголь и прикрыл уши руками, чтобы не слышать звук ее быстро удаляющихся шажков.
Ему тяжело было оставаться сегодня дома. Набросив на плечи хитон, юноша вышел. Стараясь пройти по улице как можно незаметнее, он накинул капюшон.
Юный скульптор спешил туда, где смог бы остаться совсем один и не слышать ничего, кроме собственного дыхания и тихого перешептывания мыслей…
Глава седьмая
Следуя за легким летним ветерком во всеобъемлющей страсти яркой пестрой жары, он пришел туда же…
Сев между надгробьями, Леонидас схватился за голову. Что-то было в ней и, увеличиваясь, не умещалось уже во всем его сознании. Оно – неимоверно быстро возрастающее, заполняющее, заставляющее терять сознание – убивало, проникая подобно яду в центр сплетения всех эмоций.
Он закрыл глаза и почувствовал дуновение воздуха на лице. Солнце же согрело его тело своей любовью. Юноша зарыдал – тихо, в душе. Он снова ощущал свое одиночество в огромном, непонятном, не принимающем его мире, где ему так тяжело было оставаться. Он плакал, понимая, осознавая свою гибель!..
«На что ты надеялся, о чем думал? Тебя невозможно любить! Довольно вести себя подобно обделенному материнской заботой ребенку, каковым ты на самом деле и являешься! – отчитывал он себя в душе. – Прекрати, наконец! Ты должен возродиться вновь, совершенно другим, абсолютно непохожим на прежнего себя! Именно с этого дня ты избавишься от всех тех чувств, что не дают тебе сосредоточиться и достичь своей главной цели – понять природу Богов Олимпа!»
Леонидас провел на кладбище весь день. Много раз пытаясь встать и уйти, но не находя в себе достаточно мужества, чтобы вернуться в мир живых людей, он заново садился на землю…
С наступлением сумерек юноша все же поднялся и побрел к выходу. Его не пугал ни странный шорох, ни неожиданные одинокие звуки, доносившиеся то над его головой, то под ногами. Он стал своим среди невидимых теней неуловимого мира, которые звали его, удерживали рядом, цепляясь за него прожигающей ледяной любовью.
Дома Леонидас решил начертать хотя бы приблизительный эскиз скульптуры, которую собирался создать. «Нет, с лица начинать нельзя. Сначала нужно попробовать провести близкие к идеалу пропорции тела. У богини не может быть изъянов, присущих простым смертным женщинам!» – пришел к выводу юноша. Он проводил углем по прогнившим деревянным дощечкам, местами провалившимся, но, несмотря на захудалость, все-таки служившим ему идеальным рабочим местом. Здесь каждая из его мыслей обретала силу жизни…
Юноша не видел, что чертил. Перед его глазами пестрили радостью и светом черты лица прекрасной женщины, которая протягивала к нему руки. Ее глаза улыбались ему, зовя к себе. Леонидас старался не терять тонкую грань между реальностью и миром фантазии, которая была необходима ему для дальнейшего существования, ведь с ее помощью он находил силы, чтобы утихомирить и подавить переполняющую его боль.
Порой юному скульптору не терпелось избавиться от причиняющих ему страданий чувств – но это было невозможно по простой причине: то, что вызывало их, было сильнее всего, что смогла бы вместить в себя человеческая душа. Оно сидело в самых ее дебрях и не желало оттуда вылезать.
Одно Леонидас осознавал ясно: именно переплавив силу своей внутренней боли в единое, непоколебимое стремление творить, он сможет преобразить ее, заставив превратиться в то, что смогут понять и другие люди. С каждым новым штрихом он менял свое представление о том, чего хочет… но все это было не тем, чего он ожидал от себя. Юноше не нравилось его сегодняшнее ви́дение прекрасного, творчество не находило себе места ни в голове, ни в сердце скульптора этим вечером. Другие – темные, сомнительные размышления сводили его с правильного направления, путая в мрачном лабиринте двояких желаний.
«Надо отбросить все переживания – скорее, дальше! Уничтожить их!.. Какой же формулой мне необходимо руководствоваться, чтобы упорядочить мысли и думать только о том, как создать на Земле тебя, Гера?!» – не раз обращался за эту ночь к небесам юный скульптор.
– Помоги мне забыть эту девушку и думать только о тебе, великая богиня Олимпа! О Гера, она не может быть сильнее тебя! То, что Филомела заставила меня увидеть себя попрошайкой, жалким, падким до мельчайшей частицы любви неудачником, не может уйти из моей души, не оставив там следа! Так почему же я не могу возненавидеть ее?! – взвыл Леонидас, когда его рука в очередной раз пошла совершенно в ином направлении, чем он планировал.
«Нет, так дело не пойдет, мне нужно съехать отсюда, чтобы забыться. Я должен опустошить свою голову, нацелиться на главное!» – пришел он к заключительному выводу. Решение сменить жилье подало ему надежду. Казалось, он нашел маленькую лазейку, ведущую к свободе…
Недолго думая, Леонидас стал собирать вещи для безотлагательного переезда. Сложив в мешок все фигурки из глины, сдаваемые им на продажу на агоре, он аккуратно положил его в угол. Остальные вещи легко уместились в холщовой сумке.
– Прощай, прошлая жизнь! Прощай, прежний Лео! – обратился к себе юноша и, достав монеты, которые выручил неделю назад за проданные статуэтки, выделил часть, необходимую за аренду комнаты на месяц вперед.
Оставив мешок и сумку на первом этаже возле двери, он поднялся наверх, где проживал хозяин дома кириос Дамианос со своей женой кирией Гестией и сыновьями – Павлосом, Таддеусом и Эсдрасом. Юноша тихонько постучал в дверь, боясь разбудить детей. Было довольно поздно, владельцы дома, по всей видимости, уже спали. Немного подождав, Леонидас постучал еще, на этот раз громче и продолжительнее.
– Кто это? – послышался из комнаты женский голос.
– Один из арендаторов! Лео! – ответил юноша.
Через две-три минуты дверь приоткрылась. Из-за нее показалась заспанная супруга хозяина с лампадкой в руке.
– Что случилось? – удивленно спросила кириа Гестия.
– Я решил освободить комнату и потому принес деньги. Вот, здесь за несколько месяцев! – ответил он, протянув ей плату.