«Дорогой Юморист! Очень хотелось бы с Вами пообщаться, мне катастрофически не хватает вашего оптимизма, неудачи и проблемы просто вгоняют в тоску. Научите меня смотреть на жизнь по – другому, как Вы».
«Добрый день, Юморист! Поделитесь своим секретом, как в этой жизни не потерять веру в людей, как научиться видеть в них хорошее, если они показывают только плохое?»
«Юморист, где вы берете темы для своих веселых рассказов, вы, наверное, живете в каком – то другом мире?»
Он никогда не отвечал. Все, что он хотел сказать людям, он говорил через свое творчество.
Темный осенний вечер, немолодой человек в серой куртке и серой кепке вышел на прогулку. Его печальную фигуру можно было наблюдать каждый вечер в одно и то – же время, в любую погоду. Соседи между собой называли его Отшельником за необщительный характер и одинокий образ жизни. Никто не знал, была ли у него когда – нибудь семья, друзья и родственники. Он давно жил один.
Пошел мелкий осенний дождь, редкие прохожие раскрыли зонты. Но человек в кепке, казалось, не замечал холодных капель, взгляд его был устремлен куда – то внутрь себя. Он жил в своем мире, в мире грез и фантазий, где все было не так, как в реальной жизни. Там не было тоски и одиночества, там он оставался молодым и веселым. Там не было нелепой фразы: «Мы не подходим друг другу», после которой началась другая жизнь. Казалось, что впереди ждет что – то большее, лучшее… Но, оказалось, что лучшее он добровольно оставил позади. Он прокрутил в голове тысячу вариантов своей жизни, тысячу вариантов, как стать счастливым. Он знал, как нужно было поступить, он понял все ошибки, он мог найти достойный выход из любой ситуации. Но себе помочь он уже не мог. Он хотел научить этому людей, научить делать правильный выбор, просить прощения, прощать, признавать свои ошибки вовремя и исправлять их пока не поздно. Он делал это талантливо, легко, с улыбкой. Никаких поучений и наставлений не было, автор говорил о серьезных вещах с юмором, с шуткой, а читатели сами делали правильные выводы. Так Юморист сочинял свои веселые рассказы.
Вика и Ника
Наталия Варская
С утра пораньше позвонила Вика. Мы с ней дружили с институтских времён. Сокурсники часто называли Викторию Виктором, так как она любила спортивный стиль в одежде, носила мальчишескую стрижку и никто ни разу не видел её в платье.
Наш возраст неумолимо приближался к сорока, я побывала замужем, развелась, дочери скоро восемнадцать. А Вика оставалась своим парнем в доску, с ней дружили, но замуж не звали. И вот недавно с подругой стали происходить удивительные перемены: в её гардеробе появились кофточки с мишутками, зайчиками и рюшечками. Все это смотрелось комично и казалось, что над рюшечками ярким пятном торчит мужественное лицо индейца в исполнении Гойко Митича.
Вика, тараторя, сообщила, что срочно необходимо встретиться – есть новости. Понятно! Снова будет рассказывать о своем романе с начальником.
Мы встретились с Викой в кафе.
– Ника, наш роман развивается бурными темпами. В среду иду я по коридору, а навстречу мне Полевой, – Вика всегда называла начальника по фамилии. Ну – и? – спросила я.
– И сказал: Здравствуйте, Виктория Сергеевна!
Да! Обалденный знак внимания!
– А вчера у него машина сломалась и мы вместе к метро пошли. Когда надо было на пересадку расходиться, он прямо побежал без оглядки. Значит нравлюсь я ему! Стесняется!
Я давно поняла, что роман существует только в Викиной голове, а начальник от неё попросту бегает.
– Ника, у меня к тебе просьба: встреться с ним, разведай о его намерениях. А то со мной он робеет и говорит только о работе. Как я не отнекивалась, переубедить Вику было невозможно.
Позвонила я, как дура, этому Полевому, встретились в кафе. Как я и предполагала, о романе начальник Вики был не в курсе, но оказался человеком деликатным и отзывчивым. Он предложил премировать Вику путёвкой на курорт, глядишь, отдохнет, отвлечётся.
Вике я сказала правду:
– Полевой не вариант.
– Ясно, ты сама в него втюрилась! Подруга называется! Так вот, чтоб ты знала: он отправляет меня на курорт и наверняка сам следом туда примчится!
Ох, Вика, Вика! Через неделю подруга отбыла на отдых. Полевой звонил мне каждый день, якобы, порассуждать о дальнейшей стратегии помощи Вике, но вскоре сознался, что влюбился в меня с первого взгляда. Мне он тоже был очень симпатичен.
Меня мучила совесть и я с содроганием ждала возврашения подруги и объяснения с ней.
Встретились в кафе. Вику было не узнать: зайчики исчезли, появилась забытая «косуха», а глаза просто светились счастьем. Запинаясь, я начала было рассказывать, что встречаюсь с Полевым, но Вика меня прервала:
– Да не напрягайся ты! Я ж сразу заметила, что ты в него втюрилась. Но это не важно. И подруга поведала мне историю, как познакомилась в самолёте с мужчиной; как выяснилось, что оба они любят мотоциклы; как вместе отдыхали и как полюбили друг друга. Причём, этому мужчине совершенно не нравились рюшечки и зайчики.
Теперь мы дружим семьями.
Я – Ника, она – Вика, и с этими победными именами мы идем по жизни радостно. А иначе и быть не могло!
Критик слышит запах
Наталия Варская
В маленькой пятиметровой кухне за столом покрытым старой, потёртой клеёнкой сидела женщина в домашнем стареньком костюме. Перед женщиной лежал планшет. Этот планшет, а вернее то, что было в нём, составляло весь смысл существования дамы. Дама считала себя литературным критиком.
А что? Высшее гуманитарное образование – есть, начитанность – присутствует, свободного времени хоть отбавляй, как у многих пенсионеров.
Звали женщину Инной Викторовной, но в интернете она значилась Лит, от слова литература.
Инна Викторовна без устали читала работы авторов в различных поэтических и писательских группах и писала колкие, острые, жёсткие комментарии:
– Чудовищно! Эта рифма даже не приблизительная, это вообще не рифма! Вы вообще в школе учились?
– Что за дикие метафоры? Вы вообще читали Есенина, Бродского, Ахматову? Наверняка, не читали, иначе бы поняли, что вам заниматься поэзией противопоказано!
– Какие беспомощные строки! Пятилетний ребёнок напишет лучше.
Лит знали многие авторы, кто-то вступал с ней в полемику, кто-то расстраивался и не мог больше ничего сочинять, кто-то отвечал грубостью, кто-то молчал.
Лит безошибочно находила своих жертв и критиковала не всех. Женщина, будто чувствовала запах неуверенности, ранимости, комплексов и как вампир впивалась именно в тех, кто мог отреагировать особенно болезненно. Тогда Лит свою жертву не отпускала, комментировала все произведения, разбирала по косточкам.
Особенное удовлетворение приносила окончательная победа – исчезновение автора из группы. И тогда лицо Лит розовело, она даже улыбалась и превращалась в Инну Викторовну, пожилую женщину на пенсии, которая любит пить чай с печеньем и конфетами в своей маленькой пятиметровой кухне за столом, покрытым старой, потёртой клеёнкой.
Дедушка – таксист
Наталия Сычкова
Быть студенткой – заочницей когда тебе давно не семнадцать, удовольствие сомнительное. Приходится жить в чужом городе, сдавать зачеты и экзамены – кошмар из моей юности. Но вот первый курс окончен, экзамены сданы, и я радостная тащилась с тремя сумками на автовокзал. Дело было вечером, автобусов уже не было, один выход – такси. Смотрю, стоит одно старенькое авто, а за рулем дед сидит. В другое время я бы не рискнула с ним поехать, но сейчас выбора не было. Смеркалось, начал накрапывать дождь, и я была рада оказаться в тепле салона.
– Быстрой езды не боишься? – спросил водитель.
Я удивленно посмотрела на него, не решаясь произнести вслух: Какая быстрая езда, дед! Вечер, дождь, возраст, в конце концов – нам бы как – нибудь хоть допилить.
– А то некоторые пугаются, начинают спрашивать, сколько мне лет, – продолжал таксист. – Я говорю – 90!
А скорость между тем была уже порядочная, мелькали мысли: «Ему – то чего бояться, он свое пожил, а мне бы еще жить да жить». Паника начала охватывать меня, я осмотрела деда – почти весь седой, полноватый, с отвисшим вторым подбородком, но чисто выбритый, а глаза веселые.
– Ну, вам же не 90? – испуганно спросила я.
– Не, это я так, чтобы напугать, – улыбнулся дед.
«Юморист, блин», подумала я, немного успокаиваясь. Позвонила мужу, сказала, что села в такси. Водитель тут же отреагировал:
– А что же муж за тобой не приехал? Не любит, наверное? Или жадный, бензин экономит?
– Наверное, экономит – улыбнулась я. – Машина наша больно много топлива ест. А вообще, он только с работы, ждать его долго бы пришлось.
Дедушка оказался разговорчивым, расспросил обо всем – куда и откуда еду, на кого учусь, сколько детей, кем муж работает. А дождик уже лил во всю, дорогу почти не было видно.
– И чего вам в такую погоду дома не сидится? – спросила я деда.
– А скучно дома. Живу я один, поговорить даже не с кем. Жила со мной одна дамочка, сбежала, не понравился, наверное. А человеку общение нужно, да и деньги не помешают, вот и таксую. Много разных людей встречаю, в основном хороших. А вот в прошлом году случай был – сел ко мне пьяный мужичок и просит отвезти его бесплатно, денег у него нет. А мне что за удовольствие бесплатно развозить, отказал я ему. Тогда он вытащил из кармана нож и прямо мне в бок вонзил. Я еще сумел скрутить ему руки и вызвал полицию. Меня тут же в больницу отвезли, зашили, крови много потерял. А его посадили. В полиции все удивлялись, как я мог его скрутить раненый, а чего, я сильный ещё, а он пьяный был. Поправился я и опять на работу.
Я смотрела на водителя и думала, не такой уж он старый дед, как мне сначала показалось, вполне крепкий ещё. А гоняет, наверное, потому, что адреналина не хватает, скуку развеять хочет.
Доехали довольно быстро. Стемнело, дождь стих. На остановке меня ждал муж.
– Запиши мой телефон, может, еще пригожусь – сказал таксист. И вдруг добавил – Найди мне невесту! Плохо мне одному.
А дед – то еще не старый, оказывается! И о невесте мечтает. Пусть его желание сбудется. Счастья вам, Виктор Сергеевич!
Исповедь Марионетки
Руслан Веселов
«Mundus universus exercet histrionam
(Весь мир занимается лицедейством)
Гай Петроний (древнеримский
писатель, философ и политик).»
Поздний вечер выдался дождливым и неуютным. Хотелось просто пройтись по тихим улочкам, но из-за непогоды глаза сами стали искать укрытие. Ливень усиливался, и я уже хотел вызвать такси… Мой взгляд зацепился за необычную афишу на входе небольшого любительского театра.
На большом плакате явно не особо умелым художником была изображена марионетка, подвешенная на тонких ниточках. Всё это было в луче света на темном фоне и венчало этот образец уличного искусства броская надпись.
«Жизнь Марионетки». Премьера этого сезона, всего один день. Спешите!
Мне стало любопытно, да и вечер всё равно не сулил иных развлечений. Быстрая перебежка через улицу к входу, проход в фойе и покупка маленького клочка билета. Надо же? Типография СССР. Сколько же им лет? Да и сам декор театра словно был законсервирован во времени. Потертый паркет, деревянные наличники на стенах и настольные лампы под зелеными абажурами. Так и веет некой советской стариной. И почему-то запах нафталина и лаванды. Невольно сморщился. Помнится моя прабабушка, развешивала в шифоньере мешочки с лавандой. Вроде как от моли помогало, хотя, сколько помню этим мотылькам ничего не мешало жить в её шкафах и плевать они хотели на те мешочки.
Подслеповатая контролерша перед входом в зал долго и придирчиво рассматривала мой билет, и не найдя к чему придраться молча открыла мне вход. А народу ту на удивление не мало. Не сказать, что полный зал, но и не назвал бы его пустым. Может и вправду чего путного покажут. Прошел к своему креслу и едва успев сесть, как зал окутался во тьму. На сцене загорелся свет. Пожилой лысеющий конферансье озвучил название предстоящей пьесы, и перечислил количество задействованных в нем актеров. Кто-то в заднем ряду проворчал, что можно было бы и без этих разглагольствований обойтись. Наконец конферансье закончил свой монолог, и свет погас снова… Представление началось…
Действие первое.
На сцене поднялся занавес, открыв взорам зрителей свои декорации. Что-то гротескное нарисованное большими мазками на большом холсте вроде типовой квартиры в какой-нибудь хрущевке. Молодая девушка с приятными пышными формами, компания парней среди которых один смолил вонючие сигареты (я даже в зале чувствовал их вонь) и играл что-то незамысловатое на гитаре. В стороне стояла декоративная стена с приоткрытой дверью, за которой было полутемное помещение и маленькая шарнирная кукла, играющая на полу с котенком. Пока на основной сцене бренчала гитара под восхищенные крики парней и единственной девушки, кукла, подчиняясь веревочкам, что её дергали откуда-то сверху, нежно гладила маленькое пушистое животное. Прижимало к себе и с легким, словно укором смотрела на дверь.
– Ни хрена себе спектакль? Да ну на хер, я пошел! – Раздалось злое бормотание справа от меня и соседнее кресло опустело.
Я с оторопью смотрел на сцену. Не знаю, что увидел там для себя мой сосед по зрительному залу, но лично для меня это было сродни ушату ледяной воды. Я помню подобные «квартирники». Помнится когда моя мать была молодой и красивой мы жили с ней в подобной хрущевке. Отца у меня не было так как у того была другая семья и потому мама старалась устроить свою жизнь организуя у нас дома такие вот посиделки с гитарами. Парни были в основном военно-морскими офицеришками в малых званиях. Тогда военный, да ещё и офицер был пределом мечтаний для любой девушки. Как там говорилось? Хочешь стать женой генерала – выйди замуж за лейтенанта. Сколько помню, я часто был помехой. Меня так же отправляли в соседнюю комнату, чтобы не лез во «взрослые разговоры». Помнится, у нас был стереопроигрыватель, на котором мне ставили пластинки со сказками. Айболит, Карлик Нос Голубой Щенок и тому подобное… а тем временем в зале либо на кухне под звуки гитары звучали песни морской тематики…
Пока рефлексировал о своем прошлом на сцене произошла смена декораций. Вместо «хрущевки» показали столь же неумело нарисованную деревню и большой картонно-фанерный дом на переднем плане в качестве новой главной декорации. Немолодая женщина, идущая из сарая с ведром и ведущая за ручку туже марионетку, что и в прошлой сцене. А ну да! Пьеса же именно про неё и есть. Про Марионетку. Покуда мысли вертелись в голове, женщина, которая видимо по умолчанию была бабушкой главного персонажа этой истории, занималась хозяйством, а деревянный шарнирный внук ходил за ней хвостиком.
Да… помню и такое. Мать в огород было не затянуть. Вот и давала меня в деревню, словно на откуп. Вроде, как и по хозяйству поможет и в тоже время ей глаза мозолить не стану. Помню, как с бабушкой картошку сажали. Я из ведра маленькой лопаткой кидал навоз в готовую лунку, а бабушка клала туда проросшую картофелину. Кормили курей, а потом собирали домашние яички… И помню, каким монстром я рос. Капризным, ленивым и нелюдимым домашним тираном. Помню, как доводил бабушку, которая меня до последнего любила, и души во мне не чаяла, до слез… До сих пор жутко стыдно…
А на сцене новая смена декораций. Школа… Самая настоящая парта, стоящая посреди сцены, Марионетка сидящий за ней в позе примерного ученика. А вот задний же фон заставлял задуматься. Большой холст был изрисован в таком стиле, словно по обе его стороны стояли парты подобные той, что на сцене и за каждой сидели темные силуэты. Одни были пустыми и безликими, а некоторые из тех, что визуально ближе к зрителю имели злые провалы глаз и кривые ухмылки. И всё это было изображено так, словно этот фон был не позади парты Марионетки, а как будто вокруг него. Откуда-то шла музыка. Что-то из детства. Про первоклашек, но внезапно в марионетку прилетел комок бумаги, и музыка, пойдя рябью, стала неуловимо иной. Тревожной. А между тем в Марионетку, со всех сторон летели такие вот бумажные комки. От их частого попадания поза нарушилась, и кукла, словно в бессилии упала всем корпусом на парту. Тут на сцену вышел какой-то мальчуган в костюме «Adidas» с безликой маской на голове. Прошел развязной походкой мимо парты марионетки и демонстративно «случайно» задевает его стул. Да так, что несчастная кукла сваливается на пол где под гнусавый гогот ещё и пинка получает.