– Не волнуйся, Магнус, ведь он еще носит буллу, – вступился кто-то из гостей за Альбина. – Если бы он был полноправный гражданин Рима, он не сказал бы этого.
Но Магнус велел сыну оставить триклиниум, а вечером сделал ему строгий выговор:
– Если ты еще раз скажешь что-либо подобное о христианах, то я прикажу тебя наказать. Так и знай.
Альбин повернулся и молча вышел. Тораний, знавший о происшедшем, шепнул ему: «Крепись и мужайся, господин. Все христиане гонимы. Но и в этом наше счастье. За малые, временные страдания за нашу веру и за Христа мы получаем вечное Небесное Царство».
– Я верю этому, – просто ответил Альбин.
А через несколько времени состоялось крещение Альбина в доме Гиспаниллы. Сердце мальчика было полно невыразимого духовного восторга. Только теперь он понял, чтó такое учение Христа и что дает оно своим последователям еще в земной жизни.
Он ликовал и веселился. Он готов был хоть сейчас же принять смерть за Христа или положить жизнь свою за братьев-христиан…
Луч вечного света блеснул перед ним, окончательно разогнав языческую тьму и мрак.
«О, слава Тебе, Христе Боже наш, слава Тебе!» – только и мог шептать Альбин, выходя из купели.
На прощание пресвитер положил ему руки на голову и ласково, но твердо и убедительно сказал:
– Сын мой, не изменяй Господу и будь верен Ему и при испытаниях! Если постигнет тебя гонение – молись Христу о терпении. Если встретишь смерть лицом к лицу, будь мужествен и не страшись, в награду ты наследуешь вечное блаженство, вечную радость в Царстве Христа. Да благословит тебя Христос, просветит тебя светом Своего учения.
Альбин поцеловал руку пресвитера, простился со всеми братским поцелуем и смело отправился в сопровождении верного Торания домой.
В доме все спали, не зная о совершившейся перемене. Только одна Домицилла бодрствовала и ждала с нетерпением брата. Она знала все…
Когда Альбин вошел в ее комнату, она беззвучно упала к нему на грудь, и тихо заплакала от избытка чувств, и спросила Альбина:
– Счастлив ли ты, Альбин?
– Большего счастья мне не нужно, – проговорил он, крепко прижимая к себе сестру.
8
Теперь для Альбина настала совершенно иная жизнь. Все старое язычество отошло куда-то далеко, точно его и не было. Христианство предъявляло новые требования, новые запросы.
Но вера Альбина не могла быть скрыта на долгое время. Это отлично понимали и он сам, и Домицилла.
– Боюсь я за тебя, – часто говорила девочка.
– Не бойся!
– Ах, все-таки страшно. Что скажет отец, когда узнает? Ведь тебя могут…
Она в страхе не договорила.
– Что могут? Убить?
– Да.
– Я этого не боюсь! За Христа рад пострадать. Ну и пусть убьют. А за эти краткие мучения мне будет великая от Христа награда.
– Ах, Альбин, как бы я желала быть христианкой.
Альбин задумался:
– Это пока сделать мудрено. Где ты можешь принять крещение, ведь тебя никуда не выпускают? Потерпи немного, быть может, мы что-нибудь и придумаем. А пока верь в душе и надейся, что рано или поздно, но Господь просветит тебя Своим светом, как Он просветил и меня.
Домицилла на этом успокоилась. Но она страшно тревожилась за брата, за его будущее.
События не замедлили себя ждать.
Приближался день, в который Альбин должен был снять буллу и надеть тогу. Этот день был всегда знаменательным в жизни каждого римского мальчика. Сначала мальчик приносил жертву домашним богам, затем отец надевал на него тогу, и тогда все шли в храм приносить жертву богам там, а потом уже дома устраивалось празднество, в котором участвовали все родственники и знакомые.
Кассий Магнус желал этот день обставить насколько возможно торжественнее. Были выбраны лучшие жертвенные животные, повара должны были показать все свое искусство в устройстве обеда. Альбин понимал, что скоро должно выясниться все. Если до сих пор ему так или иначе, под тем или иным предлогом удавалось уклониться от посещения языческих храмов, то теперь о таком уклонении не могло быть и речи. Нужно было объявить отцу всю правду.
И он решился это сделать до наступления торжественного дня, чтобы избежать лишней огласки.
– Отец, через два дня ты наденешь на меня тогу? – не без волнения спросил Альбин, оставшись наедине с отцом.
– Да, сын мой, ты доживешь до радостного для тебя дня. Ты будешь римским гражданином и снимешь знак своего детства – буллу. И ты, надеюсь, рад этому? Не правда ли? Но что с тобой, Альбин? На твоем лице я читаю смущение. Какая этому причина? И Магнус пристально посмотрел на сына. Вместо прямого ответа Альбин, в свою очередь, спросил:
– Скажи мне, отец, я непременно должен идти в храм и принести жертву богам?
– Да, должен. Но к чему этот лишний вопрос? Ты и сам знаешь, что нужно возблагодарить богов. А в чем дело?
Альбин смело посмотрел отцу в глаза и сказал:
– Отец мой, я не могу приносить жертвы богам.
Магнус мгновенно вскочил со своего ложа и изумленно смотрел на сына:
– Что я слышу? Что ты говоришь? Ты отказываешься идти в храм? Почему же?
– Потому что я христианин.
Магнус как ошпаренный отскочил назад. Его глаза округлились и готовы были совсем вылезти из своих орбит. Лицо покрылось смертельной бледностью. Он несколько мгновений стоял неподвижно, не доверяя собственным ушам.
– Повтори, что ты сказал?
– Отец мой, если хочешь, я повторю. Да, я христианин.
Магнус с проклятиями схватился за голову.
– Этого не может быть! – закричал он. – Скажи, что это неправда. О, боги, ты с ума сошел.
– О, нет! Отец мой, я только теперь узнал настоящий разум, только теперь узнал Истину.
Магнус замахнулся на сына:
– Замолчи, или я убью тебя на месте!
– Убей, отец. Смерти я не боюсь: смерть за Христа для нас желанна.
– Да, я вижу, что ты не в своем уме и какие-то христиане тебя околдовали. Это позор, несчастье!
Яростный, вне себя, он подскочил к сыну и схватил его за плечо.
– Сейчас же говори, презренный, где и у кого ты познакомился с христианами? Слышишь, сейчас же мне отвечай! Или, клянусь богами, я отрекусь от тебя и отдам тебя властям! Я не хочу иметь сыном изменника религии и противника императора! Ну, говори же скорее!
Альбин молчал и внутренне молился лишь об укреплении духа. Магнус тряс его, скрежеща зубами, топал ногами и кричал:
– Говори, негодный мальчишка, где ты познакомился с этой ужасной сектой? Ты молчишь? Молчишь…
Вдруг штора в таблинум распахнулась и в комнату смело вошел Тораний. Он приблизился к Магнусу и движением руки отстранил Альбина.
– Как ты смеешь? – вскричал на него Магнус.
Но Тораний спокойно ответил:
– Благородный Магнус, обрати весь свой гнев на меня, а не на сына. Благодаря мне он узнал христианство. Я виновник его обращения.
– Тораний, зачем ты говоришь это? – умоляюще простонал Альбин.
Магнус чуть не захлебнулся от ярости:
– Ты посмел обратить моего сына в христианство! Ах ты, презренная тварь!
Он подскочил к Торанию, ударил его кулаком по лицу. Раб слегка пошатнулся. Из носа хлынула кровь.
– Отец, пощади! – прошептал в ужасе Альбин.
– Молчать! И ты говоришь о какой-то пощаде!
– Да простит тебя Христос! – проговорил Тораний, опускаясь перед Магнусом на колени.
Но Магнус ударил его ногой и закричал:
– Эй, рабы! Сюда! Живо!
На крик сбежались бледные, трепещущие рабы.
– Возьмите этого презренного негодяя отсюда, дать ему сейчас же пятьдесят плетей. А завтра распять на Апиевой дороге. Слышите? Поворачивайтесь быстрее! Тот, кто вздумает защитить Торания, получит сто плетей! Вон с глаз моих!
Магнус весь дрожал от бешенства и чуть не разорвал свою тунику. Рабы догадались, в чем дело. Некоторые успели уже подслушать всю эту сцену. Торания увели. Альбин все время стоял в стороне. Сердце его сильно колотилось. Он всеми силами старался не показать трусости и робости. «Я должен быть готов ко всему. Нужно за Христа и пострадать», – думал он, ожидая крупных неприятностей.
Когда рабы удалились, Магнус подошел к Альбину и сурово проговорил:
– Слушай, что я скажу тебе. Тебя совратил этот негодный Тораний, он получил за это то, что заслужил. Завтра же он будет болтаться на кресте. А от тебя я требую, чтобы ты отрекся от Христа и принес жертвы богам.
– Отец, это для меня невозможно. Во всем я послушаюсь тебя, кроме этого.
– Ты должен послушаться, иначе я отрекусь от тебя. И тогда мне будет решительно все равно, что тебя постигнет, хотя бы судьба Торания. Понял?
– Я знаю это. Я готов ко всему.
– И к смерти?
– Да, и к смерти за Иисуса!
Магнус пришел в бешенство:
– Я убью тебя своими руками!
– Убивай, отец. Это в твоей власти. Я ношу еще буллу.
– Отрекись!
– Не могу.
Магнус с такой силой толкнул сына, что тот потерял равновесие и упал. И в этот момент вбежала Агриппина, которой донесли, что в таблинуме совершается какая-то ужасная сцена.
– Это что такое? – всплеснула она руками при виде сына, поднимающегося с пола.
– Боги нас покарали! – ответил ей Магнус.
– Что такое?!
Магнус подошел к ней вплотную и грубо проговорил:
– У нас нет больше сына.
Агриппина даже отшатнулась:
– Как нет? Что это значит? Что случилось?
– Альбин – христианин!
Агриппина помертвела.
– Христианин? Мой сын – христианин? Это ложь! – вскричала она.
– Если бы это была ложь! – ответил ей Магнус.
Агриппина стремительно бросилась к сыну:
– О, Альбин! Правда ли это? Я отказываюсь верить! Скажи, что это неправда! Умоляю тебя, скажи!
На лице ее было написано страшное горе. Слезы градом хлынули из ее глаз.
– Да, мама, я христианин. Об этом заявляю твердо и решительно. И от Христа я не отрекусь.
Но Магнус бешено топнул ногой:
– Замолчи! Ты одумаешься, иначе смерть тебе! Среди Магнусов не должно быть презренного христианина!
Агриппина, выслушав такой грозный окрик, в глубоком обмороке рухнула на пол.
9
Альбин бросился отыскивать сестру. Домицилла сидела в одной отдаленной комнате и занималась рисованием. В виде модели перед ней стояла прекрасная коринфская38 ваза.
– Домицилла, все открылось, – сразу объявил он.
Девочка в испуге вскочила, краски упали на пол.
– Что открылось?
– Что я христианин.
Домицилла даже похолодела. С ее лица сбежал румянец. Она в ужасе всплеснула руками:
– Но как узнали? Ты сам сознался?
– Я должен был сознаться.
И Альбин рассказал все происшедшее. Домицилла разрыдалась:
– Что же теперь с тобой будет? Что с тобой сделает отец? О, какое несчастье!
– Никакого несчастья, Домицилла, нет. Рано или поздно отец должен был все узнать. Пусть лучше скорее, чем оставаться в неизвестности.
– Ах, я не знаю, что будет со мною, если… – она не докончила.
– Что? Если меня убьют?
– Да.
– Одно скажу: не горюй и обратись ко Христу. Он тебя утешит. А больше никто утешить не может.
Магнус в это время в величайшей тревоге шагал по перистилю. Разыгрался, по его понятию, настоящий скандал. Что скажут римляне? Как посмотрят на это событие? А если донесут самому Марку Аврелию? Могут выйти крупные неприятности: изволь-ка там, отец, оправдываться и вывертываться. Как замять это дело, пока оно еще не получило огласки? И Магнус, не долго думая, решил отправить сына к своей сестре в Сицилию. Сестра – строгая женщина, чтящая богов, и она сумеет вытравить христианство из головы Альбина. Мальчишка поддался влиянию раба, и больше ничего. «Да, да, это лучший исход», – думал Магнус.
Он немедленно же сообщил о своем решении Агриппине. Решено было ехать завтра же. Начались деятельные приготовления к отъезду. Альбину отец сказал в двух словах о своем решении:
– Собирайся в путь! Завтра ты с матерью едешь к тетке в Сицилию.
Повернулся и ушел. Альбин глубоко задумался с тревогой о будущем. Ему была ясна цель этой поездки: отец желал избежать огласки и надеялся, что там, в Сицилии, у строгой тетушки, он забудет о своем новом учении. Но разве он может забыть? Может ли он изменить своей вере? О, нет. Этого никогда не будет. Отречься от христианства невозможно, вернуться к прежним богам – верх безумия. Но что же делать в этом случае? Альбин схватил себя за голову и замер от наплыва разных чувств. А решиться на что-нибудь нужно было сейчас. Завтра он может оказаться на дороге в Сицилию, а там мало ли что может с ним случиться? В это время в комнату вошла Маспеция.
– Слышала все, няня?
Та заплакала:
– Все знаю, но не изменяй нашему Спасителю. Он дороже всего.
– Я и не думаю…
– Завтра тебя отправят в Сицилию.
– Знаю.
Маспеция тяжело вздохнула.
– Иди к матери, она тебя зовет.
На юном лице Альбина показалось мучительное выражение.
– Я знаю, зачем она меня зовет. Будет убеждать отказаться от веры. Но это бесполезный труд.
– Иди, Альбин. И да укрепит тебя Господь.
Альбин знал, что ему придется вынести много бурь от своих домашних. Он знал, что его будут уговаривать, ему будут даже грозить. Но он был готов ко всему; вера в Иисуса Христа звала к подвигу, к борьбе, к страданиям.
Агриппина лежала разбитая, больная. При виде входящего сына она дала знак рабыням, чтобы ее оставили. Рабыни удалились тихо. Агриппина приподнялась и устремила грустный взгляд на сына:
– Альбин, что ты сделал со мной? Зачем ты изменил нашим богам?
Альбин подошел к матери, схватил ее руки и поцеловал.
– Не осуждай меня, мама! Я сделал то, что должен был сделать. Я нашел истинный Свет и пришел к нему.
– О каком свете ты говоришь?
– Я говорю о свете христианском, об истине, которая составляет основу моей веры.
– А наши боги? Ты забыл о них?
– Их, мама, не существует.
– Как нет? Неужели тебе хочется навлечь на себя гнев богов?
– Богов нет, а есть лишь истинный Бог, Творец неба и земли Господь наш Иисус Христос. Все ваши боги ложны. Вот в чем заключается свет христианства.
Агриппина смотрела изумленно на вдохновенное лицо сына. Она не узнавала его. Где был прежний тихий мальчик, который во всем слушался родителей? А теперь он тоном, не допускающим возражения, говорил так твердо и энергично, точно его подменили.
– Альбин, я не узнаю тебя! Что это значит? Неужели для тебя какая-то изуверская секта дороже, чем я с отцом? Я отказываюсь этому верить.
– О, мама! Тебе не понять меня. Ты только тогда услышала бы меня, когда сама обратилась бы ко Христу.
– Замолчи! Оставь свои речи! – вскричала Агриппина. – И слушать я тебя не хочу! Я требую от тебя, чтобы ты бросил все свои безумные мысли! Слышишь, требую! И знай, что за ослушание ты можешь жестоко поплатиться. Ты знаешь, как поступят с Торанием?
– Да укрепит его Господь!
– В таком случае, ты должен знать, что если власти узнают о тебе, то тебя может ожидать очень печальная участь. И мы будем совершенно бессильными тебе помочь.
– О, мама, я знаю, что всех христиан гонят и мучают. Я готов ко всему. Иисус за нас пострадал, отчего и нам не пострадать за Него?
– Проклятие этому Торанию! – закричала со злобой Агриппина. – Это он тебя свел с ненавистной Риму сектой! Уйди теперь от меня!
Юноша молча поцеловал руку матери и вышел.
10
Альбин понял, что оставаться ему под родительским кровом невозможно. Нужно идти к своим братьям по духу, по вере и с ними нести общий тяжелый крест.
Первым делом при наступлении ночи он направился к Торанию, который накануне был подвергнут безжалостному бичеванию. Устроить эту встречу было нелегко. Но при участии Маспеции ему удалось проникнуть к смертельно израненному рабу. Тораний очень обрадовался Альбину, он позабыл свою боль и едва приподнялся со своего ложа.
– О, как я рад тебя увидеть, господин мой! Да благословит Господь твой приход!
– Тораний, ты из-за меня страдаешь.
– Не говори так, Альбин, мы не язычники. Разве не радостно пострадать за веру! Я должен хвалить и благодарить своего Искупителя, Который даровал мне счастье перенести за Него бичевание.
– Мне жаль тебя, Тораний! Ты явился моим вторым и лучшим отцом.
Альбин склонился к рабу, припал на его окровавленное плечо и заплакал. В комнате несколько мгновений царило молчание. Слышалось только всхлипывание Альбина.